комнате, а теперь легко иду это немалое для больного расстояние. Источник этот вытекает из горы, и верующие подходят под эту целительную струю, раздевшись донага, и подход довольно трудный по местоположению. Дорогой я раздумывал, вынуть или не вынимать мне из больного места дренажи. Многие советовали, чтобы не трогать, — так я и сделал; некоторые из богомольцев, не имея сил сами подойти под струю источника, окачиваются этою водою из ведра; некоторые из братии монастыря (о. Герман) советовали и мне так сделать, потому что видели меня довольно слабым. О. Герман обещал принести и самое ведро. Но я уже у источника, а о. Германа с ведром нет. (Он впоследствии объяснил, что не принес ведра потому, что вдруг дорогой заболел и возвратился назад.) Не долго думая, я раздеваюсь донага и иду под самый источник; как только почувствовал на себе холодную струю источника, замечаю, что эта холодная струя возбудила в моем организме какой-то облегчительный жар, и у меня силы стало больше. Выхожу из источника и вижу, что одного из дренажей нет при мне, и куда исчез — неизвестно, а другой вынул сам; только поверх воды плавает один шелковый снур, которым он был привязан. Обратный путь, от источника до монастыря, я был несен на носилках, опасаясь много себя изнурять, монастырем шел пешком, на другой день за обедней приобщился Св. Христовых Тайн. В этом монастыре я прожил несколько дней в смиренных моих молитвах, благодаря милосердного Бога за Его святую помощь через угодника Его Серафима'.
В настоящее время бывший больной совершенно здоров, больная нога все более и более укрепляется, хотя на дальний путь он имеет при себе костыль, но ступает на больную ногу смело и боли не чувствует никакой. Где была опухоль, то место пришло в нормальное состояние. На месте, где были дренажи, имеются небольшие язвины, из которых иногда вытекают капли материи, как будто бы для постоянного напоминания ему, чтобы он не забывал милость Божию, оказанную ему в жизни его. Боли же и ломоты не чувствует никакой. Медицинских средств по сие время не употребляет.
Справедливость писанного утверждаю своим подписом: г. Мурома Николо-Побережской церкви священник Иоанн Чижев».
«Воду от источника отца Серафима я жене умирающего действительно приносила, и все вышеописанное, что касается меня, верно.
Удостоверяю, жена поручика Мария Феодоровна Бычкова».
На рукописи-подлиннике рукою Засухина прибавлено: «С января 1884 г. выделение гноя совершенно прекратилось. 6 марта купался в источнике о. Серафима в Сарове, чему свидетель бывший со мною иеромонах Герман. 8 марта 1884 г. Иван Иванов Засухин, муромский купец.
Все вышеописанное справедливо, описанный священником Чижевым случай как моей болезни, так и исцеления описан вполне верно, в чем удостоверяю своим подписом: муромский 2-й гильдии купец Иван Иванов Засухин».
«Как свидетельница болезни моего мужа и его исцеления, вполне утверждаю все вышеописанное священником Иоанном Чижевым, жена Ив. Ив. Засухина Прасковья Никифоровна Засухина».
«Я, нижеподписавшийся, удостоверяю, что вышеозначенные подписи на сем документе признаны предо мною, Василием Михайловичем Русаковым, муромским нотариусом, в конторе моей, находящейся по Касимовской ул. в собственном доме, под № 681, священником муромской Николо-Побережской церкви Иоанном Давыдовичем Чижевым, женою поручика Мариею Федоровною Бычковою, муромским 2-й гильдии купцом и женою его Прасковьей Никифоровной Засухиными, жительствующими в городе Муроме, лично мне известными, сделанными ими собственноручно 1883 г., декабря 3 дня. По реестру № 847. Нотариус Василий Русаков».
«К совершившемуся надо мною воочию всех вышеизложенному чуду Божией благодати и милости считаю святым долгом совести моей поместить еще два факта непрерывающегося милосердия Божия с верою к Нему прибегающим.
1882 года, в октябре месяце, ради безвыходного состояния болезни моей, сопровождаемый муромским меня пользовавшим врачом г. Розовым, поехал я в Петербург, взял с собою и сына моего Сергия, мальчика восьми лет, у которого вся покрытая струпьями голова сильно болела. Жена моя, Прасковья Никифоровна, сама возила его к известному профессору накожных болезней г-ну Полотебнову, который, осмотрев мальчика, назначил привезти его в клинику и по тщательном докторском осмотре охарактеризовал болезнь паршою, притом высказав и решение науки, что ранее двух лет немыслимо прервать болезнь эту ужасную, и все же с непременным условием, что на местах струпьев никогда уже не может появляться волос, а должны остаться плеши; назначив лекарства, передал он сам весь способ лечения врачу нашему г. Розову, что тщательно и исполнялось нами без малейшего упущения, но также и без наималейшего же признака улучшения болезни, что крайне обоих нас печалило.
