обиделся, и ушел. Он не появлялся у нее в течение недели. Фаина промучилась все эти дни, потом не выдержала и поехала к нему. Она привезла Роману деньги, и любовник великодушно «простил» ее, милостиво согласившись их принять. С тех пор так и повелось. Фаина чувствовала, что поставлена в более чем унизительное и оскорбительное положение, неоднократно пыталась противостоять Роману, но каждый раз у нее не хватало моральных сил. Она попала в жесточайшую зависимость от этого человека.
Владимир, слава богу, ни о чем не догадывался, но Фаина с ужасом представляла себе день, когда все откроется. Она понимала, что этот день станет для нее крахом. Терзаясь страхом перед мужем и одновременно любовью к Роману, она продолжала ездить к нему.
Между тем отношение его к ней становилось невыносимым. Он, не стесняясь, рассказывал ей о связях с другими женщинами, до мельчайших подробностей описывал эти встречи. Фаине было ужасно больно и стыдно слушать все это. Однако будучи не в силах что-то изменить, она молчала. Только бутылка с коньяком стала почти постоянной спутницей ее жизни…
— …Вот потому я и поехала туда, — заключила свой нерадостный рассказ Фаина. — Ведь если бы перстень обнаружили, то всем стало бы известно, что я была любовницей Романа. Но только не подумайте, что я убила его! — вскричала она. — Господи, да я и сейчас с ума схожу! Неужели я бы смогла лишить жизни единственного человека, которого люблю? Я просто не хотела скандала.
— А вот скандал-то как раз будет! — неожиданно послышался срывающийся на крик голос из с шумом распахнувшейся двери, и женщины увидели на пороге комнаты Владимира Решникова. Лицо его было искажено яростью. За спиной Решникова маячила фигура Валерия Соболева.
— Ты… что здесь делаешь? — бледнея, поднялась Фаина.
— Я приехал с работы, — кипя злобой, сказал Владимир. — И решил подняться к тебе, узнать, в каком ты состоянии. Но, услышав несколько фраз, просто застыл на месте. Мне, знаешь ли, это показалось настолько увлекательным, что я решил дослушать до конца. У тебя очень резкий голос, Фаина!
— Это подло — подслушивать под дверью! — охваченная страхом и возмущением, воскликнула Фаина, непроизвольно сжимая кулаки.
— Я считаю, что подлость спать с братом своего мужа! И при этом жить за мой счет и тратить без зазрения совести мои деньги на этого… — заорал он, задохнувшись от гнева, и умолк, переводя дух.
— Володя! — Соболев сзади сжал его плечо. — Я думаю, нам лучше пройти к тебе. Остынь, Володя, ты сейчас наговоришь лишнего.
— Ну уж нет! — качая головой, проговорил сквозь зубы Владимир. — Больше молчать я не намерен. Грязная тварь! Да чтоб ноги твоей с завтрашнего дня в моем доме не было! Отправляйся на улицу или в лачугу к своим родителям! Уборщицей пойдешь работать, на большее у тебя все равно ума не хватит! Вот тогда узнаешь, как достаются деньги!
Он шагнул к Фаине, видимо с намерением схватить ее за волосы, и уже занес было вперед руку, как навстречу выступила Лариса. Она искренне хотела предотвратить скандал.
— Владимир, ради бога, успокойтесь, — проговорила она. — Валерий Дмитриевич прав, ни к чему эти выкрики. Только себя распалите. Давайте лучше пройдем к вам в комнату и поговорим. Вам сейчас лучше не общаться с женой, а постараться остыть.
Решников не был настроен прерывать разборки с женой. Однако давление на него с двух сторон — Ларисы и Соболева — возымело свои результаты. Решников позволил Соболеву буквально насильно влить в него рюмку коньяку, после чего как-то сразу обмяк и покорно направился к себе. Соболев на всякий случай шел рядом.
Оказавшись в комнате, похожей скорее на рабочий кабинет, Решников первым делом достал бутылку водки.
— Будешь? — кинул он хмурый взгляд на Соболева.
— Я вообще-то на машине, — начал было Валерий Дмитриевич, но, видя выражение лица Владимира, махнул рукой: — Черт с ним, давай! И ты наплюй на все, Вова!
— Как, как можно наплевать на такое? — снова перешел на крик Решников, и Лариса успокаивающе подняла руки. — Когда твоя жена спит с твоим братом и при этом содержит его на твои деньги! Какая же мерзость!..
