Я отправился на следующее же утро и вскоре нашел дом паши. Он как раз был дома и, когда услышал, что пришел ныряльщик, который просит пустить его к хозяину, сразу понял, в чем дело, и сам поспешил мне навстречу. Увидев найденные мной четки, он очень обрадовался и так горячо поблагодарил меня, что я, глубоко тронутый его приемом, наотрез отказался принять причитающееся мне вознаграждение.
Тогда паша пригласил меня к себе на ужин, и я, конечно, не смог отклонить этот знак внимания. После ужина я был вынужден сразу уйти, так как боялся опоздать на последний рейс парохода. Но по дороге на пристань я вдруг почувствовал себя так плохо, что присел на ступеньки ближайшего дома и, видимо, потерял сознание.
Прохожие заметили то, что случилось и, так как это было недалеко от дома паши, оповестили его, что какой-то парень внезапно лишился чувств. Догадавшись, что это был не кто иной, как его недавний гость, паша поспешил прийти вместе со своими слугами и приказал им отнести меня к нему в дом и как можно быстрее послал за доктором.
Я вскоре пришел в себя, но, находясь в очень плохом состоянии, вынужден был на некоторое время остаться в доме этого доброго человека.
В ту же ночь моя кожа начала шелушиться и нестерпимо гореть, очевидно, из-за продолжительного воздействия соленой морской воды. Я был помещен во флигель, и для ухода за мной прислали одну пожилую женщину по имени Фатима Бадьи. Сын паши, студент германского военного колледжа, тоже приходил навестить меня, интересуясь моим здоровьем. Это и был Еким-бей, человек, позже ставший моим закадычным другом.
Я начал выздоравливать, и мы часто беседовали с ним, обсуждая все на свете, и постепенно перешли на философские темы. К тому времени, когда я полностью поправился, мы уже были близкими друзьями и, не без сожаления расставшись, поддерживали переписку. В том же году он ушел из военного колледжа и поступил в медицинскую школу, так как его взгляды к тому времени изменились и заставили его отказаться от запланированной ранее военной карьеры.
Прошло четыре года.
Однажды, будучи на Кавказе, я получил от него письмо, в котором он сообщал, что уже завершил свое образование и хотел бы повидаться со мной и в то же время посетить Кавказ, которым он давно интересовался, и спрашивал меня, когда и где мы могли бы встретиться.
Тем летом я жил в Сураме, зарабатывая на жизнь изготовлением гипсовых безделушек под маркой 'made in Paris'. В телеграмме, посланной Еким-бею, я сообщал, что с нетерпением жду его приезда, и через несколько дней мы встретились.
В том году Погосян, Елов и Карпенко также проводили летние месяцы вместе со мной в Сураме, и, познакомившись с ними поближе, Еким-бей вошел в нашу дружескую компанию.
Все лето мы прожили в Сураме, часто устраивая пешие экспедиции по окрестностям этого города: взбирались на вершины гор, знакомились с жителями этих мест, еще не подвергшихся воздействию цивилизации, и даже добрались до племени хевсуров, обычаи и быт которого могли бы свести с ума любого человека, увлекающегося этнографией.
Проведя несколько месяцев в тесном общении с нашей компанией, этот впечатлительный юноша заразился нашими сумасбродными идеями и вскоре точно так же, как и мы, производил на окружающих впечатление не совсем нормального человека.
В то время мы четверо - Погосян, Елов, Карпенко и я - обсуждали предложение, давно сделанное нам князем Юрием Любовецким, приглашавшим всех нас присоединиться к нему и его товарищам, отправлявшимся в пешую экспедицию от окрестностей Нахичевани через всю Персию до Персидского залива.
Эта дискуссия и перспективы, связанные с подобным путешествием, так сильно заинтересовали Еким-бея, что он попросил нас замолвить за него словечко, чтобы князь позволил ему участвовать в этой экспедиции. Еким-бей стал придумывать, как добиться у отца разрешения отправиться в это странствие.
