Александр неподвижно лежал на кровати, свернувшись в клубок, и никак не реагировал на ввалившуюся в комнату толпу. Рядом на полу блестели треснувшие очки. Тимур уже готов был увидеть все ту же кошмарную картину — который раз за эту ночь — но крови не было. Решительно раздвинув толпу, он подошел к Александру и потряс его за плечо. Голова врача мотнулась, открывая разбитую губу и гигантский синяк, разлившийся на пол-лица. Психиатр глухо застонал, моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Кто-то шумно выдохнул — видимо, не один Тимур ожидал увидеть очередной труп.
—?Это кто его так? — растерянно спросил Тофик, непроизвольно уставившись на Барина. Тот с досадой повел головой.
—?Не я, — пробормотал он. — То есть я бы с кайфом, но…
Дмитрий морщился и рассматривал сбитые костяшки на своих кулаках. Несколько раз он открывал рот, порываясь что-то сказать, но так и не решался. Врач подслеповато щурился, шарил руками, пытаясь что-то нащупать. Опухшая губа походила на кусок сырого мяса. Тимур подобрал очки и вложил ему в руку — тот быстро нацепил и снова заморгал, примериваясь к треснувшему стеклу. Стоило очкам занять свое место, и психиатр, несмотря на расквашенную, как у пьяного задиры, физиономию, снова приобрел интеллигентный и значительный вид.
—?Спасибо, Дмитрий, — отрывисто сказал он. — Я знал, что вы выберете правильную сторону. Рекомендую вам взять на себя этого… — углы рта дернулись вниз в гримасе презрения, — этого коммерсанта. Алексей вам поможет.
Дмитрий озадаченно поглядел на Барина, и, будто загипнотизированный, шагнул поближе.
—?Но будьте начеку. Где-то бродят его сообщники, — все тем же отрывистым, командным тоном продолжал врач. — Я разберусь с киллером, и тогда…
Не договорив, он неожиданно проворно вскочил, сбил Тимура с ног и замахнулся ногой. Тот откатился назад, прыжком поднялся на ноги, уходя от удара, и едва успел увернуться от летящего в лицо кулака.
—?Что, этому приемчику на вашей базе не учили? — выкрикнул врач. Барин зарычал и всей тушей обрушился на спину психиатра.
—?Не спите же, Дмитрий! — крикнул тот. — Они вызвали подкрепление!
Обалдевшие геологи топтались на месте; наконец Тофик сообразил, что происходит, и, сорвав с кровати одеяло, сунулся к куче копошившихся на полу тел. Втроем они сумели скрутить Александра и запеленать его в одеяло, как не в меру буйного младенца. Тот отчаянно отбивался, но, как только оказался связанным, вдруг обмяк. Лицо его приняло скорбное и гордое выражение, но в глазах мелькнула хитреца, и Тимур подумал, что у врача наверняка есть запасной план. Оставалось только надеяться, что он такой же безобидный, как борьба с розетками…
Барин вдруг плюнул на кулак и замахнулся. Тимур едва успел перехватить его веснушчатое запястье; инерцию тяжеленной руки он преодолеть не мог, но сумел изменить направление. Протяжно застонали под ударом пружины матраса. Барин разъяренно дернул рукой, вырываясь из хватки.
—?А вот этого не надо, — жестко сказал Тимур.
—?Будешь с маньяком нянчиться? — прошипел бандит. — Да ты знаешь, сколько на его совести? Сколько он детишек в городе передушил? Да я его…
—?Мы еще не знаем, что это он, — резко ответил Тимур и обернулся к так и стоящему в недоумении Дмитрию. — Когда вы подрались? — спросил он.
Дмитрий мутно взглянул на него, ощетинился:
—?А чего? — в его голосе был вызов. — И не надо так пялиться, я не докторишка из дурки, меня вы не запугаете!
Тимур пожал плечами — видно, не только Александр был способен строить странные теории.
—?Вы знаете, что такое индуцированный психоз? — спросил он. — Впрочем, неважно, — повернулся он к Барину. — Дело в том, что наш псих либо притворялся сейчас оглушенным и вообще гениальный актер, либо никак не мог убить водителя.
