сильнейших эмоций человеческих, и, ревнуя, человек не в состоянии контролировать свои эмоции, он просто на это не способен, а значит…
Тем более Донченко мог с легкостью узнать адрес Волощенко: работали ведь в одной конторе. Да и прийти мог, не вызывая у Никиты Викторовича подозрений.
Только… Черт, просматриваются легкие нестыковки. Во-первых, полуобнаженный труп Волощенко был обнаружен на постели. Вряд ли человек мог открыть дверь поздно вечером, увидеть своего недоброжелателя и мирно улечься в кровать, впустив гостя в квартиру. В этом случае я предполагала два варианта — либо убийцей была женщина, либо преступник самостоятельно открыл дверь.
Зато есть довод и «за»: хромота. Человек, которого видела Ольга, а я полагаю, что им мог быть убийца, тоже хромал на левую ногу. И Донченко…
Но все это сплошные предположения, необходимы же факты.
Я набрала номер телефона Ольги Шалой, поприветствовала ее и спросила:
— Оля, помните, вы говорили, что видели человека, выходящего из дома Волощенко? На какую ногу он хромал? Вспомните, пожалуйста!
— На левую, — уверенно ответила девушка. — Сто процентов, на левую ногу. Я обратила внимание, даже посмотрела ему вслед — мне стало жаль человека. На ночь глядя выбегает из дома — я сразу подумала, что его выгнали. Хотя… Саша, наверное, это совершенно неважно, мелочи, но тогда от него исходил какой-то неприятный запах. Я еще подумала — человек перепил до чертиков, а жена его выгнала на улицу посреди ночи.
Мое сознание сначала уцепилось было за эту фразу, но ничего в ней не обнаружило и отбросило как ненужную информацию. Попрощавшись с Ольгой, я пролистала справочник и набрала другой номер телефона.
— «Производственное объединение «Золотая луна», — услышала я низкий, но определенно женский голос. И сказала:
— Добрый день, могу я поговорить с кем-нибудь из производственного цеха?
Я ужасно хотела узнать, когда же Донченко повредил свою ногу? Ведь Роман Глухов говорил, что Григорий не хромает. Я столкнулась с противоречием.
— Кто именно вам нужен? — спросили у меня.
— Кто-то, работающий в одну смену с Донченко. Я из милиции, должна задать несколько вопросов. Если будет удобно — могу подъехать.
— Минутку, я позову заведующего производственным цехом, — сказали мне, и минут через пять, наполненных томительным ожиданием, в трубке раздался другой голос — мужской.
— Константин Витальевич Муромцев слушает. Что угодно милиции? — прозвучал совершенно спокойный, лишенный тени ехидства вопрос.
— Простите, пожалуйста, вы не подскажете, когда Григорий Донченко повредил ногу? Может быть, вы в курсе…
— А что? Он намерен подавать в суд? — испуганно прозвучал вопрос.
— Нет, кажется, нет, — усмехнулась я. — Просто мне необходимо знать, с какого времени Донченко хромает.
— Он повредил ногу вчера в середине дня. У нас вышел из строя упаковочный аппарат, и металлический ящик упал на ногу Григория.
— Спасибо, — поблагодарила я. Моя версия не подтвердилась — а жаль. Обидно — такой хороший подозреваемый. Такой милый повод — банальная ревность… Но — как известно, расследование штука непредсказуемая.
И что же очаровательной Александрин Данич делать дальше?
Черт, все дороги ведут в Рим. Кажется, мне снова придется надоесть соседям Волощенко. Бедняги! Знали бы они раньше, что Волощенко могут убить — обязательно решили бы установить у квартиры Волощенко охрану.
Едва я собралась выйти из офиса, как затрезвонил телефон. Я мгновение подумала, стоит ли брать трубку, но потом решилась — и услышала голос Ларикова:
— Сашенька, как дела? Как подвигается твое расследование?
— Одно закончено, второе еще нет, — хмыкнула я. — А у вас как?
— Так себе. Скоро все должно завершиться, если мне повезет. Но это вилами по воде…
— Андрей Петрович, я не ожидала от вас такого пессимизма, — укоризненно буркнула я. — Все будет хорошо.
Мы распрощались, и я поскорее вышла из офиса. Не хотелось, чтобы еще кто-то оторвал меня от работы.
У дома Волощенко было пустынно, несмотря на сравнительно хорошую погоду. Я задумчиво прошлась по двору, размышляя, кого бы оторвать от домашних дел. У меня не получилось прийти к однозначному ответу. Я могла побеспокоить управдома или слесаря — но вряд ли кто-то из них сообщит что-то новое. То же касается и других соседей — кажется, я уже чуть ли не всех расспросила.
На лавочке в гордом одиночестве сидел старик в темных очках. Меня это несколько удивило — солнце неожиданно скрылось за тучами, и в воздухе стояла свинцовая духота. И тут же этот человек в черных очках.
К тому же он сидел около подъезда, в котором жил Волощенко. Раньше я его не видела. Мужчина совершенно не реагировал на мое появление. Может быть, пообщаться? А заодно и подумаю, кому бы еще надоесть.
— Добрый день, — улыбнувшись, вежливо начала я. — Можно присесть?
— Садитесь, — хрипловато разрешил мужчина и замолчал.
Я села рядом, задумчиво вперила взгляд в облака и пару минут последила за их медленно-ленивым движением. Будет дождь, точно будет, а я даже зонтика с собой не взяла. Ну что поделаешь — придется мокнуть. С другой стороны, хоть удастся передохнуть от удушающей жары.
Наконец молчание показалось утомительным, и я спросила:
— Простите, вы не из этого подъезда?
— Да, а в чем дело? — удивленно откликнулся мужчина.
— Вы знали Никиту Волощенко?
— Из какой квартиры? — поинтересовался мужчина. Я назвала номер, и он кивнул: — Жил прямо надо мной.
— Я из милиции, — привычно отрекомендовалась я. — Вы, наверное, знаете, что вашего соседа убили. Может быть, вы что-то… видели? Могу я задать вам несколько вопросов?
— Я ничего не видел, — пожал плечами дед и добавил невозмутимо: — Я вообще ничего не вижу, девушка.
— Простите, — растерялась я и чуть не убила себя за свою непроходимую тупость. — Я не знала…
— Но вопросы вы можете задавать, — серьезно сказал он. — Я с удовольствием помогу милиции. Если смогу.
— Но… — попыталась я протестовать, подбирая слова, дабы быстренько ретироваться.
— Я ничего не вижу, но все прекрасно слышу, — устало хмыкнул старик. — Но это почему-то не интересует милиционеров.
Я тут же почувствовала угрызения совести — даже милиции несчастный человек неинтересен. Так хоть я с ним поговорю. Даже если ничего интересного не скажет — хоть развлечется. А немного времени я могу выкроить.
— Вы слышали что-то необычное ночью два дня назад?
— Приблизительно в половине двенадцатого ночи я слышал голоса — соседа, его я часто слышу, и другого мужчины — довольно высокий голос. Думаю, мог бы узнать голос этого человека, если бы услышал еще раз.
— А о чем говорил Волощенко с этим человеком, вы случайно не уловили? — поинтересовалась я.