— Жизнь полна мерзости, — спокойно заметил Соболев. — Не стоит воспринимать это трагически, лучше подойти философски — разумнее будет. Я давно уже не жду от людей ничего хорошего…
— Тебе можно позавидовать, — бросил Решников и снова наполнил рюмки.
— Владимир, — решила вмешаться Лариса. — Я понимаю, что явилась невольной виновницей вашего… состояния. И прошу вас меня извинить. Но я лишь выполняла ваше задание, хотела выяснить то, о чем вы сами меня просили. Потому и следила за вашей женой.
— Я понимаю, — вздохнул Решников. — Да какое это теперь имеет значение? Мне уже глубоко плевать, кто грохнул этого скота!
— Значит, вы отказываетесь от расследования? — уточнила Лариса.
Соболев метнул на Решникова быстрый взгляд. Владимир ничего не ответил и только бессильно уронил голову на руки.
— Вова, завтра все будет восприниматься уже не столь остро, — успокаивал друга Валерий. — Подумай, все же узнать, кто убил Ромку и спер деньги, нужно…
— Владимир, если вы сейчас скажете, что больше не нуждаетесь в моих услугах, я немедленно уйду и не стану вас беспокоить, — мягко проговорила Лариса. — Но если вы все-таки решите продолжить наше сотрудничество, то я бы просила вас рассказать мне поподробнее, что за человек был ваш брат и какие у вас с ним были отношения в последнее время. Я, наверное, сделала ошибку, не побеседовав с вами в первую очередь.
Решников молчал. Потом поднял на Соболева воспаленные глаза и предложил выпить.
— Давай, Валера, — сказал он.
Валерий молча кивнул и разлил водку по рюмкам. Он вопросительно посмотрел на Ларису, но она отрицательно покачала головой.
— Я только хотела бы закурить, если здесь можно, — проговорила она.
— А, делайте что хотите! — махнул рукой Решников.
Не говоря ни слова и не чокаясь, они с Соболевым опустошили рюмки. Решников с размаху опустил пустую рюмку на стол и, мрачно уставившись на Ларису, сказал:
— Я могу рассказать. Всю подноготную. Только сразу вас предупреждаю — не думайте, что под воздействием эмоций я стану поливать брата грязью. Нет, все будет объективно. Присутствие Валерия, кстати, позволит это доказать.
— Хорошо, я вас слушаю, — кивнула Лариса, и Решников начал:
— Рома всегда был бездельником. Просто патологическим. К сожалению, я понял это слишком поздно. Поначалу я его жалел — мальчик рано остался без родителей. Мы с Фаиной позволяли ему практически все. Жена вечно возилась с ним как с собственным сыном… — Лицо Решникова болезненно изменилось. — Если б я знал, чем это кончится! Ладно, все. Больше не буду сбиваться на собственные эмоции. Так вот, денег он от меня всегда получал достаточно. Сам при этом никогда не работал, хотя вполне мог. Бросил институт, пил, гулял… Я утешал себя мыслью, что, мол, перебесится, мне не хотелось верить, что мой брат просто тунеядец. Потом он вроде увлекся поэзией… На мой взгляд, это была просто отмазка, попытка оправдать собственный паразитический образ жизни. А уж когда брат бросил работу, на которую я его устроил, терпение мое лопнуло. А у него еще хватило наглости тут же попросить у меня денег на издание своих стишков! Как будто я их не читал! Вы знаете, я все же не дурак и сразу понял, что это полный бред. Никто не захочет публиковать такую писанину. Разве что за большие деньги. А почему, собственно, я должен вкладывать деньги в заведомо неприбыльные проекты? И я отказал ему. Роман обиделся и затаил злобу. С этого момента отношения между нами совсем испортились. Мы просто стали чужими. Роман бывал здесь редко, частенько язвил на мой счет. Раньше я ломал голову — на что же он живет? А теперь понимаю, что тут Фаина постаралась, — он криво усмехнулся. — Вот уж поистине материнское чувство!
— Больше он не просил у вас денег? — тихо поинтересовалась Лариса.
— Нет, наглости не хватило, слава богу! Фаина, правда, говорила, что он в Москву собирался. На что рассчитывал, непонятно. Ведь ясно, что нужную сумму на раскрутку она не в состоянии была ему дать. А я просто не дал бы. И ему это было ясно.
