фотоискусства, его личная работа, не имеющая никакого отношения к предъявляемому ему обвинению.
Прокурор (обращаясь к судье). У меня вопросов к мистеру Смиту больше нет.
Судья. Вы свободны, мистер Смит. Подсудимый Крогер, как оказалась ваша фотография у арестованного в Америке полковника Абеля?
Питер. Нам неизвестно, как она оказалась у него.
Судья. Но он фотографировал вас? И если фотографировал, то где и при каких обстоятельствах?
Питер. Нет, он нигде нас демонстративно не фотографировал. Но я не исключаю, что его фотообъектив мог нас выхватить из уличной толпы.
Судья. Подсудимый Крогер, вы знали, что полковник Абель — советский шпион?
Питер. Нет, ваша честь, я повторяю, что мы вообще не были с ним знакомы.
Судья. Тогда скажите, для чего вы сменили свои фамилии при отъезде из США?
Питер. В период расцвета маккартизма все члены Компартии США подвергались преследованиям и репрессиям. Чтобы не оказаться в их числе, а мы были тогда активными ее членами, мы решили покинуть Америку и купили у незнакомого нам моряка два мексиканских паспорта за пятьсот долларов.
Судья. Но почему вы, подсудимый Крогер, не признались, когда был задан вопрос, знакома ли вам фамилия Санчес? Не лучше ли было все сразу рассказать?
Питер. Я ничего не могу вам добавить по этому поводу.
Судья. А для чего вам понадобились паспорта на имя Джеймс Цилсон и Джейн Смит?
Не имея желания восполнять пробелы следствия, Питер обежал взглядом зал, глубоко вдохнул в легкие воздух и, выдохнув, сказал:
— Извините, ваша честь, но я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
Судья, многозначительно перекинувшись взглядом с генеральным прокурором, равнодушно обронил:
— Садитесь, подсудимый Крогер…
Сделав небольшую паузу, лорд Паркер скопом задал ранее упоминавшиеся вопросы Хелен. Она с неприязнью долго смотрела на Верховного судью, потом громко произнесла:
— Я, ваша честь, тоже отказываюсь отвечать на ваши вопросы.
— Ах, вот как! — обрадованно воскликнул лорд Паркер и, подмигнув присяжным заседателям, добавил — Члены жюри, я полагаю, должны сделать из этого соответствующие выводы…
В этот момент сдали нервы и у сэра Реджинальда Мэнингхэма-Буллера, которого английская пресса не без фамильярности окрестила «Сэром Устрашающим», поскольку его фамилия была созвучна со словом «булли», что в переводе на русский язык означало «забияка», «задира». Получив поддержку от Верховного судьи, Мэнингхэм-Буллер, что называется, ринулся в бой:
— Вы, Крогеры, как и подсудимый Лонсдейл, являетесь профессиональными разведчиками! Единственная разница, которую я вижу между вами и Лонсдейлом, состоит в том, что вы были лишь исполнителями его воли…
Зал снова зашумел. Успокаивая его, лорд Паркер поднял руку, затем начал рыться в своих бумагах. Отыскав нужный документ, он встал и с высоты своего судейского кресла произнес пространную речь, в которой всячески подчеркивал все, что свидетельствовало против обвиняемых, искусно обходя при этом очевидные слабости обвинения.
После своего выступления Верховный судья объявил перерыв. Подсудимых отвели в камеры. Журналисты и юристы, присутствовавшие на суде, стали гадать, сколько лет каждому из «портлендской пятерки» могут дать. Многие из них сходились на том, что Лонсдейлу как руководителю шпионской сети «влепят» четырнадцать лет, Хаутону и Этель Джи — десять, чете Крогеров по всем канонам английского судопроизводства — три-четыре года каторжной тюрьмы.
