пределы своей территории только ради легкой добычи, или же их вынуждала к этому перенаселенность.
Таким образом, это был консервативный, замкнутый мир. Здесь интересовались только своей внутренней жизнью да жизнью ближайших соседей, руководствуясь лишь привязанностью к земле, племенными обычаями, обрядами и понятием чести. Люди здесь были добросердечными, спокойными и гостеприимными. Они любили музыку и развлечения, поклонялись красоте, но все эти чувства не касались того, что выходило за пределы их родины. В основном в небольших селениях и деревнях жили пастухи и крестьяне, но немало было и людей состоятельных, владевших полями, большим количеством скота и лошадей и даже драгоценными металлами. Эта сельская знать вела своеобразную жизнь. Среди них было много воинов, достаточно смелых и искусных в грабительских набегах. Одни уподоблялись орлам, бросавшимся на добычу сверху, другие — хищным волкам, третьи — диким быкам. Всех обуяла необузданная гордыня, и горе было тому, кто ее задевал. Зачастую весь смысл жизни сводился у них к отмщению человеку, задевшему их гордость. Им было чуждо стремление к каким-либо новшествам, но под пеплом обыденности тлело яркое пламя страстей.
Таким образом, противоречия между Эгеидой и Балканами были не просто противоречиями между городом и деревней, Европейским континентом и Средиземноморьем, эллинами и «варварами». Здесь зияла пропасть по крайней мере в половину тысячелетия: Балканы еще находились в изначальном, неподвижно-сонном состоянии, в котором Эллада пребывала несколькими веками ранее. Эгеида к этому времени не только достигла своей вершины, но уже перевалила через нее. Таким образом, оба эти мира были далеки друг от друга как по времени, так и по степени своего развития.
Несомненно, племена, жившие между двумя мирами, находились в опасном положении. Поскольку они были чужды и эллинам и македонянам, их духовная самобытность неизбежно должна была разлагаться изнутри. Нечто подобное произошло с фракийским племенем (одриссами) и жителями Эпира. Их собственный свет, однажды вспыхнув, погас в сиянии эллинской культуры.
Только македонян не поглотила эллинская цивилизация. В дальнейшем мы поясним, каким образом этому народу удалось сохранить самостоятельность, занять особое место в истории эллинов и, более того, впитать эллинский дух. Жизнь эллинов стала поистине и их собственной. Поэтому у Александра с особой силой проявилась способность к восприятию эллинской культуры, вышедшая у него далеко за рамки свойственной македонянам приспособляемости.
Западную часть Балканского полуострова населяли иллирийцы, восточную — фракийцы. Однако здесь обитали и другие племена, занимавшие особое положение. К ним относились и македоняне. Они были связаны с этими двумя крупными племенными союзами кровными узами, находились под влиянием их обычаев и постоянно подвергались опасности нападения с двух сторон. Македоняне представляли собой совершенно самостоятельный народ. Благодаря новейшим исследованиям мы можем судить о происхождении как самих македонян, так и их языка. Видимо, они принадлежали к той же ветви индоевропейцев, что и греки, однако слишком рано отделились от нее. Это были своего рода деревенские родичи эллинов. Их язык принял или, вернее, сохранил такую окраску, что его нельзя считать эллинским диалектом. Скорее это был язык, лишь близко связанный с греческим (так же как связаны между собой, например, испанский и каталанский языки). Во всяком случае македоняне легко понимали и использовали греческий язык как в устной речи, так и при письме.
В еще большей степени македоняне отличались от греческих родичей своим духовным мироощущением и жизненным укладом. В Македонии жизнь как бы застыла в замкнутом пространстве, тогда как для Эллады, озаренной ярким блеском легендарного прошлого, были характерны кипучая деятельность, бьющая ключом жизнь городов, богатое творчество народа, вдохновляемое прекрасной природой.
Естественно, что эллины не признавали македонян своими родственниками, как, впрочем, и македоняне греков, особенно в те времена, когда благодаря Филиппу и Александру стали царить над миром.
