о ленд-лизе.
А весной 1943 г. Рузвельт направил к Сталину своего специального уполномоченного Дж. Дэвиса с конфиденциальным письмом, где предлагал устроить «сепаратную» встречу без англичан на предмет послевоенного устройства мира. И поскольку советский лидер это предложение отверг, соответствующий разговор состоялся на Тегеранской конференции, где президент США в отсутствии Черчилля откровенно подкатывался к Сталину с предложениями — дескать, после войны ослабленная Англия будет не в состоянии удержать свою огромную колониальную империю, поэтому американцам и русским стоит подумать о переделе «сфер влияния» за счет британцев. Сталин тогда отказался обсуждать этот вопрос.
Разумеется, частные интересы играли роль и при открытии второго фронта. Играли роль и сроки подготовки. Но «пришивать последнюю пуговицу к мундиру последнего солдата» можно по-разному. Хорошо известно, что заверения Черчилля о невозможности высадки в 1943 г. из-за подготовленной обороны немцев и значительного количества их войск во Франции, были ложью. Имея в своем распоряжении уникальную систему дешифровки «Энигма», британский премьер читал все германские радиограммы и прекрасно знал, что оборона на Атлантическом побережье слабая и воинских контингентов мало. Тем не менее, еще и на Тегеранской конференции он убеждал открывать второй фронт не во Франции, а на Балканах. И в мемуарах продолжал доказывать, что это было бы выгоднее.
Советская пропаганда тоже в определенной мере перегибала палку. Вряд ли союзники выжидали, когда Германия и СССР взаимно выдохнутся. Подорвать советские силы до нулевого уровня было не в интересах Запада — требовалось еще и с японцами воевать. Но разве не естественно желание начать активные операции попозже, понести потери поменьше, сохранить побольше жизней своих солдат? А значит, сохранить и больший вес к тому моменту, когда придет пора делить плоды побед. И из всей совокупности действующих факторов для открытия второго фронта лето 1944 г. получилось оптимальным сроком. С одной стороны, почти все германские резервы оттянулись на восток, восполняя понесенные ранее потери. С другой, русские уже выходили к своим государственным границам, а в оккупированных странах Европы стало утверждаться мнение, что Советская Армия одна побеждает немцев, и, соответственно, росли прокоммунистические симпатии.
Мог ли действительно принести выгоду план Черчилля о высадке на Балканах? Здесь тоже ответ напрашивается однозначный. План был чисто политическим, но с военной точки зрения бесполезным. Ну и ползли бы союзники по Балканскому полуострову от одного горного рубежа к другому — точно так же, как ползли в Италии. И что из этого? А советские войска выходили к этому региону широким фронтом, и после Ясско-Кишеневской операции Балканы сами «посыпались» — 20 августа 1944 г. вышла из войны Румыния, 26 августа Болгария. И немцам пришлось бросить Грецию без боя, еле-еле и с огромными потерями вытаскивая оттуда свои части (реализовался именно тот вариант, который случился бы и в Италии, если бы высадка произошла не на юге, а на севере).
Летние планы союзных армий были четко скоординированы по времени. И тут стоит отметить еще одну «противоположность» между Сталиным и Николаем II. Царь проводил весьма лояльную линию по отношению к западным союзникам. Шел навстречу их требованиям, а то и капризам. Сам же в случае какой-либо нужды выступал довольно скромным и вежливым просителем. Но приводило это к тому, что союзники откровенно наглели, часто пытались диктовать свои условия, сесть «на шею», даже позволяли себе лезть во внутренние дела русских и навязывать свои политические условия. Сталин, напротив, держался по отношению к западным державам твердо и независимо, руководствуясь лишь собственными соображениями. И считал их должниками России, а себя — вправе предъявлять им решительные требования. Наоборот, вынуждал их выступать скромными просителями, ежели что-то нужно. И это оказывалось гораздо эффективнее. Слушались, соглашались. Даже и не пытались заноситься, как перед царем. И авторитет России в составе антигитлеровской коалиции был куда выше, чем в составе Антанты.
