немцы дойдут до самой Москвы, потом Гитлеру капут.
— Почему это ты в этом уверен, может, того-с — стебанулся на следствии, что часто бывает? — они ведь тут, падлы, умеют закрутить мозги сикись-накись?
— Вовсе не уверен — просто ни с того, ни с сего блеснула впереди некая фантастическая картинка.
— Ладно, не будем заглядывать больно далеко, но в остальном ты прав: другого такого шанса нам не видать… фантастика — фантастикой, Саша, но, как я секу, этот твой, или же мой, то есть открытый клон должен взрослеть пару десятков лет, если не больше… а если так, то на хер мне сдалось подобное занятие?.. сначала быть для него своеобразным Савельичем, смотреть, как клоненыш растет, воспитываешь его, приучаешь не дрочить на уроках, одеваешь, обуваешь, следишь, чтоб не связывался с урками, не пиздил денежки из моего лопатника — короче, ты, теряя время своей личной жизни, делаешь из него человека, так?… я что — охуел?.. да за это время любой оригинал может или поехать от такого отцовства или загнуться… принципиально не желаю терять дорогую мне личную жизнь в искусстве, а также в койке, ради того, чтобы на белом свете появился еще один такой же мудак, как я сам… мне и без того мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы в проклятой этой тюряге… как же быть?.. ведь человечество, в общем-то, такое говно, что будь я Богом, пусть меня расстреляют, прекратил бы, скажем на один век, деторождение… потом вбил бы в человечьи головы, как играть роль порядочного человека с детсадика и до самого моргальника… может, ты возьмешь и похоронишь к ебени матери свое открытие, а иначе оно до того доведет обосравшееся наше человечество, что сам Прометей, подаривший людям обогревальное тепло, суп и вторые горячие блюда кулинарии, покажется невинным младенцем, сосущим прелестные сиськи у целого ряда олимпийских богинь.
— Похоронить, Дима, готовое вот-вот родиться открытие, не сможет ни один из ученых хотя бы потому, что оно зачинается, созревает, готовится к рождению не в чьем-либо везучем ученом мозгу, а в общем поле науки, всегда являвшейся все быстрей и быстрей увеличивающейся суммой научных мыслей и знаний… в общем, не беспокойся, лет через сто наука прибавит скорости времени взросления клона раза у три-четыре… одни ученые уже теоретически доперли до возможного способа создавать искусственные алмазы, другие — чуть ли не до расщепления атома, что сулит человечеству приход новой после огня эры — эры высвобождения огромных количеств внутриядерной энергии, — разве сие не удивительно?
— Тебя, случаем, не тряхануло ли все-таки, Саша, до основания, а затем, как говорится, Канатчикова дача?
— Если бы, Дима, если бы… дело в том, что иногда я кое-то предвижу, причем, так ясно, как зрю тебя сейчас перед собою своим единственным глазом, и все мое существо прохватывает страшная стужа… но разве науку прихлопнешь?.. наши безграмотные кретины пытаются обезглавить генетику с кибернетикой, но только тормозят приход новейших практик на смену отжившим свой век… к примеру, древние китайцы, много чего наизобретав, в том числе и убийственный порох, ужаснулись злодейски безнравственной двуликости некоторых наук, попытались посопротивляться им духовно и интеллектуально… воспевая Незнание, даже возвели непроходимую стену между разумом человека и неисчерпаемостью сокровищ науки… прошли века… еще в этом веке, Дима, Китай, фактически сбросив с себя иго марксизма-ленинизма, станет вооруженной до зубов, доминирующей в мире сверхдержавой, имеющей первоклассную науку, передовые технологии и, естественно, этнически сплоченное многомиллиардное население… а в веке следующем… впрочем, об этом лучше не думать, поскольку неизвестно — к добру все оно, или ко злу и концу света.
— Вот какие ха-ха-ха, ни хуя себе какая ожидает нас с тобою не рыбная солянка, а самая что ни на есть уха!.. если ты, в натуре, что-то прозреваешь, то ответь — извини уж, своя рубаха ближе к телу — выйду я отсюда на волю, или не выйду, и это все, что хочу знать.
— Не только выйдешь, но и вернешься на сцену — будь, Дима, спок, как йог, взирающий на свой пупок, как любила говорить моя матушка.
— Тогда почему сам-то ты ни хрена не знаешь насчет своей судьбы?.. это, согласись, ее довольно странная сюжетная неувязка с данной трагедией.
