Одна из главных загадок, своего рода – философия Востока, — понятие 'Букра' ('завтра') .
Вот кто умеет 'кормить завтраками'– так это арабы, олимпийские чемпионы по 'букре'. 'Приходите завтра, позвоните завтра, будет готово завтра и т. д.'— обозначает только одно : 'Когда–нибудь (когда — неизвестно) ваш заказ будет выполнен, проблема решена, и вы останетесь довольны, а может даже и счастливы…'
Заинтересованному лицу не стоит нервничать, а проще говоря — психовать. Терпение, и еще раз терпение.
Букра касается всего. Это и бумажная волокита (взятка не поможет в скорости решения вопроса) . И семейные отношения (Когда же мы все–таки починим стиральную машину? купим пылесос? поедем в отпуск?) . Ответ всегда один – 'букра'— завтра. Затягивание, оттягивание проблемы (вопроса) может длиться бесконечно. Годами.
(Я могу уже защищать докторскую диссертацию на тему — 'Букра не наступит никогда') .
Пример из жизни: Ливан. Молодой человек идет фотографироваться (на паспорт) в фотоателье. 'Завтра в 9 утра приходи, заберешь заказ', — сказал серьезный пожилой фотограф. Как штык, в 8.50 заказчик стоял у дверей закрытого ателье. Погуляв часок и начав уже нервничать, а проще говоря – психовать, он, наконец, увидел неспешно шагающего фотографа, жующего пирожки.
'А, это ты, — разочарованно посмотрел фотограф (наверное, он ожидал, что за ночь яркий брюнет превратится в длинноногую блондинку) , — ну приходи вечером, я не сделал еще.
Нет, лучше позвони завтра'.
Букра в крови у арабов. Им незачем торопиться самим и торопить жизнь. Ведь все уже давно предначертано.
…Все было как сон. И тихий, едва слышный плач ребенка, и призрачно–мраморная луна, и бесконечная черная пустыня, протяжно стонущая в ответ на тишину. Никто не откликался на ее зов.
Мы ехали в Петру. Ночью.
Сначала, еще в Сирии, у кассира автовокзала было видение – русских туристов не пускают в Иорданию. И он послал нас в закрытое посольство за визами.
А потом мы все–таки купили билеты на автобус. И спокойно, без проблем (а главное, официально) пересекли все границы, получили все визы и приехали в Амман.
— Вообще–то, последняя маршрутка в Вади Мусса уходит в 2 часа дня, — 'обрадовал'сидящий впереди иорданец по имени Алаа. Его спутница, миловидная женщина, сочувственно смотрела на мою грусть, стекающую одиночной слезой. Сочувственно, но все же с любопытством (как и все остальные пассажиры автобуса Дамаск–Амман) . Рассматривать славянское лицо – это хобби восточных людей. Складывалось впечатление, что они пытаются пересчитать мои веснушки.
— А если такси?
— Очень дорого, — зацокал языком сосед.
— Пойду пешком.
— Что? — Пассажиры не понял шутки, – от Аммана до Петры — 260 км! Ну ладно, я сейчас позвоню другу, помогу вам.
(Маньяк! И жена его маньячка. Опять оборачивается) . А какие еще мысли могут прийти в голову человеку, взращенному в российском пространстве, который непроизвольно шугается ночных кустов (слава те Господи, не Чекатило, всего лишь — куст) , или уносит ноги от пьяного бомжа. Приходится напоминать самому себе — нет такого на Востоке.
В основе жизни правоверного мусульманина – его вера, почитание родителей и закон гостеприимства. С младых ногтей детей учат (и дома и в школе) — за каждый свой поступок ты будешь отвечать перед Аллахом. Когда разговариваешь с арабскими детишками (которые ничем в своих проказах не отличаются от других детей) , просто поражаешься, с какой серьезностью они рассуждают о вере. У многих я спрашивала, не сложно ли им держать пост во время Рамадана. Ведь ребенку очень тяжело не пить и не есть целый день! 'Пророк постился, он смотрит на меня, я не имею права подвести его', — так ответила мне 9–летняя девочка.
