драматической группы — мота, авантюриста и охотника за приданым. Вместе с ним, хотя за сценой и только в рассказах персонажей, появляется и тема «богатой невесты», женитьбой на которой он надеется поправить свои пошатнувшиеся дела. А оскорбленная и убитая Наташа отдает руку лавочнику и своему квартирохозяину, совершая обычный для своей роли (хотя и по необычным мотивам — от «разбитого сердца», но без какого?либо принуждения) социально–культурный мезальянс.
Сложное переплетение сюжетных мотивов, в основе своей всё тех же, но берущихся иногда с обратным знаком, мы встречаем в «Волках и овцах». Скажем, линия Глафира — Лыняев формально подходит под признаки сюжета «бедной невесты». Но носительница этого амплуа, девица, действительно, без каких?либо средств, ведет себя, скорее, в соответствии с типом охотника за приданым из параллельного сюжета, активно и агрессивно покоряя богатого барина. Напротив, Евлампия Николаевна Купавина по всем показателям — «невеста богатая», но мало того, что мошенничество, подлоги и прямое воровство чуть не переводят ее в разряд «бедных», она и ведет себя в отношениях с Мурзавецкой, забравшей над ней власть, близкую к родительской или опекунской, как будто на самом деле взяла на себя эту роль, и не случайно среди претендентов на ее руку оказывается племянник Мурзавецкой, достойный собрат Неглигентова. Возвращает Купавину к амплуа «богатой невесты» появление Беркутова, не только расстраивающего все козни против нее, но и твердо знающего, что ее лес, на который здесь «никакой цены нет», стоит полмиллиона, ибо через него должны проложить железную дорогу. И вообще действия Беркутова, направленные на то, чтобы расстроить интригу против Купавиной, по существу сами являются интригой, имеющей целью добиться ее согласия на брак, — еще один пример неоднозначности мотивов в этой пьесе.
Похожее переплетение сюжетных доминант, вплоть до их обращения в полную себе противоположность, мы находим в «Богатых невестах». Для Пирамидалова, мелкого и подличающего чиновника, «богатыми невестами» являются и Белесова, подопечная и любовница «важного барина», и купчиха Бедонегова. В конце концов он вынужден довольствоваться Бедонеговой, как бы повторяя финал бальзаминовской трилогии. Также «богатой невестой», по крайней мере формально, является Белесова и для Цыплунова, чиновника «культурного» и нравственного ригориста. Но это с точки зрения женихов. С точки зрения Белесовой всё меняется. Ее любовник, в связи с приездом жены вынужденный прервать отношения, стремится срочно выдать ее замуж: тем самым он выступает в роли отца (но он и в самом деле ее опекун), а необходимость, вынуждающая Белесову к согласию на брак, воплощается на этот раз в лице требований общественного приличия. Брак с Цыплуновым — это для нее, для ее самосознания мезальянс, нисхождение по шкале светской иерархии, т. е. все необходимые признаки образа «бедной невесты» здесь присутствуют, но в виде, так сказать, инвертированном.
«Правда — хорошо, а счастье лучше» возвращает нас к раннему Островскому, к одной из самых архетипических его пьес — «Бедность не порок». Вновь купеческая среда, вновь атмосфера домашней тирании, в которой задыхается очередная «богатая невеста», вновь мелькающие за сценой призраки «благородных» женихов. И вновь приказчик отца в роли избранника — не только честный и чистый, как его собратья по амплуа и службе, Митя из «Бедности не порок» и Гаврило из «Горячего сердца», но отличающийся даже некоторым переизбытком честности. И как в «Бедности не порок», медиатором оказывается лицо, совершенно неожиданное: прежде в этой роли выступал спившийся и люмпенизированный дядя невесты, ныне — отставной унтер, в прошлом предмет тайной любви бабушки Барабошевой (эта история, всплывающая в воспоминаниях унтера, дополняет основной сюжет вариацией на тему «богатой любовницы» — так было уже в «Горячем сердце», но в форме самостоятельной сюжетной линии).
С дублированием и частичным перекодированием основных сюжетных мотивов мы в очередной раз сталкиваемся в «Последней жертве». Дульчин уже знаком нам по Копрову из «Трудового хлеба» — это тип эксплуататора своей мужской привлекательности и женских капиталов. Юлию Павловну, которая поначалу выступала для него в роли «богатой невесты», он быстро своим мотовством лишает всего состояния и, потеряв к ней интерес, выискивает новый источник доходов и новую жертву. Ирина Лавровна, однако, столь же активно завоевывает Дульчина (это тип поведения Глафиры из «Волков и овец»), сколь и он ее. При этом оба обманываются: Дульчин видит в Ирине Лавровне «богатую невесту», которой она не является, и наоборот, Дульчин — отнюдь не «богатый жених», за которого его принимает Ирина Лавровна. Тем временем Юлия Павловна (стараниями Дульчина превращенная из «богатой» в «бедную невесту») и развязку получает в соответствии со своей новой ролью: выходит замуж за богатого и немолодого купца, т. е. избирает ту судьбу, которой счастливо избегла Агния из «Не всё коту масленица», но которую смиренно и самоотверженно приняла Анна Павловна из «Шутников».
