— Я очень хочу, чтобы и впредь, — продолжал между тем Иван Сергеевич, — мы собирались со всеми вами здесь, за таким же обильным и большим столом. Я очень благодарен вам за то, что вы все у меня есть. Давайте за это и выпьем.
Из присутствующих никто не возразил против такого предложения, и все дружно опрокинули рюмки в свои глотки. Клубнев, поставив рюмку на стол, встал со своего места и нетвердой походкой поплелся к мужчине, сидевшему через несколько мест от него. Тот сидел спиной к Ларисе, и рассмотреть его она не могла. Зато прекрасно заметила, каким взглядом его одаривала сама Горецкая.
«Ого, — подумала про себя Лариса, — а здесь, похоже, кипят настоящие и совсем не театральные страсти».
— Юрка, друг, — Клубнев благополучно добрался до предмета страсти Горецкой и с трудом рухнул рядом, — ты самый лучший друг. Ты знаешь об этом? — Клубнев пьяно обнял «друга» за плечи и стал почти что кричать ему в ухо.
Судя по тому, как Юрка был одет, он был главным спонсором всей предвыборной кампании Клубнева. Он слегка отстранился от Ивана Сергеевича и повернулся к Ларисе в профиль. Клубнев что-то упорно говорил ему, тот же со всем соглашался и для пущей убедительности постоянно кивал головой. Профиль у «спонсора» был просто классический: прямой греческий нос, тонкие губы. На вид его возраст колебался от тридцати пяти до сорока пяти. Выглядел он просто шикарно.
«А Горецкая не дурочка, — усмехнулась про себя Лариса. — Вот этого, наверное, она и сама могла бы выбрать себе в любовники. Хотя… Скорее нет — он больше наверняка ухлестывает за молоденькими длинноногими дурочками, а на Горецкую если и клюнул, то только из-за мужа. Наверняка тот ему зачем- нибудь нужен, не просто же так он дал ему денег. Хотя, конечно, может, они и на самом деле друзья…»
Ее мысли прервал пьяный крик того самого толстого мужичка, которого Лариса видела на экране у себя в кабинете.
— Я предлагаю выпить за звезду, озарившую небосвод нашего города, — с пафосом восклицал он. — Она засияла там так, как никто до нее не сиял. Она даже не звезда, а целое созвездие ярких звезд, каждая из которых воплощает одно из ее достоинств!
Толстяк кричал так, как будто все присутствующие находились в пустыне, а он являл собой глас божий и боялся, что кем-то не будет услышан. У Ларисы даже в ушах зазвенело от этого противного жидкого тенорка.
— Я думаю, что вы все уже поняли, — продолжал орать мужик, — что этот тост я предлагаю за Анастасию Николаевну.
Та, судя по всему, не была в восторге от тоста, но все-таки, слегка привстав и кисло улыбнувшись, поблагодарила.
— Спасибо тебе, Влад, но зачем столько эпитетов! Если бы все это было верно, то я бы не уехала из Москвы, — как-то даже слишком скромно произнесла она.
— О, тогда мы потеряли бы прекраснейшую из женщин, — пробасил чей-то голос справа.
Толстый мужичок тем временем засеменил к Горецкой, наверное, для поцелуя, но та, предвидя такой поворот событий, протянула ему руку, и тому ничего не оставалось, как довольствоваться этим. Однако он и из этой ситуации попытался вытянуть максимум приятного для себя. Поцеловав актрисе пальцы, он с жаром и пылкостью перекинулся выше и, не встречая особого сопротивления, дошел до плеча.
— Влад, перестань, пожалуйста, дурачиться! — оторвал его от этого занятия новоиспеченный депутат Клубнев. — Это все-таки моя жена, и при мне клеить ее неприлично!
— Понял, — довольно хмыкнул Влад, — буду клеить ее без тебя.
Вся компания довольно засмеялась, а Горецкая с неприязнью посмотрела на мужа и тут же отвернулась, не забыв при этом скользнуть взглядом в сторону «друга» Юрки. Тот был достаточно сумрачен и шутку не поддержал.
— Анастасия Николаевна, — сладким голосом начала подсевшая к ней дама лет шестидесяти.
