лежала через Базавлук, Токовское, где мы могли переправиться по мосту через Каменку.
Выехав из Базавлука, мы увидели дорогу с глубоко прорезанными колеями. Она показалась нам хорошим ориентиром, мы решили, что здесь прошли наши части, и спокойно поехали по ней. Солнце нам било в лицо, стало быть, мы продвигались на юг. Направление взято как будто бы правильно. Мы ехали полем вдоль пробитой колеи. Однако долгое время нам никто не попадался навстречу. У меня закралось сомнение, правильно ли мы едем? Поднялись на пригорок. Я решил свериться по карте. Остановил лошадей. Позади меня остановились адъютант и коновод. Я развернул карту… И вдруг откуда-то со стороны раздались автоматные очереди и ружейные выстрелы. Засвистели пули. Моя лошадь поднялась на дыбы и рухнула на землю. Выручила меня старая кавалерийская привычка, я успел высвободить ноги из стремян и, спрыгнув с седла, тут же упал в глубокую дорожную колею.
Адъютант и коновод оказались около меня. Они почти одновременно крикнули, чтобы я садился на какую-нибудь из их лошадей. В ответ я приказал:
— Слезай! Ложись!
Они оба упали в колеи. Секундой спустя и их лошади были срезаны автоматным огнем.
Автомобильные колеи были спасительно глубоки. Мы несколько минут лежали, не шевелясь. Пули впивались в землю совсем рядом. На некоторое время мы притворились убитыми. Но долго в бездействии лежать было нельзя. Противник мог поинтересоваться, кого он снял с лошадей. На мне была генеральская папаха с красным верхом и брюки с лампасами, словом, приметы, хорошо известные немцам.
Да и лежать без движения было невмоготу. Ледяная вода просочилась сквозь одежду и сковала холодными обручами тело.
Мы поползли вдоль колеи. Противник заметил движение. Усилил автоматный огонь.
Адъютант крикнул сзади:
— Командующий! Бросай шапку! Они по красному верху целятся!
Обращение было, конечно, не по форме, но до соблюдения ли формы в таком положении?
Шапку я снял, но огонь немцев не прекратился. Мы ползли по-пластунски. Очень скоро в отвороты моих охотничьих яловых сапог набилась жидкая грязь. Адъютант посоветовал мне скинуть и сапоги. Пришлось опять его послушаться. Разулся. Ползти стало легче. Что значит ползти по жидкой грязи? Двигались мы вперед, разгребая грязь, словно бульдозером.
Вскоре мы по слуху определили, что пули около нас уже не ложатся, а пролетают над нами значительно выше. Стало быть, мы спустились с пригорка в мертвое пространство.
Мы ползли еще некоторое время из предосторожности. Наконец, обстрел прекратился. Мы встали и пошли к поселку.
Не доходя до поселка Базавлук мы встретили члена Военного совета армии генерала Я. А. Доронина, который ехал тоже верхом в Каменку и сбился с дороги на той же автомобильной колее. Мы его, конечно, завернули обратно, а я, воспользовавшись лошадью его коновода, поскакал к командному пункту в Шолохово, располагавшемуся по-прежнему в больнице. Пришлось переодеться в валеные сапоги и в запасное обмундирование. Но приключения этого дня еще не кончились. Не успел я переодеться, как услышал нарастающий гул самолетов, затем разрывы авиационных бомб. Они сотрясали здание, из окон вылетали стекла. Вышел на улицу и прислонился к стене.
Прятаться, собственно говоря, было некуда. Кругом было все открыто: ни кустика, ни канавки.
Немецкие самолеты один за другим заходили на бомбовые удары. Целили в больницу. Я вспомнил о своем выходе в эфир, о том, как на условном языке сообщил Владимирову, что нахожусь в больнице. «Эзоповский язык» оказался не таким уже недоступным для разумения противника. Немцы догадались, что больница превращена нами в какой-то важный командный узел. Зенитных орудий, чтобы отразить налет противника, у нас не было. Пришлось терпеливо ждать, когда немецкие летчики освободятся от своего смертоносного груза. Без потерь не обошлось. Война есть война…
С нового командного пункта, на этот раз тщательнее замаскированного, мне удалось связаться с войсками.
Неподалеку от Шолохово я приказал развернуть артиллерийскую батарею и взять под прицельный огонь переправы через речку Базавлук.