«Бесприданница» — это классический вариант «бедной невесты» с одним, правда, усложнением обычной схемы. Мезальянс (такой характер помолвка с Карандышевым имеет в глазах Ларисы, поскольку жених ее явно не из «хорошего общества») в данном случае не следует за любовным разочарованием, а предшествует ему. Но если учесть, что роман с Паратовым завязался у Ларисы еще в досюжетное время и до помолвки, то близнеца для «Бесприданницы» оказывается отыскать совсем нетрудно. Этот близнец — «Грех да беда на кого не живет» с аналогичной диспозицией главных персонажей и даже с аналогичной развязкой.
В «Сердце не камень» мы находим обратный по сравнению с «Последней жертвой» переход из схемы в схему: от «бедной» к «богатой невесте». «Бедной невестой» Вера Филипповна была 15 лет назад, когда выходила замуж за Каркунова, «богатой любовницей» пытается выставить ее приказчик Каркунова, Ераст (с тем, чтобы опорочить в глазах мужа), «богатой невестой» она становится для того же Ераста после смерти мужа. Одновременно меняет амплуа, меняясь сам, Ераст: он превращается из приказчика «подлого» в приказчика «честного», из Наркиса (если вспомнить «Горячее сердце», где два этих типажа единственный раз сведены в одной пьесе) в Гаврилу.
«Невольницы» дают почти буквальную реплику предыдущей пьесы, несколько изменяя среду (вместо «кондовых» купцов просвещенные промышленники) и разворачивая в противоположном направлении векторы мотивировок. Евлалия Андреевна, «бедная невеста» в прошлом, ныне жена «очень богатого человека», пытается завязать роман с помощником и секретарем мужа (в «Сердце не камень» наоборот— приказчик мужа пытался навязать Вере Филипповне роль «богатой любовницы»). Ей это не удается: Мулин просто–напросто испуган ее «институтским обожанием» и, к тому же, по этой части он уже обзавелся во всех отношениях более удобным предметом.
В «Талантах и поклонниках» очередная встреча с «бедной невестой». Здесь есть и традиционное для этого сюжета «усеченное» семейство — мать и дочь, и два претендента — богач и бедняк. Есть, правда, и одно новшество: впервые в пьесах этой группы взаимное чувство (актриса Негина и бывший студент Мелузов) не находит удовлетворения и не соединяет влюбленных в финале. Негина выбирает помещика, но не под давлением обстоятельств и не по семейному принуждению — потому лишь, что этот выбор позволяет ей остаться актрисой.
«Красавец мужчина» — это реплика «Последней жертвы». Окоемов, очередной двойник Копрова и Дульчина, подобный им и характером, и стратегией поведения, разоряет жену (некогда «богатую невесту»), вынуждает ее к согласию на развод, ищет и находит новый матримониальный источник дохода. Лишь развязка по образцу «Последней жертвы» здесь невозможна — Зоя замужем, — и вместо жениха появляется родственник, который уничтожает доверенность и ссылает «блудного мужа» в деревню.
«Без вины виноватые» — это, возможно, начало отхода Островского от основных сюжетных схем его театра. Здесь они прочитываются только в первом действии, где имеется и «бедная невеста», и обманувший ее жених, и причина обмана — «невеста богатая» (наиболее близкая параллель— «Трудовой хлеб»). На основном же и большем пространстве пьесы любовные мотивировки и любовные цели вообще исчезают (если не считать второстепенное для сюжета брачное предложение Кручининой со стороны бывшего любовника). Зато здесь неожиданно реанимируется другой классический комедийный стереотип — обретение родственных связей (мать, находящая сына) и, соответственно, восстановление самоидентичности.
«Не от мира сего» — последняя пьеса Островского и одна из немногих, стоящая почти совершенно особняком. Некоторое сходство можно в ней заметить только с такой пьесой, как «На бойком месте» — столь же обособленной. В обеих имеется интрига, направленная на расторжение любовной (здесь супружеской) связи, в обеих орудием интриги служит оговор и навет, обе балансируют на грани трагической развязки (а
