Из Тибета направившись к истокам Нила, а затем в Абиссинию, где провели три месяца, мы затем поехали через Сирию к Красному морю и закончили нашу экспедицию у развалин Вавилона, После четырех месяцев, проведенных вместе, профессор Скридлов остался здесь, собираясь продолжить раскопки, а я отправился через Месджеде-Солейман в Исфахан в обществе двух персов - торговцев коврами, с которыми случайно познакомился в маленьком поселке возле Вавилона и вскоре подружился, разделяя их любовь к старинным персидским коврам.
Следующая встреча с профессором Скридловым произошла через два года в Оренбурге, пункте отправления большой экспедиции по Сибири, предпринятой с целью, поставленной тем же самым 'Обществом искателей истины', о котором я упоминал несколько раз в предшествующих главах этой книги.
После этого путешествия мы встречались довольно часто, принимая совместное участие в экспедициях различной продолжительности и сложности; бывали случайные кратковременные встречи после долгих расставаний, и тогда мы обменивались мнениями о том, что нам довелось узнать за время, проведенное в разлуке.
Я опишу как можно более подробно одну из наших встреч и последовавшее за ней длительное совместное путешествие, во время которого профессор Скридлов испытал нечто вроде катарсиса, изменившего весь его душевный строй, и с тех пор стал действовать, руководствуясь не только своими логическими умозаключениями, но также повинуясь чувствам и инстинктам. И последние даже начали доминировать в его поведении, так сказать, играть первую скрипку.
Я столкнулся со Скридловым совершенно случайно в России вскоре после того, как покинул Константинополь, где я навещал князя Любовецкого. Я направлялся в Закавказье и как-то сидел в станционном буфете, расправляясь со знаменитой 'говяжьей' отбивной котлетой, изготовленной из конины, которую поставляют в железнодорожные буфеты казанские татары. Внезапно чья-то рука дружески опустилась на мое плечо. Я обернулся и увидел своего друга профессора Скридлова.
В ходе беседы выяснилось, что он следовал тем же поездом, что и я, направляясь к своей дочери, которая проходила в Пятигорске курс лечения минеральной водой.
Обрадовавшись этому случайному свиданию, мы решили провести остаток дороги вместе, и профессор Скридлов перебрался из второго класса в третий, в котором я ехал. Мы говорили с ним всю дорогу.
Он рассказал, что после того как осмотрел развалины Вавилона, вернулся в Тибет и продолжил раскопки. За два года, проведенные в путешествиях и археологических исследованиях, он сделал немало научных открытий и узнал массу интересных вещей, но в конце концов начал ужасно тосковать по России и по своим детям и решил, сделав перерыв в своих научных изысканиях, вернуться на некоторое время на родину.
Приехав в Россию, он сперва отправился в Санкт-Петербург, а затем в Ярославль, чтобы повидать свою старшую дочь, а сейчас он ехал к младшей, которая за время его отсутствия подарила ему двоих внуков. Сколько он пробудет в России и что будет делать дальше, он пока не знал.
В свою очередь я рассказал ему, как провел те два года, что мы не виделись. Увлеченный исламом, я, проявив немалую изобретательность, сумел пробраться в Мекку и Медину, недоступные христианам, надеясь там, в самом сердце этой религии, получить ответы на мучившие меня вопросы.
Но все мои усилия были тщетны, я не узнал ничего существенного. Мне стало ясно, что если эта религия и таит в себе какую-то тайну, то искать ее надо не в Мекке или Медине, а в Бухаре, где с самого начала концентрировалось все, что касалось ислама, все знания и священные тексты. Так как я не терял надежду приобщиться к высшей истине, я решил отправиться в Бухару вместе с группой пилигримов, которые после хаджа в Мекку и Медину возвращались домой и с которыми я намеренно установил самые добрые отношения.