Из штаба 29-го гвардейского стрелкового корпуса мне доложили, что части корпуса совместно с частями 31-го стрелкового корпуса 46-й армии, разгромив войска противника в Апостолово и преследуя их, захватили с ходу Большую Костромку, Ново-Семеновку, Верхнюю Михайловну, колхоз «Заря», Могилу Широкую.
Сужалась горловина для выхода немецких войск и в других направлениях.
В больших сражениях бывает кульминационная точка. Такой кульминационной точкой в сражении против никопольской группировки противника оказалась Большая Костромка. Падение опорного узла обороны в Апостолове, конечно, не оставляло уже никаких надежд у немецкого командования сдержать наше наступление. Чтобы как-то задержать войска 8-й гвардейской армии, наступающие через Большую Костромку на берег Днепра, немецкое командование бросило против нас все свои резервные части, в том числе войска, переправленные с восточного берега Днепра, сдерживавшие там 3-ю гвардейскую армию. Перед частями 29-го гвардейского стрелкового корпуса и правым флангом 4-го гвардейского корпуса появились части новых немецких дивизий; 3-й горнострелковой дивизии, 17, 125 и 258-й пехотных и 9-й танковой дивизий.
Эти части были брошены в контратаку против наших двух корпусов. Наше продвижение приостановилось. Опять же бездорожье. Недоставало боеприпасов, чтобы, отбив контратаки, тут же развернуть и наступление. Противник нес в этих контратаках неисчислимые потери. Но и у нас недоставало силы еще одним ударом достичь берега Днепра и замкнуть дугу окружения. Наша авиаразведка докладывала, что под прикрытием контратак новых частей немецкие солдаты потоком уходят из окружения, бросая технику и тяжелое оружие на дорогах и в плавнях. Это уже не отход, а беспорядочное бегство.
8 февраля нам стало известно, что войска 66-го стрелкового корпуса 6-й армии генерала И. Т. Шлемина и 32-го стрелкового корпуса 3-й гвардейской армии генерала Д. Д. Лелюшенко вошли в Никополь.
Я полагаю, что освобождение этого города было великолепной демонстрацией взаимодействия всех родов войск, а также нескольких армий и даже фронтов. Никополь был освобожден войсками 6-й и 3-й гвардейских армий. Но освобождение Никополя было предрешено не в меньшей степени действиями 46-й и 8-й гвардейской армий.
После падения Апостолова и Большой Костромки противник начал стремительный отход из Никополя, покидая марганцевые рудники, за которые держался с фанатическим упорством.
Теперь же перед фронтом 8-й гвардейской армии стояли последние резервные части противника. На нас возлагалась задача сбить их с позиций и разгромить, как были разгромлены части, оборонявшие подступы к Апостолову, Большой Костромке и Ново-Михайловке.
Все решалось на дорогах. Через разлившуюся Каменку почти невозможно было переправлять транспорты с боеприпасами и продовольствием. Военный совет армии специальным решением организовал переброску боеприпасов и продовольствия на самолетах П-2. На северной окраине Каменки был сооружен специальный аэродром и создана погрузочная база, а в поселке Запорожское выставлена разгрузочная команда возле посадочной площадки. Эти 15 километров между Каменкой и Запорожским были превращены в воздушный мост. Летчики совершали по 6–10 рейсов в сутки с грузом в 100–120 килограмм. В сутки переправлялось до 6 тонн грузов. Хотя это было мизерно мало, но в той обстановке и это было подспорьем. Однако воздушный мост работал только два или три дня. Опять полил дождь, пошел мокрый снег, повисли туманы, погрузочные и посадочные площадки вышли из строя. Боеприпасов не хватало.
Наша тяжелая артиллерия отстала от войск и вязла в грязи.
Полковая и дивизионная артиллерия не имела боеприпасов.
Пользуясь этим, противник 8 и 9 февраля усилил свои контратаки. Он ввел из глубины танки и подошедшие с левого берега Днепра свежие пехотные части. Ему удалось подойти к окраине Большой Костромки. На правом фланге образовался разрыв между 8-й гвардейской и 46-й армиями. Для того чтобы ликвидировать этот разрыв, полк второго эшелона 74-й гвардейской дивизии выдвинулся на первую линию и атаковал противника, заняв Малую Костромку.
На левом крыле армии, восточнее реки Базавлук части 28-го гвардейского корпуса заняли Чкалово,