—?Зато дежурных мог запросто, в отличие от всех нас, — буркнул Лешка, и Тимур непроизвольно кивнул.
—?Притворялся же он нормальным, — равнодушно добавил Дмитрий, посасывая ободранные костяшки кулака.
—?Ты лучше в наши дела не лезь, — снисходительно посоветовал Барин и вновь обернулся к связанному врачу, примериваясь.
На этот раз его остановил громкий женский крик. Барин неохотно опустил кулак, проворчал — «ну что еще?» На пороге комнаты стояла Аля; за ней маячила девчонка, пытаясь протиснуться поближе к отцу. Женщина сердито стерла ладонью слезы, но глаз не опустила.
—?Он тебе нравится, что ли? — спросил бандит, глумливо осматривая ее округлую фигуру. — Планы строила?
Та презрительно повела плечом.
—?Я его не знала почти, — сказала она Тимуру, игнорируя Барина. — Но благодаря ему моя бабушка до последнего… узнавала меня… — она прижала руки к груди. — Он был такой хороший врач! А теперь… я не верю, что он убийца, так не бывает. Эти продажные козлы из райкома свели его с ума, жадные твари… Барина все боятся, взятки берут, а он, а он… Козел ты! — крикнула она.
—?Чтооо? Ну-ка повтори!
—?И повторю! Козел!
Барин задумчиво посмотрел на геологов, непроизвольно сдвинувшихся перед Алей, задержал взгляд на Лизе.
—?Бабы, — буркнул он. — Истерички.
Распихав геологов, он вышел. Аля продолжала тихо плакать, с досадой смахивая слезы.
—?Тише, — проговорил Тимур. — Может, все еще обойдется. Может, это кто-то другой.
—?А кто тогда? — с напором спросила она.
Тимур мрачно пожал плечами, не зная, что ответить на невысказанную мысль. Кто бы ни был убийцей — будет невыносимо смириться с мыслью, что человек, с которым вместе укрывались от бурана и сидели за одним столом, с которым делили чай и тушенку, — кровавый маньяк. С горькой иронией Тимур подумал, что всем было бы легче, если убийцей оказался он сам — или Колян. На худой конец есть еще Анна. Приезжие, незнакомцы, не связанные с городом тонкой, но прочной паутиной. Они здесь в Черноводске все свои. Тимур мысленно пробежался по сводкам, приведшим его в этот город, и понял то, чего не замечал раньше: все, кого сажали за очередную серию, успевали прожить в Черноводске не больше полугода. Чужаки расплачивались за ритуальные убийства, и город жил дальше.
Тимур понимал: еще немного, и кто-нибудь сообразит, что он прекрасно подходит на эту роль.
Буран сносило прочь от Черноводска, но он продолжал просить, и добрая сытая птица отвечала ему. Иссякающий тайфун вновь и вновь вспухал чудовищным нарывом и рушился на город, и Петр мог длить это бесконечно. Буран будет вечен, и рассвет никогда не наступит, лишь бы у Поморника было вдоволь пищи. Ему не нужно останавливаться. Дети Поморника оставили его, — так пусть примут проклятие своего последнего шамана.
Серебристый металл холоднее льда, холоднее человеческого сердца. Боль начинается под ногтями и тянется дальше, опутывая руку жгучими льдистыми нитями, пронзая раскаленными иглами живое мясо. Как будто Петр лепил снежки на морозе, один за другим, позабыв о варежках, а потом согрел их у горячего костра. Невыносимая, раздирающая разум боль.
Он бьется на песке, как тюлень, выброшенный волной на берег. Мир заполняется тенями, и Петр знает, что демоны Нижнего мира нетерпеливо тянут к нему когтистые лапы, и вонючая слюна капает с их желтых клыков. Ледяные иглы подбираются к сердцу, впиваются в живот, разрастаются под черепом, как колючие лучи снежинок.
Но он не отпустит тайфун, он не умолкнет, не перестанет просить Поморника. Он не разожмет руки. Буран будет вечен. Рассвет никогда не наступит. Так решил он, последний из тех, кто говорит с чайками.
