целости и сохранности на том месте, где нас «зажали» два «Хюндая», села подле Виктора на переднее сиденье и закурила.
— Домой, — глухо сказала я, не узнав собственного голоса.
— О’кей, — ответил Виктор.
И я едва не разревелась, потому что знала — это расхожее английское словцо мой молчун произнес исключительно с целью подчеркнуть, что я не одна, что все идет как надо, если рядом такой непрошибаемо спокойный, но в самой глубине души чувствительный и деликатный парень. Я сквозь слезы взглянула на Виктора, но он, похоже, уже устыдился своего невольного сострадательного порыва.
— Телефон, — коротко произнес он.
Да, действительно, мобильник мой опять надрывался. Достав трубку, я услышала такой родной, такой сердитый голос моей подруги.
— Ты че, Бойкова, телефон блокируешь?!
— Не я, не я, дорогуша!..
Надо же, после всех злоключений и нервотрепки я способна на добрую иронию!
— А кто? — донесся до меня капризный Маринкин голос. — Ты мне мозги не пудри!
Вот она, прославленная Маринкина непосредственность!
— Да правду же говорю! — заверила я подругу.
— Виктор с тобой? — подозрительно спросила она.
— Со мной. Как наш больной?
— Получил новую порцию новокаина. Кстати, нашла ему перевязчика, — сообщила довольная собой и недовольная нами Маринка, — та медичка, о которой я тебе говорила, не может, у нее ребенок болеет.
— Кто же вместо нее?
Наш разговор казался мне удивительно милым. Я с удовольствием потрафляла своей истощенной нервной системе, овевая ее шелком и бархатом невинной женской болтовни. Никакие Маринкины шпильки и подозрения не могли лишить наш разговор особого шарма поистине сестринского обмена живописными подробностями мирной жизни. Ведь мне казалось, что я только что побывала на поле сражения, хотя понимала, что Груздев и вся его бригада так просто от нас не отстанут. Я внутренне приготовилась, что теперь каждый мой шаг будет известен этой находящейся на легальном положении банде.
— …один симпатичный парень. Денис Ковшов.
— Это имя мне ни о чем не говорит, — усмехнулась я.
— А мне говорит, — упрямо заявила Маринка, — он со мной по соседству живет. На третьем этаже. Я ему звякнула, но у него в секции, представляешь, какие старые хрычовки проживают… Вначале его звать отказались под предлогом старческой немощи. Ох уж эти пенсионеры! Как шпионить, по магазинам шастать, гадости молодым делать — они тут как тут, в добром здравии и трезвой памяти, а как человеку полезную услугу оказать — не докличешься! Ну так вот, он на медицинском учится, на хирургии как раз. Парень занятой…
Я еще несколько минут слушала дорвавшуюся до телефона Маринку.
Виктор тихонько посмеивался.
— …родители отдельно живут. А Денису подзаработать нужно. Он малый смышленый и трепаться не любит. Я-то его знаю, — неистовствовала в буйном словесном потоке Маринка, — он не подведет. Сегодня вечером пожалует. Я ему кратенько рассказала, что почем…
— Лютиков спит или бодрствует?
— Спит, родной, намаялся! — Звонкий Маринкин голос проникся нотой искреннего сочувствия.
— Что-нибудь говорил?
— Спросил только, где ты.
— Хорошо. Мы скоро будем.
Я нажала на «отбой» и откинулась на спинку сиденья.
За окнами «Лады» плыли огнями и хлюпали лужами февральские сумерки. Я приспустила стекло, и влажный вечерний ветер обдал мое лицо. Холодные мелкие капли осыпали щеки, лоб, виски. С неба падала какая-то кашица, смесь дождя и снега. И в этой туманной клубящейся завесе, ложившейся на стекла облаком липкой белизны и радужных брызг, плавилась городская иллюминация. Я вдохнула мокрый воздух и закрыла окно.
Оставив машину во дворе, мы поднялись ко мне. Дверь отворила сияющая Маринка. Главное, мы опять здесь, подле нее и не строим никаких хитроумных планов на ее счет и не плетем интриг. Мы, так сказать, снова вошли в царство ее компетенции, ее въедливого контроля.
— Раздевайтесь, — с благожелательно-уверенной интонацией гостеприимной хозяйки сказала она.
— Чем-то вкусным пахнет! — я мобилизовала свои чувствительные ноздри. — Никак что-то из арсенала старинных рецептов, — пошутила я.
Я уже стояла около кухонного стола и вертела в руках книжку французской кулинарии — трогательно миниатюрное издание. Книжка как раз раскрыта на странице, где доходчиво объяснялось, как приготовить ряд вкусных блюд из курицы.
— Что ты выбрала? — полюбопытствовала я. — Так, вина у меня белого нет, только красное, поэтому фрикассе по-парижски нам заказано, кориандра нет и грибов тоже — значит, воляй о шампиньон отпадает, что там дальше… Индейки не имеем, следовательно, сальми де дэнде а ля беришонн нам не видать как своих ушей…
— Эта, как ее… — Маринка хитро улыбалась, — воляй…
— Не валяй воляй, — скаламбурила я.
— Вот, — Маринка выхватила у меня книгу и ткнула пальцем.
— Гратэн де воляй, — как буйнопомешанная, засмеялась я.
— Что с тобой? — подняла на меня недоуменный взгляд Маринка.
— Это с тобой что? — я изобразила на лице живейшее удивление. — Готовишь французские блюда… И это в тот момент, когда решается наша с Виктором судьба! — подколола я ее.
— Замолчи, несчастная! — в порыве игривого негодования метнулась ко мне Маринка.
Вышедший из ванной Виктор с интересом наблюдал за нашей веселой возней. Мы вырывали друг у друга книжку, смеялись, обменивались шутливыми тычками и потешно тузили друг друга.
— Подожди, — вскричала я, — а то молодого человека напугаем!
Маринка застыла как вкопанная и снова безудержно расхохоталась.
— И где же наш гратэн? Там? — я показала на духовку.
Маринка с лукавым видом кивнула.
— Виктор, — торжественно обратилась я к нему, — открывай вино, начинаем пить-гулять!
В меня точно бес вселился. Наверно, просто требовалась такая вот разрядка! Денек-то сегодня ой какой нелегкий был!
Виктор принял из нежных Маринкиных рук бутылку красного вина.
— «Ахашени», — прочла Маринка на этикетке, — то самое…
— «Тот самый вкус», — процитировала я набившую оскомину рекламу.
Виктор быстро справился с бутылкой. Мы расселись по местам.
— Ну, — сгорая от нетерпения, сказала я, — где же курочка?
— Еще минут десять как минимум, — Маринка деловито взглянула на висевшие над входом часы, — вы мне пока расскажите, где были и почему так долго ты, Бойкова, не брала трубу?
Что делать? Из опасения остаться без жаркого пришлось поведать сей любопытной хранительнице очага новую притчу. Я начала повествовать о подвигах нашего легендарного дуэта за бокалом вина, а закончила уже за трапезой.
— Великолепная корочка, — похвалила я Маринку, — и рис прекрасно получился.
В этот момент до нас донесся стон, потом слабый голос Лютикова.
Я вскочила. Лютиков кого-то звал. Я побежала в гостиную, Маринка кинулась за мной. Роман по- прежнему лежал на тахте. Его драная рубашка висела рядом на стуле.
— Рома, как ты? — села я на этот стул.
— Бывало и получше, — невесело усмехнулся он, — дела продвигаются?