Совсем приговоренный к смерти, решился я наконец, с полною верою в милосердие Божие, оставляя все, ехать в Саров к известному всей Руси в Бозе там почивающему подвижнику, чудному старцу Серафиму, прося его нам, несчастным, помощи. Решив это, я и сын с 1 июня 1883 года, дня нашего из дому выезда, отдавшись в волю Божию, бросили все медицинские средства.
По пути в Саровскую пустынь, 5 июня, в день Св. Троицы, остановились мы отдохнуть от столь для моей болезни мучительной дороги в Серафимом же устроенной и, так сказать, его духом порожденной Серафимово-Дивеевской обители, и тут узнал о заповеди старца с умственною молитвою проходить по вырытой, по его указанию, трудами сестер обители канавке в память прохождения, по его же Серафимовым словам, этого места Самою Материю Божиею. Пошли и мы всею семьею нашею исполнять святым старцем заповеданное. Больной мой сын Сергий, по совету нас сопровождавшей монахини, опускаясь в самую глубь канавки, срывал траву и цветы, раскладывая их все время на свою больную голову.
Приехав в Саров, как я, купался и он в источнике Серафимовом и, по возвращении 13 июня домой, в Муром, голова мальчика не только совершенно очистилась, но густо заросла прекрасными волосами без наималейшего даже признака какой-либо болезненности.
Третье знамение милосердия Божия с верою к Нему прибегающим случилось в нашей семье следующим образом: по пути из Сарова домой, не доезжая нескольких верст до города Ардатова, на мосту, дочь моя Надежда, 12 лет, желая опустить поднятую и забытую железную подножку тарантаса, не успела вовремя отнять руку, так что железом срезало и оторвало у нее весь верх по первый сустав большого пальца правой руки с ногтем и повреждением кости; сильно огорченные и напуганные этим несчастным приключением, не зная чем помочь, кое-как наложили мы ей оторванный ноготь на окровавленный и обезображенный палец, и целые четверо суток пути примачивали его водой, из Серафимова источника взятой. Приехав домой в Муром, тот же час пригласили доктора, который начал лечить большой палец дочери, и видя, что нисколько не улучшается от им прилагаемых медицинских пособий, он объявил нам необходимость прибегнуть к операции, отнять палец несчастной девочки. Жена моя ушла пешком в Саров и принесла елея из лампады, горящей на могиле старца Серафима, с верою приложила тряпочку, в этом елее пропитанную, к гниющему обезображенному пальцу дочери и сказала ей: 'С верою молись, Надя, милосердому Господу и проси батюшку Серафима, чтобы он исцелил тебя!' Девочка заснула, а наутро приехавший доктор развязал больной палец и удивился, не только не видя признака гноя, но найдя и самую-то рану затянувшеюся, и излишнею оказалась прежде неизбежная операция. Мы же, пораженные всем случившимся, возблагодарили Господа и благодетеля нашего батюшку Серафима, продолжали прикладывать привезенный елей к больному месту пальца дочери моей. Палец не только совершенно оздоровел, но даже и все оторванное само собою заросло, образовав, как и должно, обыкновенный палец с малым рубцом признака бывшей болезни, и, невзирая на уверения доктора, что ногтя не будет, потому что ноготь был снят с корнем совершенно, как и должно, образовался ноготь, и палец свободно может все делать, как и прежде, и во время всей болезни, которая продолжалась с 13 июня по 20 июля, приход жены, и с этого дня оставлено было лечение доктора, а продолжали мазать елеем и водой примачивали все время болезни, и она не чувствовала во все время болезни боли. 15 августа она уехала учиться в Нижний, в институт Мариинский, и там у ней вырос ноготь, в чем удостоверяю своим подписом, отец их, Иван Иванов Засухин, муромский купец. Все вышеописанное удостоверяю своим подписом мать их, Прасковья Никифо- ровна Засухина».
У живущей с родителями в г. Челябинске четырехлетней девочки Феодосии Власовой, в 1885 году, января 7, случился сильный жар во всем теле и продолжался две недели, а потом постепенно образовался на спине горбок, и она по ночам кричала до бесчувствия. Так продолжалось четыре года: лечили сельские бабки, обращались и ко врачам, но они отказались, говоря, что она недолго проживет. Тогда родители всю