Дело закончилось тем, что, уладив все свои дела, частью с помощью переписки, частью лично, для чего ему пришлось все же съездить домой, он в сопровождении нашей неунывающей компании отправился в долгий путь.
Мы выехали из Нахичевани за полночь и уже утром испытали на себе невероятное усердие тех двуногих обитателей нашей планеты, которые называются 'пограничной стражей'. Они в течение довольно длительного времени демонстрировали нам свою профессиональную проницательность и осведомленность.
Всего в этой экспедиции участвовало двадцать три человека, включая тех моих друзей, каждому из которых я решил посвятить отдельную главу этой книги. О трех из них, Погосяне, Елове и князе Любовецком, я уже написал и хочу посвятить данную главу доктору Еким-бею. С инженером Карпенко и археологом Скридловым вы встретитесь в следующих главах этой книги.
Наше путешествие до города Табриза, куда мы прибыли через несколько дней, прошло без особых приключений. Но вскоре по прибытии случилось одно происшествие, на котором я хочу остановиться поподробнее не только потому, что в нем принимал самое активное участие мой друг Еким-бей, но также из-за того, что оно полностью изменило мое мировоззрение.
Будучи в Табризе, мы услышали об одном персидском дервише, якобы демонстрирующем невероятные чудеса, что, конечно же, нас очень заинтересовало. Позже, продолжив наше путешествие, мы опять узнали об этом человеке от одного персидского священника и решили, что, хотя он живет довольно далеко от намеченного нами маршрута, нам следует отправиться туда и лично познакомиться с ним.
На тринадцатый день нашего утомительного путешествия, после ночлегов в хижинах персидских и курдских пастухов, мы наконец достигли маленького поселка, где жил этот дервиш, и сразу же отправились прямо к нему.
Мы застали его сидящим возле своего дома в тени деревьев и беседующим с пришедшими к нему людьми. Это был человек зрелого возраста, одетый в какие-то лохмотья. Он сидел прямо на земле, скрестив босые ноги. Его окружали молодые персы, как впоследствии оказалось, ученики и последователи. Подойдя, мы попросили благословения, и, получив его, тоже уселись на землю возле дервиша и вступили с ним в беседу Мы задавали вопросы - он отвечал, потом мы поменялись ролями.
Сперва мы встретили довольно прохладный прием, нам казалось, что собеседник не расположен к долгому разговору, но позже, когда он узнал, что мы преодолели огромное расстояние только для того, чтобы встретиться с ним, стал более сердечным.
Он говорил очень просто, не расцвечивая свою речь изысканными фразами, и в первый миг производил впечатление невежественного человека, совсем необразованного в европейском смысле слова.
Разговор велся на персидском языке, верее на одном из его многочисленных диалектов, которым в нашей компании владели всего трое: я, доктор Сары- оглы и еще один человек, говоривший на нем не очень бегло, поэтому я участвовал в беседе в качестве переводчика, задавая вопросы и немедленно передавая своим спутникам полученные ответы. Наступило обеденное время. Ученики дервиша принесли ему рис в посуде, сделанной из тыквы, и тот, продолжая беседовать с нами, начал есть. Так как мы с раннего утра, когда отправились в путь, еще ничего не ели, то, открыв наши дорожные мешки, тоже приступили к трапезе.
Должен заметить, что в то время я был страстным приверженцем учения индийских йогов и в точности следовал всем правилам хатха-йоги. Например, согласно этому учению, во время еды необходимо было тщательно пережевывать пищу, поэтому, когда все собеседники, включая дервиша, уже пообедали, я продолжал очень усердно работать челюстями, стараясь не пропускать в желудок ни одного неразмельченного кусочка пищи.
Заметив это, дервиш обратился ко мне: 'Скажи мне, юный чужестранец, почему ты так необычно ешь?' Я был так удивлен этим вопросом, который показался мне очень странным и свидетельствовал о невежестве спросившего, что не сразу дал ответ. Я подумал, что мы зря проделали этот путь, что у этого человека нельзя ничему научиться. Испытывая сильное смущение и даже стыдясь необразованности собеседника, я прочел ему настоящую лекцию по вопросам пищеварения, разъясняя, что тщательно прожеванная пища лучше усваивается организмом. Все это я узнал из многочисленных 'научных' изданий.
