И когда мои родственники, подобно другим жителям Александрополя, узнали о приближении турок всего за час до их вступления в город, охваченные ужасом, они бежали, не захватив с собой даже самого необходимого. Сперва они даже перепутали направление, и только тогда, когда совершенно обессилили и не могли бежать дальше, поняли, что ошиблись, и повернули в Тифлис.
Только через двадцать дней, пробираясь горными тропами, иногда почти ползком, страдая от голода и холода, они наконец добрались до Тифлиса. Узнав, что я нахожусь в Ессентуках и что сообщение с этим городом налажено, они с помощью друзей наняли две крытые повозки и двинулись по Военно-Грузинской дороге и наконец оказались у дверей моего дома. Должен сказать, что я едва узнал их - так ужасно они выглядели.
Представьте себе состояние человека, который видит, что случилось с его родными, и чувствует себя обязанным предоставить этим несчастным стол и кров, а также позаботиться об их дальнейшей судьбе.
Все эти непредвиденные расходы, как и средства, затраченные на организацию и проведение недавней экспедиции, а также материальная поддержка, оказанная моим ученикам, оставшимся в Минеральных Водах, почти полностью поглотили все мои накопления. Я не только истратил все мои наличные деньги, но также был вынужден распродать все те ценные вещи, которые мы с моей женой имели при себе.
Что касается тех ценных коллекций, которые я собирал всю жизнь, то, отданные на хранение моим друзьям, живущим в Москве и Санкт-Петербурге, они остались в столице, и я не имел ни малейшего представления о постигшей их судьбе. На второй день моего пребывания в Тифлисе я понял, что у меня не осталось ни цента, и был вынужден попросить жену моего друга пожертвовать свое последнее кольцо с бриллиантом примерно в один с четвертью карата, чтобы, продав его, купить на вырученные деньги еду для всей нашей колонии.
Дело осложнилось еще и тем, что я заболел, сильно простудившись во время экспедиции, так как высоко в горах перепады между дневной и ночной температурами воздуха очень велики. Мне становилось все хуже, потому что я не мог соблюдать постельный режим, и с температурой 104° (по Фаренгейту) вынужден был весь день бегать по городу, чтобы как-то обеспечить нашу группу самым необходимым и найти выход из этого отчаянного положения.
Я разузнал, как обстоят дела в коммерческой сфере, и оказалось, что несмотря на экономическую депрессию, охватившую весь регион Закавказья, торговля восточными коврами процветает, принося значительные доходы. Поразмыслив, я решил заняться этим бизнесом.
Я подобрал несколько человек, разбирающихся в коврах, из числа тех, кто приехал сюда со мной, а также моих родственников, живущих здесь уже достаточно долгое время, и, проинструктировав их, очень быстро организовал компанию по закупке и перепродаже ковров.
Часть моих помощников обследовали Тифлис и соседние города, разыскивая и закупая ковры в любом состоянии, другая группа мыла и чистила их, а третья занималась реставрацией. Затем ковры сортировались и выставлялись на продажу. Часть продавалась в розницу, часть - оптовыми партиями, как для продажи на местном рынке, так и для экспорта в Константинополь.
Через три недели этот бизнес стал нам приносить такую прибыль, что хватало не только на обеспечение всем необходимым нашей колонии, но и удавалось откладывать кое-что на черный день. Учитывая улучшение нашего материального положения, а также возможность расширения этого предприятия, я решил воссоздать мой Институт здесь, на месте, не дожидаясь, пока окончится гражданская война и появится возможность вернуться в Москву, тем более что я и раньше планировал открыть в Тифлисе филиал своего Института.