Быт македонян (за исключением фессалийцев) также сильно отличался от эллинского. Хотя македоняне имели небольшое число крупных поселений, последние, по эллинским понятиям, не были полисами. В них обитали землевладельцы и крестьяне, которых было легко узнать по платью, войлочным шапкам, длинным волосам, грубой обуви и постолам[7]. Эти люди в отличие от деловых греков были неторопливы, ибо им не надо было спешить ни на народное собрание, ни на выборы, ни на какой-то там суд черепков. Политическая жизнь греков была абсолютно чужда македонянам. В Македонии не было ни политиков, ни вождей партий, ни ораторов, ни демагогов. У них не существовало гимнасиев и палестр[8]. Физические упражнения крестьянам и пастухам заменял повседневный труд. У знати же были другие занятия: охота, скачки, пиры и попойки.
Особое место занимала охота. В лесах на болотах водились кабаны, в горах — медведи. Особенно любили македоняне охоту с собаками. Но главное — пиры! Национальные блюда македонян — а они были гурманами — составляли их гордость. Трапеза обычно заканчивалась сладким печеньем. Медовым напиткам — балканскому пиву и мёду — македонская знать предпочитала неразбавленное вино, тем более что в их собственной стране и в соседней Фракии было достаточно винограда высших сортов. По старым обычаям во время пиров проходили состязания в пении. Пиры же устраивались по всякому поводу, но особо пышные — во время свадеб и похорон.
По своему характеру македоняне не отличались от своих балканских соседей, им тоже были присущи честолюбие и гордость, болезненная чувствительность, а иногда и враждебность по отношению к высокомерным чужеземцам, задиристость, скептическое отношение к другим семьям и родам, мстительность. Однако в отличие от греков у македонян во всех делах наравне с мужчинами участвовали женщины. Мать и жена вообще играли у них значительную роль; по своей властности, энергии и характеру женщина не уступала здесь мужчине.
Рассудочность македонян сочеталась с буйными страстями. Их боги также были, с одной стороны, блюстителями освященных обычаем порядков, а с другой — мрачными демонами. С особым, священным трепетом почитался здесь фракийско-балканский Дионис. При отправлении его культа женщины и мужчины Македонии безумствовали больше, чем все греки, месте взятые.
Теперь перейдем к описанию страны, где жили эти люди. Она была разделена на отдельные области. Самые западные — Эордея, Элимиотида, Линкестида, Орестида, Тимфайя. Каждая область представляла собой обособленную долину или ущелье. На востоке — Элатея, Боттиея, Пиэрия, Альмопия, расположенные на прибрежной равнине, окруженной с трех сторон горами. Дикие горные цепи западных областей были покрыты густыми дубовыми и сосновыми лесами, заросшими мхом, а по дну долин и ущелий текли кристально чистые реки, образуя кое-где озера, которые окружали сады и пашни. Особенно хороши были горные склоны, заросшие фруктовыми деревьями. Здесь и находились такие древние поселения, как Эги, Верея и Миеза. Прибрежная же полоса выглядела совершенно иначе — уныло и однообразно. Прекрасные пахотные земли, зимние пастбища и выгоны для лошадей перемежались здесь с болотами и заросшими тростником озерами, богатыми рыбой, множеством непересыхающих рек, представляющих угрозу наводнения. Таким образом, климат Македонии был более влажным, чем в соседней Элладе. В ноябре — обильные дожди, зимой в горах — глубокий снег, а летом — частые грозы и бурные ливни. Болота, озера и леса порождали туманы, которые и в наше время — одна из самых неприятных особенностей климата этих мест.
Природа и климат, а также географические факторы Македонии могут в известной степени объяснить нам упорство и трудолюбие македонян. Привлекательные и прелестные южные области Македонии не оказали смягчающего воздействия на их обитателей. Конечно, поэты и романтики появлялись и в Македонии, но вряд ли это заслуга окружающей природы.
