он на девчонок. — А ну марш умываться!
Умывание и впрямь пошло им на пользу. За слоем косметической штукатурки оказались милые детские личики, совсем не похожие друг на друга, как казалось первоначально. Внимание Артураса остановилось на одном, казавшемся живее и естественнее остальных.
— Эта, — коротко бросил он Сергею, ткнув пальцем в выбранную проститутку.
— А тебя не проведешь, — сально усмехнулся продавец живого товара, подмигивая покупателю. — Новенькая, всего две недели у нас.
— Отлично, — сказал прибалт, небрежно бросая уже посчитанные бумажки на стол.
Сутенер убрал деньги себе в карман и вместе с отвергнутыми вьетнамочками ушел, недовольный недружелюбностью и холодностью прибалта. Но настроение клиента его не касалось. Главное — ему удалось выгодно для себя продать товар.
Эйгелис и малолетняя вьетнамка остались вдвоем. И девчонка сразу же потянулась к замку, держащему юбку.
— Подожди, — остановил ее Эйгелис.
Артурасу всегда требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к объекту, прежде чем лечь с ним в постель. Иначе близость не приносила такого удовольствия, как тогда, когда он чувствовал женщину не только телом, но и немного душой. Даже проститутку.
— Не надо, — поэтому остановил он девочку.
— Но Сер-гей сказал, — объяснила она с улыбкой.
— Не торопись, — продолжал он. — Садись. Тебя как зовут?
— Ка-ть-а, — все с той же заученной улыбкой произнесла вьетнамка.
— Нет, я спрашиваю твое настоящее, вьетнамское имя, как тебя в семье звали?
— Мунь, — наконец после паузы очень тихо произнесла она.
— Вот видишь, совсем другое дело, — обрадовался Артурас.
Ему казалось, что смешное, неблагозвучное на его слух имя очень много говорит о девушке и стране, откуда она приехала. Сам Эйгелис там не был ни разу, и ему вдруг стало интересно.
— Расскажи мне, как там во Вьетнаме? — попросил он. — Плохо тебе без дома?
— Да, да, — закивала девушка головой. — Вьет-нам — плохо, дома — плохо. Россия — хорошо. Сер- гей — хорошо, дает еда, одежда…
— Ах да, еда! — спохватился бизнесмен, направляясь к телефону.
И уже через десять минут стол в номере был уставлен разными яствами, доставленными официантом гостиничного ресторана. Глаза Мунь засверкали, и улыбка ее перестала быть отрепетированной, а превратилась в естественную и даже наивную, как у ребенка, получившего любимую игрушку. Однако чего- то еще стесняясь, она не сдвинулась с места, оставаясь на огромном диване в углу комнаты.
— Ну, что ты? — кивнул на столик Артурас. — Иди садись, ешь.
Упрашивать девочку долго не пришлось. Глядя на то, с какой быстротой исчезает еда с ее тарелки, с какой непосредственностью и одновременно кошачьей грациозностью слизывает она остатки пищи с вилки, Артурас наконец-то и сам почувствовал сильный голод. Тот голод, который могла бы удовлетворить вовсе не еда, а только юное гибкое девичье тело. Он задумался. Обычно в такие моменты он всегда просил портье, чтобы его не беспокоили ни под каким предлогом, и, естественно, отключал телефон. Однако сейчас, подойдя к аппарату, имевшему обыкновение трезвонить в самые неподходящие моменты, он вспомнил о Вите. Еще утром он отправил ей сообщение с просьбой срочно позвонить ему, в любое время. И теперь, возможно, дочь могла бы сделать это даже сейчас.
Бизнесмен оглянулся. Пользуясь его отсутствием, вьетнамочка забралась на стул и тянулась к чему-то на другом краю стола. Ее коротенькая юбочка задралась, и из-под нее скромно выглянули белые кружевные трусики. Артурас уже было потянулся к телефонному шнуру, но тут аппарат сам ожил. Не отрывая глаз от девчоночьей попки, покачивавшейся в такт музыке, доносившейся из соседнего номера, Артурас машинально поднял трубку и услышал взволнованный голос секретарши своего московского офиса Анны Стевайтис.
Он долго не мог разобрать, что она сквозь слезы бормочет про только что позвонивших московских милиционеров, про земную несправедливость и необходимость смириться с божьим промыслом.
А когда понял, опустил рыдающую трубку на рычаг, не считая, сунул ничего не понимающей проститутке несколько зеленых бумажек и жестом приказал уйти. Закрыв дверь номера на ключ, он опустился на стул и всю ночь просидел, не включая света и бессмысленно глядя в окошко, не видя ничего за ним и все еще не осознавая страшного значения услышанного…
Глава 4
Конвоиры-милиционеры были вежливы с подозреваемой в убийстве Котовой. Наверное, вид Ларисы не наводил хмурых людей в форме на мысли о сопротивлении или попытке побега, да и сама задержанная до конца не могла поверить, что скоро она окажется в камере. Пусть даже и предварительного заключения. Когда-то она уже побывала в качестве подозреваемой в убийстве. Но там, в Тарасове, был ее любимый Олежек Карташов — майор милиции, — и именно он тогда спас ее от заключения под стражу и помог ей найти истинного убийцу. Сейчас Олега рядом не было.
Уже садясь в машину, Котова вдруг уперлась руками в крышу и дверцу спецавтомобиля и вскрикнула:
— Нилов!
Для Ларисы в ее теперешнем положении этот возглас был аналогичен «Эврике!» Архимеда. На стражей порядка реакция женщины оказала странное, по мнению Ларисы, действие. Ее ударили по рукам — не очень сильно, но достаточно чувствительно, и, дружно навалившись, затолкали ее в машину.
— Нилов! — неистово кричала Котова. — Я вспомнила! Нилов! Валерий Васильевич, следователь с Петровки! Позвоните ему немедленно! Он сможет за меня поручиться и подтвердить, кто я такая! Я не хочу в тюрьму! — Измотанные за последние сутки нервы женщины сдали окончательно, и Лариса разрыдалась.
На милиционеров из районного отделения имя Нилова никакого впечатления не произвело, и на просьбу Ларисы они никак не отреагировали. В конце концов Котова оказалась там, куда ее и планировали поместить.
В камере, куда втолкнули присмиревшую и совершенно обессилевшую Ларису, находились еще пять женщин. Большая часть из них не обратила на новенькую ни малейшего внимания. Большая часть, но не все.
— Первый раз, что ли? — Ларису окликнуло явно многократно битое жизнью и многочисленными мужиками существо женского пола, одетое в кричаще яркие и не по сезону открытые одежки и с лицом, скрытым килограммами косметики.
— Да, — кратко ответила Котова, не желая втягиваться в разговор.
— Мордашка твоя мне что-то не знакома — из валютных-гостиничных, крутых-неприступных, что ли?
Этот вопрос Лариса вообще проигнорировала. Вместо этого она принялась трясти прутья решетки и звать охрану.
— Ты чего орешь? — грубо прикрикнул на нее подошедший на шум охранник.
— Мне срочно надо позвонить!
— И ради этого ты меня оторвала от «Шоу миллионеров»? — насупился тюремщик.
— Я имею право!
— Заткнуться, не высовываться, стать ма-ленькой мышкой. Или иметь большие неприятности. Вот все твои права. Дошло? — Тюремщик явно не отличался любезностью.
Лариса кивнула.
— Вот и ладненько.
— Извините, — Лариса изобразила на лице самую невинную и безобидную улыбку, на которую только