О чем же в это время думали, сидя в камерах-одиночках, Питер и Хелен? А думали они о том же самом — о предстоящем решении суда. Через полчаса их снова ввели в зал. Верховный судья, исполненный важности и значительности момента, спросил присяжных, пришли ли они к какому-нибудь решению. Старший из них ответил кивком и тут же зачитал протокол, по которому все члены «портлендской пятерки» признавались виновными в тайном сговоре с целью нарушить закон о сохранности государственной тайны.
Затем в соответствии с правилами британского судопроизводства заключительное слово было предоставлено суперинтенданту Смиту. Располагая копией переданного присяжным заседателям и обвинению документа, подготовленного по результатам экспертизы, и полученным от ФБР дополнительным материалам, Смит начал громко читать:
«Настоящее имя Питера Крогера — Моррис Коэн. Он родился в 1910 году в Нью-Йорке, в семье эмигрантов из Украины. В 1937 году уехал в Испанию, где принимал участие в гражданской войне. Вернувшись в США по другому американскому паспорту, на имя Израэля Олтмана, он получил работу в советской коммерческой организации „Амторг“. В 1941 году женился в штате Коннектикут на Леонтине Терезе Пэтке (или Хелен Джойс Крогер). В июле 1942 года он был призван в армию, воевал в Европе. После демобилизации в 1946 году поступил на учебу в педагогический колледж Колумбийского университета. По его окончании преподавал в различных школах г. Нью-Йорка.
Леонтина Тереза Пэтке родилась в 1913 году в городе Адамс штата Массачусетс, в семье польских эмигрантов. По окончании школы получила работу домашней прислуги, работала управляющей школы на авиационном заводе в Нью-Йорке, была активной коммунисткой.
В 1948 году Коэнов иногда навещал мужчина по имени Милк.[55] Они представляли его соседям как преуспевающего английского бизнесмена. Впоследствии было установлено, что это был полковник Рудольф Абель — советский шпион.
Весной 1950 года по подозрению в шпионаже были арестованы граждане США — Дэвид Грингласс,[56] его сестра с мужем — супруги Розенберг — Этель и Джулиус, которые впоследствии были казнены на электрическом стуле. Когда проводились эти аресты, Коэны, закрыв свои банковские счета, исчезли из Нью-Йорка. Несмотря на их розыск в Штатах и в других странах, ФБР не удалось напасть на их след в последующие десять лет.
В Англию Коэны прибыли из Вены в 1955 году по новозеландским паспортам на имя Крогеров. Сначала они поселились в южной части Лондона — Кэтфорде, а затем купили собственный дом в Руислипе, в графстве Миддлсекс. Арендовали офис на Стрэнде, где Питер Крогер, он же Моррис Коэн, Санчес Педро Альварес и Джеймс Цилсон, развивал свое книготорговое дело. В дальнейшем Крогеры периодически выезжали за границу, причем эти поездки иногда совпадали с поездками Гордона Лонсдейла в те же страны. Например, во Францию и Швейцарию. На допросах Коэны отвечали не на все вопросы и при этом не всегда были искренни…»
Закончив чтение документа, суперинтендант поднял на Верховного судью заискивающий, покорный взгляд:
— У меня все, ваша честь.
— Хорошо, мистер Смит. Вы свободны, — ответил ему лорд Паркер.
После этого наступил черед огласить заранее приготовленный приговор. Лорд медленно поднялся из судейского кресла, окинул зал торжествующим взглядом и, ощущая себя чуть ли не спасителем Великобритании от иностранных шпионов, почувствовал, что наступил час его великой славы, с которой он войдет теперь в историю английского правосудия, и начал читать приговор. Закончил он его витиеватыми фразами:
— …Поскольку тайный сговор Крогеров с Лонсдейлом длился около пяти лет, каждый приговаривается к двадцати годам тюремного заключения. То есть год их противоправной деятельности приравнивается к четырем годам отбытия наказания…
Зал, удивленный слишком жестоким приговором, в который раз зашумел, осуждая уже лорда Паркера