Родители – главные после Аллаха люди. И это тоже не пустой звук. Когда видишь, как взрослый 40– летний сын целует руку своему отцу в знак приветствия и просит благословить, – просто теряешься. Воспитанные в жестких рамках, в своих традициях, эти дети будут воспитывать свое потомство точно так же. Общество, для которого законы добра и милосердия – не пустой звук, не может воспитывать и создавать маньяков. Страх кары небесной силен. Во время Рамадана люди жертвуют как можно больше вещей, денег в пользу бедных. Аллах видит, и эти поступки зачтутся.
Безусловно, существует много проблем в связи с 'переиначиванием'ислама религиозными фанатиками. Существует религиозное ханжество, оправдание жестокого террора. Но настоящие, обычные мусульмане, с которыми мне повезло встретиться, хотят жить в мире, растить детей и радоваться жизни, — никто из них не оправдывает войну и терроризм. Было видно, как тяжело людям говорить об этом. 'Аллах не призывал идти и взрывать ни в чем не повинные семьи, женщин и детей. Мы такие же люди. Обычные. Почему, если мусульманин, – значит террорист…'.
Мы ехали в автобусе полдня. Среди пассажиров были путешествующие студенты из Италии и Франции, был улыбчивый парень из Бразилии, который пересек практически весь Ближний восток, были сирийцы и иорданцы. Такой доброжелательной, уютно–домашней атмосферы я не ощущала уже очень давно.
На остановках, в очереди за визами люди знакомились, с любопытством расспрашивали о том, кто куда едет, шутили на ломаном арабо–английском.
Почему вспомнилось вдруг, как в одной из поездок, во время возвращения с друзьями из Анапы ко мне повернулся мужчина и, показав пальцем на нашего друга из Судана, произнес: 'О, девчонки, вы с собой обезьяну захватили… а она говорить умеет?'. Я что–то промямлила, что это такой же человек…Но мужчина продолжал 'шутить'. И никто из пассажиров не вклинивался в нашу беседу.
Студент из Судана учился в России уже 4 года и весь разговор понимал, конечно.
В голове вертелась только одна позорная мысль, чтоб он молчал и не возмущался. Тогда нам не пробьют головы и мы живые доедем домой…
Почему такие мысли перестают посещать на Востоке… Ни в лагере палестинских беженцев, куда мы попала, сбившись с дороги (где нас накормили, вызвали такси и завернули с собой в дорогу пирожков) . Ни в Ливане, где каждый второй человек приглашает зайти выпить кофе, ни в Сирии, ни в Иордании мне не было страшно, что меня задушат–изнасилуют–расчленят и зароют в горах…
Автобус приехал в Амман в 9 вечера. Белый город от наступающих сумерек менял свой цвет на серо–жемчужный. Алаа и его маму (это оказалась мама, а не жена!) встречал его брат с сынишкой. Иорданская семья бурно решала, как же помочь добраться до Петры случайным попутчикам. Сначала братья стали ловить такси, но водители заломили такую цену, что ребята лишь поцокали языками, посадили нас в свою машину, и тут снова в моей голове возникли мысли о маньяках…
Мы кружили по улицам Аммана в поисках самой вкусной (а заодно дешевой) шаурмы.
Череда мостов делила город на огромные неровные 'куски', перетасовывая их с огнями и звездами, и даже в темноте на протяжении всей дороги было видно, как развевается самый высокий в арабском мире флаг Иордании.
В одном из районов, перекрыв улицу столами, бурно праздновали свадьбу, тут же танцуя под яркими фонарями. Крики, свист и один многолюдный танец. Всеобщая радость человеческая разливалась громкой восточной музыкой на несколько кварталов вокруг. А в небольшой закусочной без устали работали огромные бородатые повара.
Я с любопытством разглядывала специальную машинку для производства фалафеля (гороховых котлет) , в то время как Алаа с пафосом и гордостью рассказывал всем, что мы из России.
— Как жаль, что вы не успеваете погостить у нас дома, — вздохнула мама на прощание.
И мы поехали в Петру. Я и муж, в машине с двумя мужчинами, которых видели первый раз в своей жизни (ну с Алаа хоть полдня были знакомы. А с его братом — полчаса…) .
Почему абсолютно незнакомые люди решили нам помочь? Что за глупый вопрос. Потому что они – люди. Очень хорошие люди.
Каждый раз, возвращаясь в Россию из теплых, разукрашенных жарким солнцем краев, я заново