Затем я рассказал профессору Скридлову о том, что помешало мне тогда осуществить свой план и проникнуть в Бухару, о том, как по просьбе князя Любовецкого, встреченного мной в Константинополе, я сопровождал в Тамбов к его сестре одну девушку. Только что вернувшись из этой поездки, я собирался навестить своих родителей и пробыть в Закавказье некоторое время, а затем как следует подготовиться к нелегкому путешествию в Бухару и отправиться туда... '...вместе с вашим другом Скридловым', - закончил мою последнюю фразу профессор.
Он добавил, что уже в течение трех лет мечтает побывать в Бухаре и Самарканде, так как это необходимо ему для проверки исторических фактов, связанных с Тамерланом, для того чтобы пролить свет на некоторые темные пятна истории. В последнее время желание отправиться туда стало особенно сильным, и причина его колебаний заключалась лишь в отсутствии подходящего спутника. Узнав, что я как раз собираюсь в интересующий его регион, он сообщил, что будет рад составить мне компанию, если я ничего не имею против.
Встретившись в Тифлисе через два месяца, как договаривались, мы направились в Закавказский регион, имея конечной целью Бухару, но, достигнув развалин древнего Мерва, провели там целый год.
Чтобы пояснить, почему это произошло, я должен сперва сказать, что задолго до того, как мы решили вместе отправиться в Бухару, профессор и я часто мечтали и даже строили планы о том, как нам попасть в Кафиристан, страну, абсолютно недоступную для европейцев, и поэтому такую вожделенную.
Мы желали этого особенно сильно потому, что, согласно информации, которую нам удалось добыть, общаясь со множеством людей, там, вполне возможно, скрывались ответы на волнующие нас вопросы как психологического, так и археологического порядка.
В Тифлисе мы начали подготавливать все необходимое для нашей необычной экспедиции в Бухару, включая и рекомендательные письма, встречались и разговаривали со множеством людей, хорошо знающих этот регион.
В результате этих интересных содержательных бесед наше желание попасть в Кафиристан так усилилось, что после горячей дискуссии мы решили отправиться туда сразу же после возвращения из Бухары.
Все наши другие желания и интересы развеялись как дым, на протяжении всего пути в Туркестан мы думали и говорили только о том, как осуществить это дерзкое предприятие. Но наши фантастические планы приобрели определенную форму только через некоторое время при следующих обстоятельствах.
Во время остановки поезда в Новом Мерве я отправился в буфет достать немного горячей воды для чая и на обратном пути был внезапно остановлен человеком, который сразу бросился обнимать меня.
Оказалось, что это мой старый друг грек Василаки, портной по профессии, который уже долгое время жил в Мерве. Узнав, что я здесь проездом и направляюсь в Бухару, он умолял меня не уезжать до завтра, а пойти с ним на семейное торжество, которое состоится сегодня вечером по поводу крестин его первого ребенка.
Это приглашение было таким искренним и трогательным, что я не смог категорически отказаться его принять и попросил Василаки немного подождать. Зная, что до отправления поезда осталось совсем мало времени, я поспешил в свой вагон, расплескивая на ходу кипяток, чтобы посоветоваться со своим спутником.
Когда я с трудом проталкивался сквозь толпу людей, снующих во всех направлениях, профессор, заметив меня на платформе, махнул мне рукой и закричал: 'Я уже собрал ваши вещи, идите сюда к окну, я подам их вам'.
Очевидно, он увидел, что я встретился со старым знакомым, и догадался, какое приглашение за этим последовало. Пока я не менее торопливо пробирался сквозь толпу к окну нашего вагона и принимал подаваемые мне вещи, выяснилось, что вся эта спешка совершенно напрасна, так как поезд будет стоять на этой станции по меньшей мере два часа, дожидаясь связи с Кушкой, которая почему-то нарушилась.
