— Ну ясно, — кивнула техничка. — Сейчас я Зою позову, а то мне нужно еще третий и четвертый этажи домыть. На первый этаж приходится за водой бегать, кошмар!
Пробормотав что-то о «властях», она зычно крикнула Зою. На крик из ближайшей комнаты, где слышен был свист закипающего чайника, вышла молодая симпатичная куколка с синтетически-белыми кудряшками и немного расплывшейся фигуркой.
В отличие от поломойки девушка сразу определила истинный возраст Ларисы.
— Женщина, с вами все в порядке?
Лариса вполне правдоподобно что-то простонала. Ее провели в ординаторскую, дали лекарство с резким запахом, которое Ларисе пришлось выпить.
— Настойка элеутерококка, — сказала медсестра, — а вы чем обычно лечитесь?
Лариса попыталась вспомнить название хоть какого-нибудь лекарства, но не смогла. Она ничего об этом не знала.
— Это у меня впервые…
— А, понятно, — кивнула девушка, — приливы как раз в этом возрасте и начинаются. С месячными все в порядке?
Лариса покраснела, но кивнула.
— Ну это ничего, скоро они прекратятся. У вас климакс начинается, как я думаю. Правда, ранний. Но это бывает, когда жизнь полна стрессов или наследственность способствует.
Лариса, которая размышляла о том, как бы выяснить, к кому именно приходил ночью «жених», пришла в ужас. Слова медсестры вдруг напомнили ей о грядущей пакости под названием менопауза. Она-то привыкла считать себя молодой и не задумывалась о предстоящей старости! Ей действительно стало дурно. Она медленно возвела глаза на хорошенькую Зоечку, зевавшую с равнодушным видом, у которой впереди была вся ее молодая жизнь, и элегантно упала в настоящий обморок — прямо на диван.
Очнулась Лариса от резкого запаха нашатыря. Она с детства его не переносила, поэтому ей моментально захотелось чихнуть, что она и сделала.
— Будьте здоровы, — сказал голос, принадлежавший невысокому усатому мужчине в белом халате. — Как вы себя чувствуете?
Челюсти врача — если это был врач — непрерывно двигались, перекатывая во рту мятную жвачку. На носу сидели модные очки без оправы, из-за стекол которых на Ларису смотрели два внимательных черных глаза. Горбатый длинный нос и отливающий синевой подбородок выдавали в мужчине кавказца. В руках с безупречно чистыми ногтями он медленно сжимал резиновую грушу. Лариса ощутила, как ее левую руку что-то сдавливает. Она скосила глаза и увидела, что пиджак с нее снят, рукав блузки закатан и плечо обернуто тканевой манжетой, соединенной резиновой трубочкой с грушей.
— Тихо, тихо, не дергайтесь, — с едва уловимым акцентом сказал он, — я у вас давление меряю.
— А вы кто? — слабым голосом спросила Лариса.
— Дмитрий Петрович, — ответил он, — дежурный врач. Что же это вы так себя не бережете? С давлением — и без лекарств, так нельзя! Себя беречь нужно.
Лариса кивнула.
— А где мой пакет? Я к племяннице собиралась…
— Да здесь все, здесь, не волнуйтесь, — врач смотрел на тонометр. — А кто ваша племянница?
— Ольга Северцева. В триста седьмой. Ее только сегодня перевели.
— А-а, знаю, — кивнул врач, — та самая Северцева…
— Что значит — та самая? — сразу же насторожилась Лариса.
— Ничего, — спокойно оборвал разговор Дмитрий Петрович. — Просто я ее помню.
Лариса пару секунд подумала и решила пойти ва-банк.
— К ней жених на днях приходил. Миша. Вы в курсе?
— А, так вы знаете, — врач облегченно вздохнул. — А то сами понимаете: мы же вроде бы не должны пускать сюда посторонних, но он очень просил. У Зоечки сердце не железное, вот она и не выдержала.
— А во сколько это было?
