— Сейчас повторяешь про телефоны и попрощаешься. Не забудь извиниться за то, что передача получилась короткой! — и, окинув еще раз взглядом растерянную аудиторию, произнесла: — Дамы, сохраняйте тишину, еще пять минут, и вы будете свободны. Кто-нибудь пошел за врачом? А «Скорую» вызвали?
Ей ответили, что да, за врачом побежала Лера, а «Скорую» уже вызывают. Галина Сергеевна удовлетворенно хмыкнула и повернулась ко мне, не сводя с меня внимательного и требовательного взгляда. Я посмотрела на притихшую публику и на притихшую Марину, она села рядом с Игорем, заняв место его соседки, и тихонько поглаживала его, привалив к себе спиной, но молчала. Я поймала ее быстрый взгляд и поняла, чего ей стоило это молчание, но работа есть работа, и, пожалуй, Марина, как актриса, понимала это лучше всех: ведь сейчас у нас тоже шел спектакль, и, что бы ни случилось за кулисами, зрители не должны об этом догадываться, они должны получить то, на что рассчитывали.
Оператор подал мне знак, который означал, что реклама кончилась, и я, помнится, даже удивилась, что все случилось за какие-то три минуты. Я улыбнулась в объектив и произнесла тот текст, что была должна. Голос не дрожал и, только попрощавшись, поняв, что эфир окончен и уже пустили музыкалку, я уразумела, что это короткое выступление стоило мне немалого напряжения.
Я обернулась к Марине и тут же услышала ее тоненький всхлип. В дверях появились Лера и врач, обслуживающий наш телецентр. А через три минуты была констатирована смерть Игоря, предварительный диагноз — обширный инфаркт.
Глава 2
Опуская подробности дальнейших событий, которые не так уж сложно представить, скажу лишь, что «Скорая» подтвердила диагноз и увезла тело Игоря. Я же взяла на себя заботу о Марине.
Конечно, она была в таком состоянии, что страшно было доверить ей управление машиной — молочно-белой «Нивой» последней модели, принадлежавшей Игорю, — и повела машину сама. Марина сидела рядом, совершенно безучастная ко всему, она словно впала в транс, и я серьезно опасалась за ее состояние. К тому же я не могла не думать и о ее вещем, как оказалось, сне. Получалось, что женщина в черном и правда будто напророчила очередную смерть. Даже если у меня появились такие мысли, то нетрудно себе представить, что же тогда чувствовала Марина. Но она молчала, и я не решалась заговорить с ней. Наконец, когда мы оказались почти у дома, я предложила:
— Если хочешь, пойдем ко мне. Наверное, тебе не следует оставаться сейчас одной.
Она посмотрела на меня потухшим взглядом и, поколебавшись, кивнула в ответ. Мы вышли из машины и направились к подъезду. Поднялись ко мне, и я предложила выпить, зная по опыту, что небольшое количество алкоголя — но только очень небольшое — несколько расслабляет в подобных обстоятельствах. Марина опять согласилась без особого энтузиазма. Я налила нам в рюмки коньяку, и мы выпили.
— Знаешь, — сказала она, поставив рюмку на столик, — это все странно…
— Что именно?
— Сердечный приступ, — объяснила она, посмотрев на меня. — Игорь ведь очень следил за своим здоровьем. Он постоянно проверялся, ходил в спортзал и вообще… Был вегетарианцем. А последний раз он заглянул в поликлинику всего месяц назад, и все у него оказалось в порядке.
— А он не мог скрывать от тебя, что на самом деле болен? — спросила я.
— Скрывать? — удивилась Марина.
— Ну, как одно из возможных объяснений, — предположила я. — Говорят, такое нередко случается, когда серьезно больные люди скрывают свою болезнь от родных, чтобы не омрачать последние дни ни им, ни себе. Ты об этом не думала?
— Нет, — покачала она головой, — Игорь был здоров, я это знаю наверняка. У нас один кардиолог, он бы мне сказал.
— И все же? — не унималась я, стараясь хоть чем-то ее отвлечь.
— Если хочешь, я ему при тебе позвоню, — проговорила Марина.
— Позвони, — согласилась я и принесла телефонный аппарат.
Марина набрала номер, но почти сразу положила трубку.
— Занято, — сказала она. — Странно, что эта идея пришла тебе в голову…
— Ты так полагаешь? — удивилась я. — Но мне кажется, что такое вполне возможно. И потом, наверное, даже гуманно по отношению к родным. Не портить им последние дни, не изводить нытьем и стенаниями, уйти, пусть и неожиданно, но без истерик. А родители не могут знать о состоянии его здоровья?
— Его родители умерли, — ответила Марина. — Кажется, лет пять назад. Он тогда только институт окончил… Умер сначала отец, а потом, и года не прошло, как ушла мать. — И она снова принялась названивать кардиологу.
— А кто из родных остался? — спросила я, когда Марина снова положила трубку: кардиолог все еще с кем-то беседовал.
— Тетка и ее дочь, насколько мне известно. — Марина изобразила какую-то брезгливую мину.
— Что, ты их недолюбливаешь?
— Это у нас взаимное, — произнесла Марина. — Мы с Игорем три года вместе, а они до сих пор не желают со мной видеться, хотя он им недавно сказал, что в августе мы поженимся. — Она вздохнула, и на глаза выступили слезы.
— Кардиолог, — напомнила я.
— Ах да, — сглотнув, проговорила Марина, и на этот раз ей повезло: он уже освободился и взял трубку на другом конце провода, а мне представился случай услышать половину их беседы:
— Здравствуйте, Александр Борисович, это Марина Белогурова. Да, да. Спасибо, конечно. Но… Нет, Игорь… Он… Он умер. Сегодня. Обширный инфаркт… Нет, может… — Марина всхлипнула. — А я вам говорю, что может. Да. — Она не договорила и, бросив трубку, разрыдалась в голос. — Он сказал, что… Игорь был абсолютно здоров, — проговорила она сквозь рыдания.
Я встала, обошла стол и села рядом с ней, прижав ее голову к своему плечу и поглаживая по волосам. Пусть, пусть выплачется, наверняка хоть немного, но полегчает. А я тем временем думала о том, что если кардиолог прав и сердце у Игоря было абсолютно здоровым, то, насколько мне известно, инфаркт просто так не случается. В чем же дело?
Не знаю, сколько времени мы так просидели, но Марина понемногу стала успокаиваться. Я заглянула ей в глаза и осторожно спросила:
— Может, приляжешь?
— Да, наверно, — откликнулась она.
— Тогда, пойдем. — Я встала и протянула ей руку. Марина взялась за нее, но не встала.
— Ира, надо сообщить его тетке… — произнесла она таким несчастным тоном, что у меня помимо воли сжалось сердце.
— Если хочешь, — вдруг неожиданно для себя самой, чтобы хоть как-то облегчить ее страдания, предложила я, — позвоню ей.
Марина на минуту потупилась и кивнула:
— Если можешь…
— Я-то смогу, — заверила я Марину. — Ты только номер ее скажи.
Марина продиктовала номер телефона, я записала его на подвернувшейся салфетке и отвела ее наконец в спальню.
— Тебе лучше уснуть, — посоветовала я.
— Я все равно не смогу, пока не узнаю, как она отреагировала, — ответила мне Марина и легла на кровать.
— Тогда я пойду звонить, — сказала я. — Чтобы ты поскорее узнала и уснула.
— Хорошо, — слабо улыбнулась Марина и добавила: — Спасибо тебе.
