Люська громко орала, стараясь перекричать знаменитый фольклорный коллектив, который тем временем тянул нечто совершенно другое.
— Не боишься соседей перепугать? — попробовал ее попридержать собутыльник.
— Да пошли они все! — хмельным голосом завзятой гуляки выругалась Люська. — Я у себя дома. Что, уже и в собственном доме не имею права петь? Я свободный человек. Сейчас еще и стихи буду читать. «Выпьем с горя. Где же кружка?» А? — икнув, добавила она.
Кныш хорошо знал Бомбу и прекрасно понимал, что она не столько пьяна, сколько придуривается.
— А хочешь, я сейчас выйду на балкон и стриптиз всем покажу? — продолжала заводиться она. — Хочешь?
— А вот этого не надо. Это уже статья, — предостерег ее Кныш.
Но Люська как бы его и не слышала.
— Ты что думаешь, мне слабо? — почти орала она. — Слабо?!
— Ладно, сбавь обороты, сердечная моя. Оставим шоу на потом. Отложим до следующего раза, — предложил гость. — У меня к тебе вообще-то дело есть. Я ведь не просто так пришел.
— Ах ты гад, — пристыдила его несостоявшаяся стриптизерша. — Ну ты! Ну, какой же ты все-таки гад. Я его как родного! Я к нему, можно сказать, со всей душой! А он!
— Да ладно, хватит тебе, — попытался остановить ее Кныш.
— Что, поверил? Поверил, да? — Люська снова зашлась в своем неподражаемо простецком лошадином ржании.
Когда она малость успокоилась, Кныш спросил:
— Хочешь заработать?
— Смеешься, что ли? Кто ж этого не хочет? А сколько? — С Люськи быстро сошел хмель, и она вмиг посерьезнела. — Много? Если сумма приличная, я согласная.
— Не сомневайся, получишь вполне солидное единовременное пособие или вознаграждение. Это уж называй как хочешь, — заверил Кныш.
— А кроме того? — заигрывающе улыбнулась боевая любительница частушек.
— Что «кроме того»? — не понял Кныш.
— Что я буду иметь? — по-матерински сюсюкающим голоском спросила Люська, будто разговаривала с маленьким ребенком.
— Как это? Тебе что, кроме денег, еще что-то нужно? — удивился Кныш.
— Ну, догадайся. — Люська покинула свое место и приблизилась к нему.
Наклонившись, она обхватила его за шею и, не отпуская, уселась к нему на колени.
— Мне сейчас, по правде сказать, совсем не до загадок, — сказал Кныш, прекрасно понимая, о чем идет речь.
— Мне нужно не «что-то», а «кого-то», — пояснила Люська.
— Мадам, вы вгоняете меня в краску. — Кныш старался быть до предела серьезным.
— Ты останешься у меня сегодня?
— Вообще-то у меня сегодня дела! — начал ломаться Кныш подобно девке, «динамящей» желающего полакомиться ею мужчину.
— Какие еще там дела в такое время? — усомнилась неравнодушная к отсутствию мужского внимания Люська. — К бабе, что ли, собираешься? Так скажи! А кто она? Я ее знаю?
Кныш держал паузу.
— А я что, тебе уже не нравлюсь? — продолжала наседать Люська. — Ну скажи, скажи мне: что такое у нее есть, чего нет у меня? Оставайся, не пожалеешь!..
— А если не останусь? — сделал предположение деловой гость.
— А если не останешься, ищи себе помощников в другом месте, понял? — посоветовала сухо Бомба.
Но Кныш вовсе не собирался отказываться от приглашения. Более того, заранее предполагал подобное развитие событий. Но уж очень хотелось ему разозлить Люську, раздразнить поганку этакую. И сразу получал два удовольствия по цене одного. С одной стороны, реализовал намеченный план, для которого она вполне подходила, а с другой, что тоже было немаловажно, — ночь последних утех.
— Ну хорошо, убедила, — сдался наконец Кныш. — Дела действительно могут подождать. Кроме одного, конечно… Сейчас я тебе все объясню.
— Давай потом, — предложила хозяйка. — Скажи, а как у тебя с этим… со здоровьем?
Люська сделала многозначительный кивок головой в сторону «нижнего этажа» Кныша.
— Все ли там в порядке? — переспросил Кныш. — Да вроде не жалуюсь. Не совсем состарился, надеюсь… Не переживай, подруга. Не обману…
И, неожиданно сделав паузу и откинувшись на спинку дивана, выспренне спросил Люську:
— А сейчас скажите-ка мне, мадемуазель Селиверстова, любите ли вы театр? Любите ли вы его так, как люблю его я?
— Да ты что, Кныш, сбрендил? Или вправду собрался меня в оперу пригласить? — вылупилась на него Люська.
На ее лице даже отразился испуг, вызванный неадекватным и непонятным, с ее точки зрения, поведением старого приятеля.
— Нет, что ты! Опера — это сейчас неактуально, — тоном Остапа Бендера безапелляционно заявил Кныш. — Скорее всего мы поедем на сафари.
— Куда?! — Люська приоткрыла рот.
— Да, тяжелый случай, — заключил Кныш. — Но не безнадежный. Вот что мне в некоторых людях больше всего нравится — это отсутствие недостатков ума… За полным отсутствием последнего.
И сам прокомментировал собственное высказывание:
— Эх, хорошо сказал, язви тебя душу!
После чего, уже обращаясь к Люське, подвел итог разговору:
— Ладно, сейчас все объясню тебе обстоятельно и по порядку.
И Кныш изложил ей свой план, подробно разъяснив, что от Люськи потребуется.
Проснулся Кныш поздно. Время близилось к полудню. Люська спала как убитая, оглашая своим могучим храпом квартиру. Кныш бесцеремонно пихнул ее в бок, и она замолкла.
— И так чувствуешь себя не в своей тарелке, а тут еще эта корова расхрапелась, блин! — раздраженно произнес он вслух.
Кнышу больше не спалось. Он встал, достал сигареты и закурил.
Да, скоро настанет момент, когда он почувствует себя в этой жизни не гостем, а полноправным хозяином. Почувствует так, как не чувствовал еще ни разу, пребывая на этом свете.
Честно говоря, Сергею Петрову грех было жаловаться на свое детство, если бы не некоторые проблемы со здоровьем. Мама его, Таисия Васильевна, была заведующей столовой. Да и папа, Андрей Сергеевич, был не последним человеком в своей автоколонне. Так что недостатка в карманных деньгах, конфетах и игрушках маленький Сережа никогда не испытывал. Мало того, благосостояние мальчика по сравнению с его товарищами беспрестанно работало на поддержание высокого авторитета в их глазах.
Только одна проблема омрачала самую счастливую пору его жизни: Сережа очень часто болел, и так уж вышло, что в свои неполные одиннадцать лет он пошел только во второй класс. Но после этого, слава богу, болезни и хвори, нападавшие на него одна за другой, прекратились, и жизнь его стала более
