не он обчистил тот чердак на Броней…
- Припоминаю, Вавжинец Фабисяк.
- Ну, и память у вас,- просиял Станислав Ковальский.
- Л теперь, когда мы покончили с делом, скажите, только без вранья, каким образом вы узнали содержание завещания Ярецкого?
- Я и сам толком не знаю, пан меценат.
- Как это так?
- А так,- начал Ковальский.- Вернулся я домой в конце мая. Жена говорит - тебе письмо. Ну, думаю, опять какая-нибудь повестка. Вечно ко мпе цепляются: то на комиссию вызовут - почему, мол, не работаешь, а то снова в суд. Однако, гляжу, на этот раз что-то другое. Обычный почтовый конверт. Заказное письмо. Прочитал и вижу: кто-то разыграть меня надумал, одурачить захотел…
- Цело у вас это письмо?
- Оно со мной.- Ковальский вытащил из кармана пиджака уже изрядно замызганный конверт и подал адвокату.
Пан Ковальский!
Умер Влодзимеж Ярецкий, тот, который изготовлял предметы религиозного культа. На Хелминской, дом семнадцать. Вы знаете его, так как не раз бралн у него товар. Перед смертью Ярецкий составил завещание и завещал Вам все свое состояние.
В завещании Ярецкий указывает, что делает это потому, что Вы во время Варшавского восстания вытащили его из-под развалин. Перед войной он жил на Старувке, на улице Закрочимской. Запомните это хорошенько и заявите, что Вы спасли Ярецкого. Прибавьте себе десять лет, иначе никто Вам не поверит.
Вы сами убедитесь, что я пишу правду. Через несколько дней Вы получите вызов к адвокату Мечиславу Рушинскому в нотариальную контору № 104. Адвокат официально ознакомит Вас с содержанием завещания. Дело идет о больших деньгах. Будьте осторожны, не засыпьтесь. Мастерская, которую Вы получаете, стоит миллион злотых. Письмо уничтожьте, лучше всего сожгите, ибо если его прочтут, то станет ясно, что вся история со спасением Вами Ярецкого - липа. Наследства Вам тогда, конечно, не видать.
Держитесь, твердо одной версии, не болтайте лишнего, особенно адвокатам и в суде.
Друг
Письмо было отпечатапо па машинке, на белом нераз-линовашюм листе бумаги. Подписи от руки, даже какой-либо неразборчивой закорючки, не было. Даты - тоже. Адвокат осмотрел конверт. Письмо отправлено с Варшавского главного почтамта 20 мая. Какая удивительная оперативность! Ведь 20 мая утром милиция обнаружила труп Ярецкого. Поистине потрясающая осведомленность была у этого «друга». Адвокат вложил письмо в конверт и положил его на стол.
- Когда я прочитал это,- сказал Ковальский,- то подумал: не иначе как кто-то из дружков надумал красивой шуточкой поразвлечься, разыграть меня решил. Гадаю, кто бы это? Морду хотелось расквасить этой дряни, чтобы в другой раз неповадно было… первоапрельскую шуточку в мае выкидывать!
- Однако вы письмо не сожгли.
- Каждый человек свой опыт имеет. Если мне говорят: сожги,- значит, надо хранить получше.
- Правильно.- Адвокат даже рассмеялся, выслушав эту своеобразную философию.
- Вскоре действительно пришло письмо, и вы пригласили меня в съязи с наследством по завещанию Влодзимежа Ярецкого. Тогда я понял, что тот тип не врал. А здесь, у вас, и совсем убедился, что все как есть сходится, слово в слово.
- Вы кого-нибудь подозреваете? Кто мог написать? Может, кто из работников мастерской?
- Я там никого не^знаю. В самой мастерской никогда не был. Заходил только в конторку к Ярецкому или к его жене, когда закупал товар. Вы думаете, я у них часто бывал? Раза три, не больше. А там и совсем перестал…
- Получили в кредит - и поминай как звали?
- Вот баба, и об этом наболтала! С чего отдавать-то? Дали бы товару на тысячу или побольше, тогда и барыш был бы. А с двухсот злотых какой оборот? Да и кто такую мелочь отдает? Вот вы, пан меценат, разве рассчитывали, что я верну вам те две красненькие?
- Скорее, пет,- признался адвокат.
Апломб и цинизм Ковальского становились занятными.
- Вот то-то и оно. Подстрелил я у вас две сотенные. А почему? Потому что точный расчет был: ста злотых мне мало, а триста вы не дали бы. Всегда надо знать - где, как и сколько. Но у Ковальского есть своя гордость.
- Следовательно,- спросил пришедший в хорошее настроение адвокат,- я все-таки получу свои деньги?
- Денег вы пе увидите. Но мне сдается, что это вот письмо вас заинтересует. Я вам его продам. За те самые две бумажки. По рукам?
- По рукам,- охотно согласился адвокат. Станислав Ковальский ушел, а Мечислав Рушинский еще раз внимательно осмотрел конверт и перечитал письмо. Мистификация исключалась. Ковальский наверняка не посылал сам себе этого письма. Да и зачем бы ему это делать?
Адвокат набрал номер телефона Калиновича. Ему повезло: майор, несмотря на поздний час, был еще па работе. Договорились встретиться в ближайшем кафе - «Галерея искусства». К слову сказать, адвокат любил сюда наведываться. Здесь всегда можно было полюбоваться на молодых стройных девочек.
Майор выслушал историю с таинственным письмом и в свою очередь внимательно осмотрел его.