— Зоечка, когда тот молодой человек к девушке, которую чуть не задушили, приходил? — спросил врач.
— Полдвенадцатого, позавчера, — откликнулась Зоечка, размешивая в стакане растворимый кофе. Здесь же на столе, рядом со стетоскопами и какими-то медкартами, лежала нераспечатанная пачка печенья «Юбилейное» и стояла банка варенья. — Цветы ей принес, но их пришлось убрать. Нельзя.
— Долго он у нее пробыл? — спросила Лариса.
— Да пять минут всего. Все-таки это большой риск — если узнают, мы можем и с работы вылететь. Поэтому мы им сказали, чтобы они поскорее там…
— Значит, женихов вы пускаете, а родителей нет, — подытожила Лариса.
— Каких родителей? — усмехнулся врач. — Девчонка-то детдомовская. У нее медицинская карта старая, там все указано.
«Вот тебе и на! — поразилась Лариса. — Оказывается, Оля все напридумывала? Но зачем? Если это оказалось ложью, то, может быть, и все остальное — тоже вранье?»
В женской палате никого, кроме лежавшей возле окна бледной Ольги, вроде бы дремлющей, не было. Лариса осторожно подошла к ней, думая, что та спит, но больная открыла глаза и слабо улыбнулась.
— А, это вы, — Ольга приподнялась на кровати и села.
Слабым голосом, со всхлипами она поблагодарила Ларису за то, что та спасла ей жизнь. Лариса почувствовала себя неловко. Она не очень любила такие моменты, напоминающие ей о «мыльных операх», и поэтому Лариса поспешила перевести разговор на другую тему.
— Ольга, как я понимаю, вас перевели сюда только сегодня. К вам еще не приходил следователь?
— Нет.
— Вот и отлично. Я бы хотела с вами поговорить о том дне, когда вас чуть не убили.
На Ольгино лицо легла тень неудовольствия.
— Я… я бы не хотела об этом говорить, но, наверное, придется. Вам же это нужно. Только вот я практически ничего не помню, — на немой вопрос, который Лариса выразила поднятием бровей, девушка ответила: — Я сама была удивлена, когда пришла в себя, попыталась вспомнить, что произошло, и поняла, что ничего не помню. Врач мне объяснил, что это могут быть последствия шока, что со временем, когда моя психика будет подготовлена, все всплывет само собой. А пока… как же это он сказал, — Ольга нахмурилась, — пока мое сознание само защищает меня от боли. По-моему, так. Я помню только то, как очнулась на кровати, а рядом — вы, а еще… шея очень болит. И перед глазами все качается, искры летают…
Она зажмурилась и мотнула головой, словно пытаясь прогнать ужасные воспоминания.
— Понятно. Скажите, Оля, а к вам никто не приходил? Я имею в виду родителей, друзей… — начала Лариса.
— Может быть, и приходили, — пожала плечами Ольга, — я же без сознания была. Про родителей я вам рассказывала, а друзей у меня нет, кроме… Миши, Хоббита и Максима, но их бы не пустили.
— Врать нехорошо, Олечка, — мягко сказала Лариса. — Я-то знаю, что к вам позавчера в половине двенадцатого ночи приходил Михаил.
— Что? — Ольга попыталась изобразить удивление, но она была еще слишком слаба для хорошей актерской игры. Отлившая от лица кровь выдала ее волнение. На виске бешено забилась голубоватая жилка. — С чего вы это взяли? — пробормотала она.
— Мне врач сказал, — объяснила Лариса, — так что, сами понимаете, нет смысла это скрывать. Михаил — ваш жених?
— Нет, — замотала головой девушка, — нет, вы же знаете, что моим женихом был Дима! Я не понимаю ваших вопросов…
— Оля, — Лариса пару секунд смотрела на тумбочку, где стояли те самые цветы, которые медсестра не разрешила оставить в реанимационной палате. Белые тугие хризантемы уже слегка подвяли. — Кто
