Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря

которая находится в Тихвине».

Характерен дальнейший рассказ Ивана Тихонова, изобилующий везде и всегда лестью и своеобразным подбором фактов. «В это время, — говорит он, — его посетили в Саровской обители две дивеевские сестры: казначея из дворян девица Юлия Симеоновна Макавеева и благочинная из купеческого сословия девица Татьяна Григорьевна Ненюкова (Бучумова), которые особенно пеклись о благосостоянии и устройстве Дивеевской общины». Почему это событие начинается рассказом о посещении его сестрами в Сарове, когда Иван Тихонов постоянно пребывал в Дивееве, трудно понять, но надо предполагать, что Иван Тихонов желал изобразить, как дивеевские сестры приезжали его просить помочь им в устройстве церкви. Между прочими разговорами они будто бы начали говорить о храме, как он необходим, как его жаждут все сестры и как в то же время недостаток средств не только уничтожает сладкое их намерение и желание, но не позволяет даже и думать о нем. Много при этом было излито будто бы воздыханий сердечных и слез приехавшими сиротами. Несомненно, казначея и благочинная были сторонницы Ивана Тихонова, как начальствующие лица. Они будто бы привели себе в пример Саровскую обитель, которая так изобильна всем и в которой так много храмов для славословия Господа, а они так убоги, что едва имеют место, где преклонить главу свою. При этой прискорбной жизни у них нет даже храма, в котором бы они могли, по званию своему, возносить молитвы Господу и прославлять Его святое имя и Пречистой Его Матери. «Смотря на их скорби и слезы, — говорит он, — совершенно справедливые, и я грешный смутился духом в эти минуты и разделял с ними их сокрушения». Но вдруг как бы свет веры просиял в душе его, и он спросил у них: есть ли у них хоть что-нибудь в виду для начатия постройки храма? Кто это спрашивал — попечитель и распорядитель обители у подчиненной ему казначеи? Но, видимо, Иван Тихонов задался целью уверить читателя его рассказа о постройке Тихвинской церкви, что сестры обители заботились об этом, а не он. Конечно, казначея и благочинная должны были ответить своему попечителю, что решительно не имеют ничего в виду. Тогда Иван Тихонов сказал им в утешение, что если они не имеют при себе ничего, чем бы могли начать постройку храма, то у него в келье есть два серебряных пятачка, которыми они и начнут, и он верует, что Спаситель примет и от него грешного эти убогие две монеты, как древле принял от вдовицы две лепты. По окончании этих слов начальствующие сестры упали Ивану Тихонову в ноги и сказали со слезами: «Мы веруем в силу Господа и Пречистой Его Матери, и если угодно Им наше желание и намерение, то оно исполнится так же, как и другие, касавшиеся обители. Вся она устраивается дивно, без всяких видимых средств, единственно Промыслом Божиим и предстательством Царицы Небесной, по молитвам отца Серафима, равно как и вашими, батюшка, попечениями». Трогательно сказано! Таким образом, говорит Иван Тихонов, они положили в основание только одну веру в предстательство и помощь Матери Божией и решительно согласились приступить к начатию храма. Им казалось, что при самом начале необходимо иметь наличного капитала, по крайней мере, 1000 рублей ассигнациями, потому что требовалось дать около 300 рублей ассигнациями рабочим за выемку земли (удивительно, что они решили это сидя в Сарове?!), да подрядчику каменного здания в задаток около 400 рублей и еще подрядчику деревянного здания около 300 рублей. Искали они мысленно таких благодетелей, которые бы дали им на первый случай заимообразно 1000 рублей ассигнациями, и не нашли никого ближе, по самому званию монашескому, кроме отца игумена Саровского, в котором будто бы думали найти отца. Поэтому с общего согласия отправили к нему письмо, в котором излили все свои скорби и слезные моления о помощи. Странно, что просили не лично, а написали письмо, когда игумен жил через несколько домов. Но Иван Тихонов, не любивший игумена за то, что он его дурно аттестовал, пишет, будто бы сверх ожидания получили от него решительный отказ. Даже Иван Тихонов счел приличным и стоящим печатно (с. 116) заявить об отказе игумена и прибавил: «Промысл Божий предусмотрительно затворил утробу отца игумена, да явится все богатство любви и попечения Заступницы Небесной; но тогда никто из нас не мыслил о том, яже суть Божия, но все лишь скорбели о том, яже суть человеческая». Это не вяжется с заявлением его, что они положили в основание постройки храма крепкую веру. Далее он говорит: «Каждую минуту отказ о. игумена представлялся воображению сестер (?) и приносил им новые, горчайшие слезы и стенания, высказывая все их убожество, до того, что они не имеют даже храма божественного (?), в котором могли бы облегчить свои скорби и возносить молитвы и славословия к Господу и Пречистой Его Матери, для чего и мир оставили!» Так играло воображение настойчивого в своих планах канонарха о. Иоанна!