Покачивая головой, мой собеседник напомнил поговорку, очень любимую в Персии: 'Бог покарает человека, который, не зная дороги в Царство Небесное, указывает ее другим'.
После этого Сары-оглы задал дервишу какой-то вопрос, на что тот кратко ответил, затем снова повернулся ко мне и спросил: 'Скажи мне, юный чужестранец, занимаешься ли ты гимнастикой?'
Я и в самом деле считал физические нагрузки панацеей от всех бед, изучил все системы упражнений, рекомендуемых индийскими йогами, а также шведскую гимнастику Мюллера. Все это я рассказал своему собеседнику, доказывая, что регулярные физические нагрузки совершенно необходимы для организма человека, и поэтому я занимаюсь гимнастикой не менее двух раз в день. Я также вкратце описал ему применяемую мной систему упражнений.
'Но эта гимнастика развивает только мускулатуру рук, ног и других органов, - сказал этот человек, - в то время как многие внутренние мышцы не затрагиваются'.
'Да, это так', - подтвердил я.
'Отлично. Теперь давайте вернемся к вашей манере тщательно пережевывать пищу. Если вы делаете это для того, чтобы способствовать улучшению вашего физического состояния, то вы на ложном пути. Пережевывая пищу, вы избавляете ваш желудок от его прямой обязанности. Сейчас вы молоды, здоровы, но, приучив ваш желудок ничего не делать, в преклонном возрасте поймете, что мышцы стенок желудка в значительной степени атрофировались, и причиной этого является ваша привычка слишком тщательно пережевывать пищу. Вам известно, что мышцы человека к старости ослабевают, и вот к этой естественной возрастной мышечной атрофии вы добавите искусственную атрофию мышц стенок желудка, которая будет вызвана тем, что вы в течение длительного времени избавляете свой желудок от его обязанностей. Представьте себе, что произойдет с вашим физическим состоянием? Поймите, что нет никакой необходимости так усердно прожевывать пищу. Напротив, в вашем возрасте чем меньше вы жуете, тем лучше. Я советую глотать небольшие кусочки пищи и даже косточки, чтобы задать работу своему желудку. Думаю, что люди, дававшие вам подобные советы, а также авторы книг такого рода, как говорится, 'слышали звон, да не знают, где он'.
Эта ясная, содержательная и убедительная речь дервиша заставила меня изменить свое мнение о нем. До сих пор я задавал ему вопросы, руководствуясь только праздным любопытством, но с этого момента ощутил неподдельный интерес и не пропускал ни единого слова, сказанного им. Я почувствовал всем своим существом, что идеи, которыми я руководствовался прежде, принимая их за аксиому, не требующую доказательств, на самом деле глубоко ошибочны. Все, что раньше казалось разумным и очевидным, вдруг предстало в ином свете. Меня начали обуревать сомнения, возникли сотни вопросов, которые требовали немедленного ответа.
Увлеченные разговором с этим необыкновенным человеком, мы с доктором позабыли обо всем на свете и не заметили, что давно уже перестали переводить вопросы наших товарищей и ответы дервиша. Заметив, как мы поглощены беседой, они стали засыпать нас с вопросами: 'Что он сказал? О чем вы говорите?' - и каждый раз, чтобы отделаться от их назойливых расспросов, мы отвечали, что расскажем попозже.
Когда дервиш закончил свою речь, ясно и просто объяснив, как правильно питаться и как функционирует пищеварительная система человека, я сказал: 'Пожалуйста, поделитесь со мной своими идеями, касающимися так называемого 'искусства правильно дышать'. До настоящего времени я был страстным приверженцем системы дыхания йогов, основной принцип которой заключается в том, что после вдоха следует задержать дыхание на некоторое время и только потом медленно выдохнуть. Правильно ли я поступал, следуя этому правилу?