Вечером, во время ужина, который последовал за религиозным обрядом крестин, меня посадили рядом с одним старым человеком, выходцем из кочевого тюркского племени, другом нашего гостеприимного хозяина. Этот старик был владельцем огромного стада породистых мериносовых овец. У нас завязалась непринужденная беседа, в ходе которой этот человек рассказал мне о многочисленных независимых племенах, населяющих регион Кафиристана. Продолжив нашу беседу после ужина, во время которого было выпито немалое количество русской водки, этот почтенный старец как бы про себя, не обращаясь ни к кому конкретно, сказал одну вещь, которую я постарался запомнить.
Он сообщил, что несмотря на почти инстинктивную враждебность, которую жители Кафиристана проявляют ко всем, кто не принадлежит к их собственному племени, они все-таки как-то сосуществуют и даже общаются друг с другом, и что к какому бы племени или расе ни принадлежал человек, если он посвятил себя служению Господу, это вызывает невольное уважение и даже симпатию к нему не только его сородичей, но и представителей другой расы или народа.
Обдумав услышанное и обсудив все варианты, мы решили, что должны отправиться в эту страну не как простые смертные. Нам следует выдать себя за тех, кому оказывают особое уважение и кто может свободно ходить повсюду, не вызывая подозрений.
На следующий вечер, сидя в чайхане Нового Мерва, мы продолжали отрабатывать мельчайшие детали нашего дерзкого предприятия, не обращая внимания на то, что происходило вокруг нас. Между тем обстановка в чайхане далеко не располагала к размышлениям. Две компании турков за соседними столиками были изрядно навеселе и развлекались в обществе мальчиков-танцовщиков, основная профессия которых, вполне легальная в соответствии с местными законами, была очевидной для всех присутствующих. В Европе этим занимаются женщины, обладающие желтыми билетами.
Итак, мы сошлись на том, что профессор Скридлов должен будет выдавать себя за почтенного персидского дервиша, я же вполне сойду за прямого потомка Мохаммеда.
Чтобы как следует подготовиться к этому маскараду, необходимо было длительное время, а также тихое уединенное место. Поэтому мы решили поселиться в окрестностях развалин древнего Мерва, которые вполне отвечали нашим требованиям, и где мы могли в свободное от приготовления время понемногу заниматься раскопками. Наша подготовка в основном состояла в заучивании священных персидских религиозных текстов и в овладении местной речью, полной образных выражений и иносказаний. Также мы должны были отрастить волосы, чтобы стать похожими на людей, за которых собирались себя выдавать. Малейшая недоработка в этом вопросе грозила нам смертельной опасностью.
Только через год, проведенный в усердной подготовке, мы были удовлетворены достигнутыми успехами как в изучении священных сур Корана, так и в приобретении необходимой внешности для нашего предприятия.
И вот в одно прекрасное утро мы покинули развалины Мерва и, добравшись пешком до станции Байрам-Али на Центральной азиатской железной дороге, сели в поезд, идущий в Чарджоу Оттуда мы двинулись вверх по Амударье.
Это случилось на берегах Амударьи - реки, которая когда-то звалась Оксус и, обожествляемая некоторыми народами Центральной Азии, была местом зарождения современной цивилизации. И вот во время нашего путешествия вверх по реке вместе с профессором Скридловым случилось одно происшествие, неожиданное для европейцев, но вполне соответствующее традициям местной патриархальной морали, еще не подвергшейся воздействию современной цивилизации, жертвой которого стал один хороший старый человек. Воспоминания об этом инциденте до сих пор заставляют меня чувствовать угрызения совести, так как из-за нас один почтенный старец лишился всех своих сбережений, и возможно навсегда. Я хочу описать эту часть нашего путешествия в страну, недоступную для европейцев, как можно подробнее, и описать его в стиле литературной школы, которую я посещал в юности. Этот цветистый стиль живет и здравствует, как мне кажется, как раз на берегах этой великой реки - стиль, который я называю так: минимум мыслей и максимум эмоций.
