соединявший завокзальный район с остальным миром.
Но прежде нужно было проехать еще несколько кварталов и возле аккумуляторного завода повернуть налево, к железной дороге. Задача совсем не сложная даже для водителя, голова которого затуманена сантиментами и пивными парами. Ночные светофоры призывно мигали желтым глазом, в лучах фар ровной лентой раскручивался асфальт, и впереди не было никаких препятствий. Но тут пиво сыграло с Кружковым злую шутку. Собственно, он уже давно начал испытывать некоторое беспокойство, связанное с чрезмерным поступлением жидкости в организм, но рассчитывал дотерпеть до дома. Однако, подъезжая к заводу аккумуляторов, Кружков понял, что до теплого туалета не дотянет. Нужно было решать проблему немедленно.
Кружков был человеком культурным и даже, пожалуй, стеснительным. Справлять нужду на большой дороге, на виду у всех, его нельзя было заставить даже под пистолетом. И то, сколько свидетелей вокруг, не имело никакого значения. Знай Кружков, что за ним наблюдает хоть один человек, уже одно это заставило бы его сгорать от стыда. Поэтому он решил свернуть в какой-нибудь переулок и подыскать местечко поукромнее. Так вот и получилось, что возле завода Кружков свернул не налево, а направо и оказался на какой-то темной улочке, названия которой он даже не знал.
И здесь ему не сразу удалось остановиться — сначала навстречу попалась какая-то загулявшая компания, потом слева возник ярко освещенный двор заводской медсанчасти — и во дворе происходило какое-то движение, потом еще что-то, пока наконец Кружков не заехал в совсем темный угол, поросший густым кустарником. Асфальт здесь уже кончался, дальше улица превращалась в сплошные кочки и колдобины, тянувшиеся в гору мимо спящих одноэтажных домов с палисадниками. Кружков, поставив машину на обочине, вылез наружу и, воровато оглядываясь, побежал в кусты.
Сделав свое дело, он воспрял духом и, облегченно вздохнув, благодушно огляделся по сторонам. Погруженная во тьму улица была тиха и пустынна. В черном небе сияли крупные звезды. Внизу слышался характерный шум железной дороги и горели огни прожекторов. Чуть в стороне светились отдельные окна в здании медсанчасти.
Неожиданно до Кружкова донесся слабый стон. Вздрогнув, он замер и настороженно прислушался. Через некоторое время стон повторился, а потом слабый женский голос пробормотал: «Помогите!»
Кожа на спине Кружкова покрылась мурашками, а хмель моментально улетучился из головы. Перепуганный не на шутку, он неуверенно шагнул в ту сторону, откуда доносился голос.
В стороне от обочины под запыленным кустом акации на земле лежала женщина. Было слишком темно, и, даже присев на корточки, Кружков не смог рассмотреть ее лица. Он только смутно различил безвольно раскинувшееся рыхлое тело и бледное пятно, пересеченное упавшей прядью волос.
«Пьяная?» — мелькнуло в голове у Кружкова, но голос женщины, звучавший слабо и жалобно, принадлежал тем не менее абсолютно трезвому человеку. «Помогите! — пробормотала она снова. — Я умираю». Кружков боязливо дотронулся до теплого мягкого плеча и почему-то шепотом спросил:
— Что с вами случилось?
Неожиданно он почувствовал, что пальцы его стали мокрыми и липкими. Он поднес ладонь почти к самым глазам и увидел, что она испачкана чем-то темным. Ему сделалось нехорошо.
Неуклюже обтирая ладонь о траву, Кружков попятился назад — как и сидел, на корточках. Только споткнувшись о камень и едва не упав, он сообразил подняться на ноги и опрометью бросился к машине. Дрожащими руками он завел мотор и развернул «Ладу» так, чтобы свет фар падал прямо на то место, где лежала женщина. Потом, открыв предусмотрительно дверь, Кружков опять приблизился к пострадавшей.
Теперь он мог рассмотреть ее как следует. Женщина лежала на правом боку, неестественно прогнувшись и бессильно уткнувшись лицом в траву. Ее лицо, руки и ноги, едва прикрытые задравшейся юбкой, были испачканы кровью. Бледное лицо было искажено страданием, и трудно было сказать, сколько женщине лет, — но, судя по расплывшейся фигуре и морщинам на шее, она была не первой молодости. Рядом валялась сумочка на длинном ремешке.