Летом 1944 г. первыми начали союзники. 6 июня тучи самолетов, армады кораблей и дивизии десантов обрушились на берега Франции. Хотя скрыть столь масштабную подготовку было невозможно, для германских войск операция оказалась столь же неожиданной, как их собственные удары во Франции в мае 1940 г. и по России в июне 1941-го. Часть офицеров поехала на выходные в тыл, некоторые части ушли на учения, а командиры отбыли на совещания. Прошляпили немцы и время высадки, и место — ее ждали в районе Па-де-Кале, в самой узкой части пролива, а не в Нормандии. Разведка-то доносила обратное, но германское командование считало такие сведения дезинформацией. Даже когда высадка уже началась в Нормандии, а не возле Кале, тем, кто докладывал об этом, приказывали не паниковать. Мол, то, что происходит у вас — отвлекающий маневр.
Да и сами планы германских генералов по отражению десантов оказались никуда не годными. Они базировались на опыте Дюнкерка. На том, что высадившегося противника легко можно будет сбросить в море немедленными контрударами танковых и моторизованных соединений. Сразу, пока враг не закрепился. Но ведь теперь плацдармы прикрывались мощнейшим, многослойным огнем корабельной артиллерии! И контрудары танков, спешно перебрасываемых к местам вторжения, вводимых в бой по частям, как раз и попадали под этот огонь. А бронедивизий во Франции было всего четыре… 23 июня началось и советское наступление в Белоруссии, операция «Багратион», Восточный фронт тоже был взломан. И с востока на запад, как и с запада на восток перебросить никаких подкреплений было уже нельзя…
«Атлантический вал» рухнул. И продвижение англо-американских войск пошло очень быстро. Способствовало этому еще одно немаловажное обстоятельство. Весьма значительную долю германских войск во Франции составляли части «Остгруппен» — русские, туркестанские, грузинские, армянские батальоны и «легионы». На востоке, как ранее отмечалось, они сражались очень хорошо. Одни — будучи убежденными антикоммунистами и антисталинистами. Другие просто из-за того, что знали — если попадутся в плен или даже перейдут фронт, их ждут крупные проблемы. Во Франции ситуация была иной. Французы «сталинистами» никак не были. И относились к бойцам «Остгруппен» совсем иначе, чем к немцам. Охотно общались, приглашали в гости, на сельские праздники. Многие солдаты обзавелись местными подружками. А французские группы сопротивления принялись усиленно разлагать русские части. Иногда — через девушек. Иногда — через соотечественников-эмигрантов, занявших антинацистскую позицию. Одним из лучших агитаторов считалась, например, «красная княгиня» Тамара Волконская, благодаря ее доверительным беседам только за один день в отряды «маки» ушло 85 человек.
Дезертирство приняло значительные масштабы — беглецов укрывали, передавали по конспиративным цепочкам. В результате на территории Франции возникло около 50 русско-советских партизанских отрядов: из перебежчиков «Остгруппен», бежавших пленных, эмигрантов. Ну а когда началось вторжение англичан и американцев, русские солдаты при первых же столкновениях стали сдаваться. Иногда — целыми частями и подразделениями, перебив немецких командиров. Тут уж никаких препятствий к сдаче не было, «Смерша» нет— не расстреляют. Да и те, что готовы были драться за «новую Россию», отнюдь не стремились служить «пушечным мясом» для Германии. Многие не просто сдавались, а стремились вступить в союзные армии в надежде выслужить гражданство и осесть после войны за границей. Всего во Франции англичане и американцы взяли 250 тысяч пленных, и большинство из них составляли солдаты «Остгруппен».
В августе войска союзников стали приближаться к Парижу. «Роте капелле» все еще продолжала свою работу. Но «повернутые» передатчики постепенно выводились из операции и замолкали. Осталась только рация «Кента»-Сукулова, выходившая в эфир под позывными «Марс». Когда началась эвакуация германских учреждений из Франции и ее столицы, «Кент» запросил Москву, остаться ли ему в Париже и ждать освобождения города или ехать с «немецкими друзьями»? Ответ был категоричным — ехать, но не прерывать связь с Центром.
Треппер находился в это время на свободе, он давно установил контакты с подпольем и французскими партизанами и разработал операцию против «Роте капелле». Настроения в Париже царили панические, эвакуация превращалась в бегство, немцы спешно грузили на машины имущество, жгли документы, а многое бросали, только бы уехать самим.
И Треппер планировал в этой суматохе с отрядом коммунистов блокировать особняк, где размещалась зондеркоманда, и не дать ей удрать — захватить в полном составе и со всей документацией. Однако когда
