орлиным. Все в ней совершенство. А ты сделала все возможное, чтобы я всю жизнь мучилась от осознания собственной неполноценности!
— Да, я вижу, как ты мучаешься, — скептически хмыкнула мама. — Просто тебе все падает с небес, и ты окончательно обленилась.
— И что мне с небес нападало? — поинтересовалась я. — Неужели ты сейчас, презрев все свои педагогические методы, сообщишь мне, что я умна, хороша собой и талантлива?
— Ну, Пенс вот тебе нападал, — неуверенно сказала мама, не желая расстаться со своей педагогической доктриной, согласно которой скромность украшает любую девицу. — Не так уж мало.
— Кстати, Пенс, — задумалась я. — А вот Пенс-то мне и нужен! Придется забежать к нему на минуточку, дабы попросить его об одолжении…
— Ага, попросить об одолжении! — тут же рассмеялась мама. — Я слышала, как ты просишь. Об одолжении. «Пенс, сходи туда. Пенс, сделай это. Пенс, достань с неба вон ту звезду!» Бедный парень! Ты вообще-то с ним когда-нибудь говоришь ласковым тоном?
— Когда он меня не слышит, — парировала я. — Мужчин, ма, надо держать в черном теле. Иначе они садятся на шею!
— И откуда у нас этакие познания?
Я не ответила. Время поджимало.
Чмокнув ее в щеку, клятвенно пообещала вернуться пораньше и выбежала из квартиры.
Надо было забежать в соседний дом, дабы полюбоваться с утра на будущую свекровь. Чтоб день уж сразу не задался! В конце концов, раз ты и так не рассчитываешь на счастье сегодня, можно встретиться и с будущей свекровью… Одним несчастьем меньше, одним больше, какая разница?
Поднявшись на четвертый этаж, я притормозила возле Пенсовой двери и сделала глубокий вдох.
Сейчас я с ней увижусь. Правда, пока еще эта полногрудая дама тешит себя надеждой, что ее драгоценное чадо одумается и выберет себе в жены нормальную женщину, которая будет ей хоть немного понятна.
Я не пойму, кстати, как Пенс умудрился произрасти в этом семействе. Иногда мне кажется, что его просто перепутали в роддоме. Даже черты его лица резко отличались от фамильных. А может, он вообще был подкинут английским обнищавшим аристократом?
«Сейчас она скажет, что безумно рада меня видеть, но удивится, чего это мне не спится в этакую рань, — усмехнулась я. — Но перед этим она меня поцелует!»
Я ненавидела эти поцелуи. Троекратные, в губы. Но Пенсову маменьку трудно было переучить — в сии любезности она вкладывала собственный философский смысл, поэтому приходилось терпеть.
Хорошо, что Пенс этого не унаследовал!
Итак, я нажала на звонок, уже предчувствуя крутую «материнскую ласку», и стала ожидать с кислой миной явления на пороге маменьки.
Но сегодня, видимо, все складывалось в мою пользу!
Дверь открылась, и на пороге возникла долговязая фигура моего рыцаря, с всклокоченными кудрями и заспанной физиономией.
— Ты? — удивился он. — Привет!
— А где наша мамми? — поинтересовалась я.
— Ты к ней? — еще больше поразился он. — Надеюсь, она ни в чем криминальном не засветилась?
— А что, есть вероятность?
— Ну, я же не знаю, чего от нее можно ожидать! Так нету ее. К ней племянник из Вязьмина приехал, она с раннего утра туда отчалила.
— Ну и чудно, — обрадовалась я, зная привязанность маменьки к вязьминскому племяннику. До завтрашнего утра ее не будет. — А мне вообще-то нужен ты.
— По делу, — констатировал он, насмешливо улыбаясь.
— Если бы ты был нужен мне не по делу, я явилась бы ночью. «В атласных туфельках, как тень, смеясь и плача». Под моим плащом ничего бы не было надето. А я, как ты можешь наблюдать, выгляжу как деловая женщина.
Он окинул меня скептическим взглядом. Наверное, в его глазах деловые женщины выглядели не так.
— Проходи, — кивнул он. — Кофе будешь?
— Нет, спасибо. У меня времени мало!
Тем не менее я прошла в его комнату и плюхнулась в кресло. Он включил магнитофон, и комната немедленно наполнилась «грегорианцами». Ради меня, надо думать! Без меня мой возлюбленный наверняка слушает какой-нибудь «Оверкилл». Однако сейчас «грегорианцы» напоминали мне об ужасной ночи и мало согревали душу. Лучше бы он поставил «Рамштайн».
Со стены мне улыбался Даймон Хилл, я улыбнулась ему в ответ. Пенс окинул меня ревнивым и собственническим взором.
— Так зачем я тебе понадобился? — отвлек он мое внимание от Даймона на себя.
— Ванцов просил попытаться выяснить, кто у нас решил порезвиться на дорогах, — сказала я.
— В каком плане? — нахмурившись, спросил Пенс.
— Меня интересует байкеры, которые внезапно начали богатеть.
— То есть? Ты можешь говорить яснее?
— Кто-то в коже развлекается грабежами, — пояснила я. — Попытаешься выяснить кто?
— Ах, вот оно что… Могу точно тебе сказать, что из наших — вряд ли!
— Понятное дело, братья… — протянула я.
— Да не в этом дело! — отмахнулся он. — Просто все живут как жили. Ни у кого особенных богатств не появилось. Разве что наоборот… Но я попытаюсь. Может, что-то узнаю.
Я поднялась. Время уже подкатывало к девяти. Ну и гораздо же оно лететь!
— Ладно, я забегу вечером, — пообещала я.
На пороге он вдруг сказал:
— Подожди, Сашка! Я в этом не уверен, но, кажется, у Тараски завелись деньги.
Я развернулась.
Тараска был самый что ни на есть бестолковый тип. Я вообще не могла понять, как он умудряется выживать на белом свете.
— Откуда?
— Не знаю, но вчера он вроде бы грозился закатить чудную пирушку! Может быть, это он?
— Он? — переспросила я и фыркнула. — Вот уж на него я подумаю в самую последнюю очередь! Скорее ограбят его самого, если, конечно, найдут что грабить!
Пенс развел руками.
Я поцеловала его и пошла дальше.
Увы, так вот устроена моя жизнь — даже на любовь не остается времени!
Половина десятого утра.
Вика взглянула на часы. Сейчас ей казалось, что время ползет как черепаха.
Мать выглядела осунувшейся, вокруг глаз залегли черные круги, и Вика сжала руки — не приведи бог, с ней что-нибудь случится!
И не приведи бог, что-то случится с Алисой…
Нынешний день она запомнит на всю жизнь.
Звонок в дверь заставил ее встрепенуться.
Неужели он все-таки пришел? Вчера, когда они поссорились, Вика думала, что в нем уже нет ничего человеческого. Виталий в ее глазах окончательно превратился в пустое место. Впрочем, он был уверен, что ни-че-го не случится.
Так он ей и сказал.
Ничего не может случиться с Алисой.