Продолжая заниматься закупкой, реставрацией и продажей ковров, я одновременно стал организовывать Институт. Вскоре мне стало ясно, что в связи с жилищным кризисом в Тифлисе, естественным в тех обстоятельствах, практически невозможно найти подходящее для моих целей помещение. Поэтому я обратился за помощью и поддержкой к грузинскому правительству, и оно пошло мне навстречу. Тифлисскому губернатору было предложено оказывать всяческое содействие в обеспечении моего Института соответствующим помещением, которое предполагалось передать в мое полное распоряжение. И лично губернатор, и несколько государственных служащих действительно искренне пытались нам помочь, но в связи со сложным экономическом положением подходящее помещение так и не было найдено, и мне пришлось удовлетвориться временным помещением. Однако мне было обещано, что при первой же возможности оно будет заменено.
Таким образом, я в третий раз начал организовывать свой Институт, обеспечивая его всем необходимым оснащением. Местные жители и приезжие, на душевное состояние которых очень сильно повлияли происходящие катастрофические события, чувствовали потребность отыскать другие ориентиры в жизни, отбросить ложные ценности. Поэтому через неделю после открытия Института все классы, которые стали заполняться во временном помещении, оказались переполненными. Список желающих посещать мои лекции в несколько раз превышал вместимость нашего помещения, поэтому все мы с нетерпением ожидали, когда же власти сдержат свое слово и позволят нам заниматься в более подходящих условиях. Переполненность групп заставляла нас заниматься посменно, не только в утренние, дневные и вечерние, но также и в ночные часы.
Правительство постоянно откладывало решение этой проблемы, давая голословные обещания, и я решил, что продолжать занятия в таких условиях просто невозможно. И когда через некоторое время в Грузии власть захватили большевики и положение дел еще больше ухудшилось, стало ясно, что не стоит тратить попусту время и энергию. Я решил, что следует не только закрыть Институт, но и, перебравшись в другую страну, начать все сначала в более подходящих условиях.
Распродав почти за бесценок все свое имущество и кое-как обеспечив на первое время остающихся в России членов нашей колонии, я с большими трудностями эмигрировал в Константинополь, захватив с собой тридцать человек из числа моих единомышленников.
Ко времени отъезда из Тифлиса я заработал немалую сумму, торгуя восточными коврами. По моим подсчетам, этих денег хватило бы не только на оплату переезда в Константинополь группы в тридцать человек, но и позволило нам прожить там некоторое время относительно безбедно.
Но увы, все эти подсчеты оказались иллюзией. Нам не удалось вывезти средства, которые мы заработали буквально в поте лица своего.
Так как местная валюта была неконвертируемой и вывозить ее не имело никакого смысла, мы решили купить на все деньги партию старинных восточных ковров, а также некоторое количество драгоценных камней и везти, распределив это все поровну между членами нашей группы.
Но на границе, несмотря на соответствующее оформление необходимых документов и оплату пошлины, все мои ковры незаконно конфисковали, придравшись к каким-то мелочам. Позже, в Константинополе, когда мы предприняли попытку добиться справедливости и вернуть свои ковры, оказалось, что Батум уже захвачен большевиками, организация, проводившая конфискацию, полностью распущена, а наши ковры бесследно исчезли. Из двадцати чудесных старинных ковров удалось спасти только два, которые провез под видом дипломатической почты мой ученик и единомышленник финский консул.
И вот я оказался в Константинополе почти таким же нищим, каким прибыл в Тифлис.
В моем распоряжении находились только два маленьких бриллианта и два оставшихся после всех злоключений ковра. От их продажи нельзя было выручить сумму, которая позволила бы всей нашей группе прожить более или менее значительное время, учитывая то, что почти всем нам было необходимо обзавестись одеждой. Дело в том, что купить одежду в Тифлисе в то время было почти невозможно, и мы так обносились, что не могли выйти на улицу в своих лохмотьях, особенно в городе, где жизнь была более или менее налажена.
Но удача сопутствовала мне, и немедленно по приезде в Константинополь я занялся бизнесом.
Среди прочего я на паях с одним моим старым другом и земляком занялся перепродажей больших партий икры. А один раз даже посредничал при перепродаже парохода. И вскоре мое финансовое положение начало улучшаться.