По словам его, сестры провели весь тот день до глубокого вечера в душевной болезни, в скорбях, молитве и не могли успокоиться даже ночью. Наконец, они решились совершенно положиться на Промысл Божий и на предстательство Царицы Небесной. Едва успели они утвердиться на этом уповании, как вдруг вошла в келью гостиницы в Сарове одна из дивеевских сестер, девица из дворян Анна Васильевна Ладыженская, которая имела послушание ездить в г. Арзамас на почту. Обе сестры, Екатерина и Анна Васильевны Ладыженские, поступили в обитель в 1842 году, но до 1850 года были постоянно в разъездах. Как мы увидим впоследствии, они не отличались твердостью характера и вначале были преданы Ивану Тихонову. На этот раз Анна Васильевна приехала доложить Ивану Тихонову, что привезла с почты 1000 рублей. Эта внезапная будто бы весть совершенно поразила всех. Сначала от изумления и ужаса они только смотрели ей в глаза, но затем стали сомневаться, не искушает ли она их? Когда же Ладыженская вынула и подала деньги Ивану Тихонову, всё обратилось теперь в благоговейное удивление и наконец излилось обильнейшими и горячайшими слезами радости и благодарности. Сироты пали пред Царицей Небесной и не находили слов молитвенных в изъявлении своей благодарности; они только смотрели на образ Всех скорбящих Заступницы, плакали и молчали. Зато говорили за них их сердца, уверяет попечитель, и горячие слезы. Приехавшая сестра также плакала и утешалась, смотря на них, то есть казначею и благочинную, и, как пишет о. Иоанн: «хотя и не знала еще ничего». Вставши с колен, но не переставая изливать радостные слезы, сестры спросили у приехавшей: что это такое она привезла в ящике, который поставила на стол? Ладыженская вскрикнула: «Ах, я и забыла еще вам сказать о главной-то радости» — и при этих словах открыла ящик. Там был образ Самой Царицы Небесной «Утоление печали». «Только что я стала подходить вчера к почтовой конторе, — продолжала Анна Васильевна, — как вдруг встречается со мной какая-то благочестивая жена и подает мне этот самый образ, говоря, что она пожелала пожертвовать его в Дивеевскую обитель. Получивши это драгоценное сокровище, я с несказанной радостью отправилась с ним на почту и спросила там у одного чиновника: нет ли чего-нибудь в обитель Дивеевскую? Он отвечал, что в обитель есть 1000 рублей ассигнациями. Эта вторая милость Божия и Царицы Небесной до того меня восхитила, что я, получивши деньги, как бы на крыльях летела, а не ехала в обитель целую ночь». Дивное чудо, говорит Иван Тихонов, совершенное Царицей Небесной для утешения сирот, было теперь совершенно открыто и ясно. Весь прошедший день, ночь и самое утро, до приезда Ладыженской, сестры утопали в слезах скорбных и молитвенных и уже отчаивались в исполнении сладкого желания своего сердца — славословить Господа и Пречистую Матерь Божию в собственном храме, ибо всякая помощь человеческая оставила их. После еще многих чересчур сладких слов Иван Тихонов описывает, с каким восторгом спешили теперь сироты в Дивеево обрадовать во Христе сестер своих и засвидетельствовать перед ними о дивном чуде и о материнском попечении Царицы Небесной.

Чудеса продолжаются! Имея теперь совершенно ясное доказательство благоволения Божия и Царицы Небесной на сооружение у них храма, говорит Иван Тихонов, и необходимый на первый случай капитал, сироты не знали вначале, где положить основание этому храму: думали даже сломать мельницу и на этом месте воздвигнуть его, как на месте, избранном и благословенном самим о. Серафимом. Наконец, после разных недоумений, и в этом случае сестры, как дети, решились испросить волю Самой высокой и милосердной Матери своей. Все излили перед Нею свои моления, чтобы Она Сама благоволила показать угодное Ей место для сооружения священного Своего храма. И вот, одна из сестер, именем Параскева, видит сон, что в ворота обители шествует необыкновенная священная процессия. Предшествуемые Небесными Силами, торжественно шли святители Божий и несли две иконы Царицы Небесной: Тихвинскую и «Умиления», или «Всех радостей Радость»; за ними шли преподобные отцы и жены и другие святые Божий. Остановившись на том самом месте, где теперь сооружен больничный храм, они начали совершать какое-то служение, но какое именно и что пели, сестра не могла уразуметь; из рассказа же ее понятно, что то была соборная лития, совершаемая во время крестного хода. Проснувшись, сестра передала это радостное видение и знамение Владычицы прочим сестрам. По близости того самого места, которое Она избрала Себе для сооружения храма, у сирот уже был приготовлен заблаговременно почти весь материал. Там было до 2оо ооо кирпича, самый лучший лес и несколько сажен песку и извести. Когда осмотрели