«Очень сухонькая, но сильно молодящаяся, — мысленно прокомментировала ее появление Лариса. — В ее возрасте пора сменить губную помаду на что-то более спокойное и не такое броское. А волосы совсем не обязательно красить в фиолетовый цвет. Каштановый подошел бы лучше».
— А это правда, — продолжила дама заговорщицким шепотом, — что Маша Астафьева — любовница Якушева?
— А? Что? — рассеянно посмотрев в сторону экзальтированной особы, переспросила Горецкая и тут же машинально ответила: — Кажется, да.
— Какой ужас! — зашептала дама. — Она же совсем еще девочка. Ну и нравы пошли… В наше время такого не было. Якушев ей просто в папы годится. Какой ужас! А ведь у него была любовница. Как же она перенесла отставку?
— Я не знаю, нормально, наверное, — равнодушно ответила Горецкая. — Завела себе другого. В чем же проблема?
— Ну, я не знаю, — протянула дама с фиолетовыми волосами. — А как на все его проказы смотрит жена?
— А что жена? — даже с каким-то вызовом переспросила Горецкая. — Она-то уж, наверное, не страдает от этого.
— Да она у него просто душка, как от такой куколки можно ходить налево? — патетически возмущалась дама. — Не понимаю… Да, — махнула она рукой, — все мужики одинаковы. У вас, наверное, тоже такие же проблемы? — вдруг игриво поинтересовалась она.
Горецкая совсем не ожидала такого поворота темы и растерянно пожала плечами.
— Я думаю, что нет, — не совсем уверенно ответила она.
Разговор был ей явно неприятен, и она отвернулась.
— А все-таки Якушев — чудо! — мечтательно закатив глаза, встала со своего места дама.
Похоже, она сама была не прочь заполучить его себе в любовники. Но, наверно, возраст все-таки не позволял.
Лариса вздохнула и пошла к себе в кабинет. Там она, потянувшись, попросила Степаныча принести ей кофе и какой-нибудь легкий салат из морепродуктов. Ей опять стало скучно. Проблемы у всех были одинаковые. Наверняка та же Горецкая, приходя домой, тихо ненавидит своего мужа и страстно мечтает о каком-нибудь поклоннике.
Беззвучно открылась дверь, и в кабинет вошел Степаныч, неся на подносе кофе, салат и мартини. Последнее он прихватил на всякий случай, и это в данном случае пришлось кстати.
— Спасибо, — поблагодарила Лариса, — ты, как всегда, предусмотрителен.
Степаныч неуклюже поклонился, шутливо изображая галантного кавалера, и, слегка улыбнувшись, вышел. Лариса, еще раз мельком взглянув на экран монитора и отметив в очередной раз, что Горецкую она видела не только в театре, выключила изображение.
Немного погодя она включила небольшой телевизор JVC, который стоял на тумбочке. На экране тут же возникла довольно миленькая дикторша, которая объявила о продолжении программы «Новости» на местном канале и передала слово своему коллеге, который должен был ознакомить телезрителей с криминальной стороной провинциальной жизни.
На экране замелькали улицы Тарасова. Их снимали из белой милицейской машины с мигалкой. Камера остановилась на здании «Салона красоты», постепенно размывая изображение и фокусируя его на молодом человеке с микрофоном в руке. Он бодрым голосом, с довольно оптимистической интонацией начал рассказывать о недавнем убийстве в районе мясокомбината. Потом он вскользь упомянул о парочке пьяных драк в Заводском районе, закончившихся очень неудачно для их участников — два человека оказались в результате на кладбище. И, наконец, сделав паузу, он перешел к главному событию — трупу, найденному с ножом в груди в городском парке «Липки». Ларисе даже показалось, что репортер сожалеет о том, что за прошедшую неделю так мало произошло убийств. Настолько плотоядным было выражение лица человека, который рассказывал об этих в принципе не очень веселых происшествиях.
Лариса отпила кофе и налила в бокал немного мартини, не переставая при этом смотреть на экран телевизора. Изображение молодого человека, с оптимизмом вещавшего о смертях других, наконец сменилось кадрами, снятыми на месте происшествия.
«Два дня назад, — вещал голос за кадром, — в парке «Липки» был обнаружен труп мужчины с