- Без тщательного анализа я не могу утверждать, но сдается, что все три документа - копия завещания Ярецкого, его письмо в милицию о самоубийстве и это письмо Ковальскому - отпечатаны на одной машинке.
- Письмо в милицию и завещание писал сам Ярецкий, и, конечно, пользовался своей машинкой.
- Но тогда выходит, что и автором этого письма Ковальскому является тот же самоубийца. И он же опустил его в почтовый ящик, перед тем как совершить свой отчаянный шаг.
- Это абсурд!
- Разумеется, такой вывод, хоть он и кажется логичным, является абсурдным. Зачем понадобилось наследодателю составлять такое странное завещание, а потом учить своего наследника, каким образом он должен лгать?
- Единственно правдоподобный вывод: письмо Ковальскому написал тот, кто знал содержание завещапия и был очень заинтересован, чтобы этот мелкий жулик получил наследство. Поскольку вполне вероятно, что эти письма отпечатаны на одпой машинке, можно предположить, что автора письма Ковальскому следует искать среди тех, кто был близок к Ярецкому, и кому не составляло никакого труда узнать его секрет, и кто смог воспользоваться его же пишущей машинкой. Этой особой, конечно, не является Ярецкая, ибо такое завещание для нее певыгодно и у нее нет никаких оснований действовать в пользу Ковальского.
- Ясно, что это не Ярецкая,- согласился майор.
- Следовательно, остаются работники и ученики мастерской. Кто-то из них подсмотрел, когда Ярецкий писал завещание, и заметил совершенную им ошибку в выборе наследника. Вероятно, этого человека что-то связывало е Ковальским, после самоубийства Ярецкого «друг» решил помочь Ковальскому из Воломина получить наследство.
- Такое предположение могло бы иметь основание, если бы не один контраргумент. Почему наш таинственный «друг» не явился к Ковальскому лично и не объяснил ему все на словах? Почему не поставил под письмом своего имени? Если бы у Ковальского был дружок среди работников мастерской, то он не принес бы вам этого письма и ни за что не выпустил бы его из рук. Нет, я уверен, что Ковальский на этот раз говорил чистую правду. Это письмо, как и известие о том, что он стал наследником владельца мастерской, было для него полной неожиданностью.
- Да, это так,- согласился Рушинскии.
- Объяснить, почему было написано такое письмо, - сказал майор,- для меня, криминалиста, не составляет труда, но это еще не раскроет дела до конца.
- Интересно, почему?
- Автор письма, как это следует из его содержания, знал, что Ярецкии, составляя завещание, совершил ошибку и что не этот Ковальский спас ему жизнь. Тем не менее автор письма хочет, чтобы именно этот Ковальский получил наследство, ибо намерен извлечь из этого личную выгоду.
- Каким же путем и какую?
- Угрожая Ковальскому раскрыть ошибку Ярецкого. Путем такого шантажа он мог вытянуть у счастливого наследника по меньшей мере половину того, что тот получил, ибо Ковальский из опасения потерять все платил бы своему «другу» столько, сколько бы тот потребовал. Такой шантаж не трудно осуществить.
- Это звучит убедительно, майор. Но не следует забывать, что и Ковальский не прост, его голыми руками не возьмешь. Совестью н другими категориями высокой морали он не обременен. Не раз уже получал сроки, и я неуверен, можно ли его так просто запугать.
- А что он мог сделать? Убить шантажиста? Очень сомнительно. Ковальский - жулик, а не какой-то воломинский ас. Такие комбинаторы, как Ковальский, обычно трусоваты. Скорее всего, платил бы шантажисту.
- Это, однако, не противоречит моему тезису, что автора письма следует искать среди людей из окружения Ярецкого.
- С этим я могу согласиться,- признался майор.- Но должен вам рассказать об одном любопытном факте.
- Каком?
- После того как вы передали письмо самоубийцы, мы поехали в мастерскую на Хелмиискую, желая удостовериться, действительно ли за щитком счетчика лежат документы покойного. Они там и оказались. Нужно было составить краткий протокол, который должны были подписать находившиеся при этом свидетели. Обычная формальность. Один из наших работников сел за машинку, стоявшую в конторке мастерской, и отпечатал нужный текст. Из простого любопытства, ибо тогда у меня не было поводов для подозрений, я проверил, не на этой ли машинке отпечатал Ярецкий свое письмо. Угадайте, что же обнаружилось?
- Не на этой машинке?
- Вот именно. Пишущая машинка Ярецкого - это старушка, помнящая, вероятно, еще довоенные времена. А завещание и письмо в милицию отпечатаны на чешской портативной машинке. Сей факт подтвердили и наши эксперты. Это можно обнаружить и невооруженным глазом.
- Может, у Ярецкого было две машинки? Одну, эту старую, он держал в конторе, а другую, новую,- дома?
- Если даже это и так, то и в этом случае ваш тезис несостоятелен. Ярецкие жили вдвоем. Во время следствия об убийстве Ярецкого было тщательно изучено прошлое и
пастоящее его жепы. «Приятелей» у Барбары Ярецкой не было обнаружено. Впрочем, зачем бы любовнику действовать против интересов своей дамы сердца? Ученики и другие работники в доме своего хозяина не бывали. С клиентами, в том числе ксендзами, Ярецкий поддерживал только деловые связи. Товарищеские отношения у Ярецкого в основном были лишь с друзьями юности и военных лет. Барбара Ярецкая личного круга знакомых, насколько нам
известно, не имела. Это, в сущности, понятно: Ярецкая не варшавянка. Она с Балтийского побережья. Должен вам сообщить, что прокурор прекратил
