(Кемерово, 1965); Право первой строки: Стихи (Таллин, 1977); Столь долгая зима: Стихи (Таллин, 1981); В странный город мы попали: Стихи для детей (Таллин, 1992); Машина-шина и ахта-яхта: Пять детских песенок на стихи Михаила Сафонова (Таллинн, 1997); От синей воды до огня / Предисл. Б. Пойзнера (Таллин, 1998). Печатался в журнале «Таллинн». В его переводе со шведского языка издана книга Маарьи Талгре «Лео — судьба эстонца» (Таллин, 1994) и поэтический сборник шведского классика Нильса Ферлина (Таллин, 1996).
ЭСТОНИЯ
На 1 апреля 2000 года в Эстонии проживало 1,4 млн человек, из них 913 тыс. — эстонцев (65,2 %), 393,4 тыс. русских (28,1 %), 35 тыс. украинцев (2,5 %), 21 тыс. — белорусов (1,5 %). Общее число русскоязычного населения достигало тем самым 450 тыс. чел. (32 %). Следует учесть, что, по оценочным данным, 77 % эстонцев владеют русским языком (около 700 тыс. чел.), за исключением практически не знающих его выпускников эстонских школ 1992–1997 гг., когда изучение русского языка было изъято из школьных программ, и он преподавался только в немногочисленных русских школах. Таким образом, общее количество лиц в Эстонии, знающих русский язык — около 1,15 млн чел (82 %).
Такова реальность, пока не подвластная политическому руководству страны, и, — как говорит Роман Лейбов, — «что касается русской речи, то в Нарве гораздо сложнее услышать эстонскую. А в Таллине шансы примерно равновероятны. У нас в Тарту часто приходится слышать русскую речь на улицах». Так что, — по словам доцента кафедры русского языка Таллиннского университета Сергея Доценко, — «этот язык живет в Эстонии независимо от законов, благодаря прямому общению людей — люди общаются и сами устанавливают правила общения». Тем не менее, несмотря на протесты правозащитников и многочисленных общественных организаций, ориентированных на противостояние официальному Таллинну, политика властей по отношению к русскоязычному населению остается дискриминационной или, лучше сказать, ассимиляционной. После 1998 года преподавание русского языка в средней и высшей школе было вроде бы восстановлено, но преимущественно на правах второго иностранного, причем даже в русских школах планируется в кратчайшие сроки перевести изучение гуманитарных предметов на эстонский язык. Требования к знанию эстонского языка всё ужесточаются, жандармские полномочия Языковой инспекции растут, вопрос о статусе русского языка как языка межнационального общения на государственном уровне даже не обсуждаются. И совершенно понятно, что в сколько-нибудь обозримом будущем доминировать будет именно эта тенденция. Поэтому у носителей русской культуры в Эстонии, не желающих покидать страну, есть только один выбор: либо постепенно вытесняться в языковое и культурное гетто с минимальными социальными шансами, либо, адаптируясь к сложившейся ситуации, искать свое место не вне, а внутри эстонского общества и эстонской культуры.
В 1990-е годы, когда еще сильны были воспоминания о былом имперском интернационализме, большинство русскоязычных требовало равноправия или, на худой конец, легитимации своей культурно- языковой автономности. В 2000-е эти воспоминания остались уделом по преимуществу старшего поколения, а более молодые люди выбирают, как правило, ассимиляцию. «В последнее время, — констатирует Роман Лейбов, — граница между „русскоязычными“ и „эстоноязычными“ сильно размыта. Дети из русских семей оканчивают эстонские школы. Они болтают по-русски, но пишут грамотнее по-эстонски».