Еще в Тифлисе я раз и навсегда отказался от мысли организовывать постоянные представительства своего Института в России, но не будучи достаточно знаком с положением дел в Европе, я находился в затруднительном положении, не решив окончательно, где мне обосноваться. Поразмыслив некоторое время, я наконец обосновался в Германии, отдав предпочтение этой стране вследствие ее географического положения в центре Европы, а также общепризнанного высокого уровня развития культуры.
Но, задержавшись в Константинополе, чтобы обеспечить себя материально, я вынужден был заниматься всевозможными коммерческими предприятиями, так как у меня не было богатого дядюшки в Америке.
Между тем, группа учеников и единомышленников, вывезенная мной из России, хотела продолжить наши занятия, и я снял для этой цели подходящее помещение на Пера, в той части Константинополя, где в основном жили европейцы. И как только у меня появлялся свободный час или два, я занимался с учениками, читал лекции, приглашая на них и местных жителей, чтобы расширить число последователей и приучить своих учеников не смущаться от присутствия посторонних лиц.
Местные турки и греки, посещавшие мои лекции, проявляли большой интерес к этому учению, но особенно к музыке, которую я сочинял специально для наших занятий. К этому времени нестабильная политическая обстановка в Европе продолжала препятствовать осуществлению моих планов, так как из-за враждебных отношений, существовавших между правительствами разных стран, получение выездной визы превращалось в почти неразрешимую проблему, и валютный курс был очень неустойчив.
Несмотря на неблагоприятные обстоятельства я решил расширить и активизировать свою деятельность 'на ниве просвещения' и увеличил количество классов и продолжительность лекций, знакомя слушателей с основными положениями моего учения.
Но так как я был вынужден отдавать большую часть своего времени коммерческой деятельности, как в самом Константинополе, так и на другой стороне Босфорского пролива, то мне приходилось поручать чтение лекций наиболее подготовленным ученикам, помогая им составлять планы, разрабатывая конспекты выступлений прямо в вагоне трамвая или даже на пароме, переправляясь через Босфор.
Прошел год, насыщенный неустанной, лихорадочной деятельностью, и наконец прибыли долгожданные визы. К тому времени я смог благодаря удачным коммерческим операциям накопить достаточно большую сумму.
Так как меня начала серьезно беспокоить чрезмерная активность турецких националистов, я решил не ждать, чем все это кончится. Следовало как можно скорее уносить отсюда ноги. И я отбыл в Германию, предварительно перевезя группу своих учеников в более безопасное место.
Прибыв в Берлин, я устроил сопровождавших меня людей в различных отелях столицы, а также снял в Шмаргендорфе - одном из районов Берлина - вместительный зал, чтобы продолжить прерванную переездом работу. Затем я отправился путешествовать по Германии, осматривая помещения, которые рекомендовали мне многочисленные знакомые, находя их подходящими для Института.
Осмотрев большое количество зданий, я остановил свой выбор на одном - в местечке Хеллерау, что неподалеку от Дрездена. Оно предназначалось для популярной в то время школы ритмических танцев по системе Далькроза, и было оборудовано и оформлено соответствующим образом.
Находя планировку этого здания более или менее соответствующей моим целям, я решил именно тут организовать центральное отделение своего Института. Но во время ведения переговоров с хозяином помещения я получил от моих английских единомышленников предложение основать центральное отделение в Англии, при этом они обещали взять на себя все организационные расходы.
Принимая во внимание последствия экономического кризиса, охватившего многие страны и сказавшегося как на моем материальном положении, так и на состоянии дел моих компаньонов, я охотно согласился на это предложение и отправился в Лондон, чтобы изучить ситуацию на месте.
Так как для меня было очень важно, чтобы берлинское отделение Института не приостанавливало начатой деятельности и мое продолжительное