Кружков опять наклонился к раненой и попытался узнать, что произошло. С огромным трудом женщина проговорила сквозь зубы: «Машина…» — и закрыла глаза. Кружков растерялся. Он лихорадочно начал припоминать, что следует делать в подобных случаях. В голову ничего не приходило, кроме элементарной мысли, что женщину нужно срочно доставить в больницу. Однако от волнения Кружков никак не мог вспомнить, где находится ближайшая больница.
Наконец он решил, что вспомнит это по дороге, а пока нужно погрузить женщину в машину. Сумочка под ногами мешала ему, и Кружков отнес ее в машину и бросил на переднее сиденье.
Потом он попытался поднять пострадавшую, ухватив ее под мышки, но женщина отреагировала таким воплем боли, что Кружков сразу же отказался от своих намерений, тем более что сразу понял — такую тяжесть ему в одиночку не осилить.
Ему показалось, что женщина умирает. На самом деле она просто потеряла сознание, но Кружков об этом не догадывался и пришел в ужас. Он впервые в жизни так близко сталкивался со смертью, и ему сделалось страшно и жутко.
Он вскочил на ноги и начал панически озираться, надеясь увидеть где-нибудь хоть одну живую душу, которая могла бы поддержать его в эту трудную минуту. Но глухая улочка будто вымерла, а железная дорога и вокзал, где сейчас было полно народу, находились слишком далеко.
Неожиданно взгляд Кружкова упал на освещенный фонарями двор медсанчасти. Хлопнув себя по лбу, Кружков уничтожающе прошептал: «Идиот!» — и опять бросился к женщине.
Наклонившись над ней, но стараясь не всматриваться в страшноватые черты, Кружков наскоро проговорил: «Я сейчас! Я мигом! Потерпите еще чуть-чуть!» — проговорив это не столько для женщины, сколько для собственного успокоения, — и побежал к машине.
Прыгнув за руль, он развернулся и покатил вниз, пока не доехал до ворот медсанчасти. При этом он не переставал удивляться собственной тупости: больница была под самым его носом, а он об этом начисто забыл! С него бы сталось отвезти раненую на другой конец города, сумей он затащить ее на заднее сиденье!
Ворота больницы были закрыты, и Кружкову пришлось покинуть машину. Он вошел в калитку и бегом пересек гулкий пустынный двор. Найдя дверь с табличкой «Приемный покой», Кружков позвонил.
Ему долго не отпирали, и он начал уже нервничать, беспокойно оглядываясь на темневшие в отдалении заросли кустарника, за которыми лежала нуждающаяся в помощи женщина. Кружкову казалось, что он даже слышит ее стоны. Наконец загремели засовы, послышалось сердитое бормотание, и дверь распахнулась. Кружков увидел перед собой миловидную, но слегка заспанную девушку в белом халате. Наспех надетая белая шапочка сидела на ее пышных каштановых волосах чуть криво. Девушка смотрела на Кружкова сердито, но безо всякого страха.
— Вам чего, мужчина? — спросила она.
Кружков сбивчиво и не слишком понятно обрисовал ситуацию. Девушка закатила глаза к небу и сказала со вздохом:
— Господи, только этого еще не хватало! Дорожно-транспортное!.. Ну, давайте, где у вас больная?
— Женщина там, на дороге… — хмуро повторил Кружков. — Мне ее одному не поднять… И вообще, там, наверное, носилки нужны!
Теперь, когда ему было с кем разделить ответственность, он приободрился и даже начал сердиться на непонятливую медсестру, или кто она там.
— Носилки! — опять закатила глаза девушка. — И кто же будет таскать эти носилки — я, что ли? Ну ладно, проходите, объясните все Николаю Григорьевичу, пусть он решает…
Она повела Кружкова какими-то полутемными коридорами и вдруг, потянув носом, неодобрительно заметила:
— Вы, мужчина, выпивши, что ли? Наверное, это вы ее и сбили?
Вот тут уж Кружков испугался по-настоящему. До него наконец дошло, в какую двусмысленную ситуацию он попал. Ему смутно припомнилось, что дорожно-транспортное происшествие требует непременного присутствия милиции, и здесь уж при таком скоплении народа сотней не отделаться. Вполне можно остаться без прав, если не чего-нибудь похуже. Невольно Кружков посмотрел на свои руки — они