И тот же процесс все увереннее идет в культуре, в частности среди русскоязычных литераторов. Писатели с советским опытом по-прежнему собираются в Объединении русских литераторов Эстонии, в Эстонском отделении СП России, пребывая в твердом убеждении: «Русская литература Эстонии — не эмигрантская литература и не прислужница для местных эстонских литературных авторитетов. Она, пусть маленькая, но часть всей русской литературы» (Владимир Илляшевич). Но есть и иная точка зрения: «Русские Эстонии, — говорит Борис Балясный, — это совсем другие русские, живут совсем другой жизнью и, похоже, идут в иную, чем Россия, сторону. Это нужно осознать каждому», поэтому «русская субкультура Эстонии имеет смысл, если она внутри эстонской культуры, т. е. является составной ее частью. В противном случае, это никакая не субкультура, а некий „эстонский филиал“ культуры российской. Такой филиал в Эстонии уже был в течение последних почти 50 лет». И поэтому — продолжим цитату, — люди, пишущие в Эстонии на русском языке, должны «предложить другим литературам свою инакость, свою одновременную принадлежность двум культурам и непринадлежность целиком какой-то одной из них».
Итак, «русская литература в Эстонии» или «эстонская литература на русском языке»? Динамическое соотнесение этих двух точек зрения как раз и определяет нынешнюю ситуацию. Какая из них возобладает, принесет наиболее убедительные творческие результаты, решит будущее. Пока же, — еще раз вернемся к размышлениям теоретика и практика культурной интеграции Бориса Балясного и вслед за ним спросим, — «а что происходит с русскоязычными читателями Эстонии? Они благополучно читают на родном языке литературу, импортированную из России. (…) Русскоязычные читатели Эстонии не читают русскую литературу Эстонии, вот что симптоматично».
СОЮЗЫ
Двуязычное литературное объединение. Создано в 2003 году по инициативе Б. Балясного на базе Литературно-художественной школы-студии в Тарту. Задачи — установление постоянного творческого диалога русских и эстонских писателей, взаимные переводы, проведение совместных публичных чтений. В 2006 году объединение было распущено, и на его основе создан одноименный альманах и инфо-портал русской литературы Эстонии.
Сайт в Интернете: http://www.tvz.org.ee
Создано в 1998 г. при поддержке Союза славянских благотворительных и просветительных обществ во главе с лауреатом премии имени Игоря Северянина Н. В. Соловьем. На 1 июля 2001 года в ОРЛЭ состояло 18 прозаиков, поэтов, критиков, литературоведов. Председатель — Ростислав Титов.
Сайт в Интернете: http://www.baltwillinfo.com/orle.htm
Создан в 1922 г. по инициативе Ф. Тугласа. С 1923 года выходит его печатный орган — журнал «Лооминг» («Творчество»). «И хотя, — говорит Рейн Вейдеманн, — по политическим взглядам члены Союза стояли на разных позициях, а его деятельность омрачали споры, доходящие до личных конфликтов, — Союз писателей продержался до конца 1930-х годов как парламентское объединение духовной элиты, которое информировало государственные власти об интересах писателей и представляло эти интересы». Характерно, что после советской аннексии Эстонии первым председателем Верховного Совета республики стал поэт Йоханнес Варес-Барбарус, которого сменил романист Аугуст Якобсон. В советскую эпоху СП Эстонии играл роль организации, защищавшей писателей и писательскую жизнь от репрессивного вмешательства властей, и его деятельность можно охарактеризовать словами Яана Каплинского как «лояльную, но стойкую оппозицию эстонской интеллигенции». Звездным часом эстонских писателей стал апрель 1988 года, когда на пленуме творческих союзов впервые было предъявлено требование восстановления государственного суверенитета, что способствовало формированию Народного фронта и началу «поющей революции». Стоит отметить, что и первым президентом восстановленной Эстонской Республики стал писатель — Леннарт Мери. С 1940 года в СП Эстонии действовала русская секция, однако в апреле 1991 года СП Эстонии вышел из состава СП СССР, состоять одновременно в двух союзах было запрещено, и русская секция практически перестала действовать. Тем не менее, по данным на 20 августа