— Сапожник, Дима, как известно, ходит без сапог, истинный поэт до последних минут жизни ждет идеальнейшую из женщин, властительный тиран ни на секунду — из-за отсутствия у него души — не обретает спокойствия, ну и так далее.
— Значит, актер за какие-то бурные аплодисменты всего зала тоже не имеет в жизни ничего такого основательного — одно пожизненное лицедейство, так?
— Мне кажется, Дима, что за любой божий дар приходится так или иначе расплачиваться, причем, не обязательно трагически. — Отличная постановка вопроса… вот отыграю свое еще часика два и постепенно начну выходить из роли, что, как видишь, потрудней, чем выкарабкиваться из запоя… все, хватит, желаю вернуться на порядочную сцену, верней, на сцену порядочности, где я им, блядям, и всему народу такую замастырю трагедию, что глаза на лоб полезут от ужасов жизни… я, сука, не Гамлет — не хера мне думать — быть или не быть? когда надо быть, быть и еще раз быть, а все они пусть гниют заживо, что со мной, по их вине, и происходит третий уж год.
Он, подойдя к двери, забарабанил кулаком по кормушке, затем согнулся, схватился за живот и застонал; кормушка вскоре открылась.
— Гражданин надзор, язва, видать, открылась, подыхаю, в животах схватило и не отпускает, мне бы пару ложек соды, а вода есть.
Это, как понял А.В.Д., был сигнал Димы для сообщения шефу о немедленном вызове из камеры по важному делу. — Какая еще такая на хер сода врагу народа, да еще на ночь глядя, когда ужин вон несут? — Не до жратвы, начальник, хули ты рот раззявил? — валяй, действуй.
Кормушка захлопнулась; Лубянов, по профессиональной актерской инерции, охая от боли, повалился на койку лицом вниз; А.В.Д., массируя ему спину, тихо, но очень внятно повторил все, что тот, не рассусоливая, должен выложить своему шефу. — Главное, непременно добавь, что я, когда выбили глаз, в полуобмороке услышал разговор Дребеденя по телефону о грядущих в наркомате переменах, когда он так отыграется на некоторых умниках, так нассыт им прямо во вредительские их очи и не утрет шмурыльники, что комната смеха позавидует… прямо так и скажи, дескать, видно даже по мелким пешкам, как в воздухе носится нечто для вас, следовательно и для меня, предчувствие крайне неблагоприятного оборота событий. — Ролевое задание уяснил до самого что ни на есть занавеса, но, видимо, шеф дернет только завтра… хотя они тут привыкли, ежовские пидарасы, мантулить в три смены: взяли на себя почетную вахту перед первым маем и свято блюдут график приведения в исполнение высших мер наказания… как говорится, сегодня больше, чем вчера, а завтра больше, чем сегодня… надо бы сказать в этом месте, что я всехних ихних мам ебал, но временно уж воздержусь… очень, поверь, просто и очень приятно вспоминать человеческую речь, ведь я интеллигентно воспитанный дворянин, Саша, мне остоебенила сраная эта роль… я бы, бля буду, сейчас сыграл без репетиции необыкновенно трудного иудея-пожарника в «Преступлении и наказании», а то и самого Порфирия… но черт со мной, главное, опередить Дребеденя, ибо он и не человек — это какая-то бронемандавошка на запасном пути к моей свободе… учти, в данный миг воплю для надзора: «ой, блядь, режет, ой, болит, ох, падла, крутит, не могу-у-у, нет моих сил!».. мы еще посмотрим, Саша, кто кого замочит… смеется тот, кто смеется последним, а плачет первым — сегодня Дребеденевская очередь похныкать.
Им, как выразился Дима, притаранили ужин, но ему самому было не до перловой кашки, а вот донельзя возбужденный А.В.Д. заставил себя съесть обе порции и выпить кружку кипятка.
«Кто знает, — думал он, — возможно, это самый ответственный момент в моей жизни… так что же день грядущий мне готовит?.. ангел-хранитель, друг ты мой пожизненный и посмертный, помоги вызволить несчастных из обездушенных застенков одной шестой света».
Дверное «очко» больше не поскребывало — не открывалось; поэтому Лубянов, казалось, успевший сбегать за кулисы, где мастерски изменил внешность и настроился на иной стиль речи, с большой охотой принялся выкладывать А.В.Д. историю своей невероятной судьбы.
14
