скомандовать прямо с порога: «Собирайте чемоданы. Завтра в путь!»
Да, теперь ему уже никто не будет говорить, куда следует ехать, а куда нет, он свободен и может делать все, что пожелает, но ему все равно не удается убедить себя, будто бы черное это белое, и что ему хорошо в этом огромном для одного человека доме.
Тем не менее он не намерен сдаваться и 30 июля 1866 года пишет представление в Совет Академии художеств о работах своих учеников, своих нынешних «детей» — это своеобразный отчет, показатель того, чего профессор Айвазовский добился всего за год работы. Три ученика: Фесслер,[235] Алтунджи и Кондопуло — работы которых Иван Константинович представил на суд Академии.
Кроме картин своих учеников Айвазовский сообщает об отправке пяти своих новых картин, три из которых, большого размера, отобраны самим художником для участия во Всемирной парижской выставки. Да, Париж в этом году будет снова без Юлии, хотя, возможно, та еще одумается.
Как обычно, Айвазовский не ограничился пятью обещанными картинами и прислал девять. Три Совет Академии определит для Парижа, а остальные оставит для ежегодной выставки в Петербурге (сентябрь 1866 г.).
За доставку картин отвечал племянник Айвазовского, сын его сестры Левон (Леонид) Мазиров, который некоторое время назад начал работать на своего дядю, помогая ему в организации выставок и продаже картин.
9 ноября 1867 года Иван Константинович дарит Морскому музею картину, изображающую крушение корабля «Ингерманланд», о чем и пишет управляющему Морским министерством Н. К. Краббе,[236] обещая создать новое полотно на тему осады Севастополя, которую также намерен передать в дар означенному музею.
29 марта 1868 года он выдвигает проект о сооружении железной дороги от Феодосии до Акманаи, в надежде вдохнуть новые силы в еще не пришедший в себя после войны Крым. После чего решает отправиться в длительное путешествие, дабы собрать материал для работы и как-то отвлечься от мыслей об утраченной семье.
В «Автобиографии» Иван Константинович пишет, что, выехав из Феодосии осенью 1868 года, он посетил: «Владикавказ, Северный Дагестан, Чечню, Каранайские высоты, Гуниб, Дарьял, Шуру, Сухуми и др. живописные места Кавказа». В ноябре он добрался до Тифлиса, где гостил у Тамамшева[237] — одного из видных армянских общественных деятелей того времени. Здесь он написал одну за другой 15 картин, которые были представлены на выставке Айвазовского: «Вид Гуниба»,[238] «Дарьяльское ущелье»,[239] «Цепь кавказских гор»,[240] «Озеро Севан», «Гора Арарат», «Река Риони», «Берег у Поти», «Вид Тифлиса»,[241] «Берег Сухума», «Снежный обвал у Казбека на военно-грузинской дороге», виды на Шуру с Каранайских высот и Дагестана. Сохранился альбом Ивана Константиновича с эскизами и рисунками, сделанными на Кавказе.
Как обычно, входной сбор пошел на благотворительные нужды. На этот раз в пользу детского приюта. Билеты на выставку шли аж по 200 рублей, в результате он собрал 5000 рублей. На обеде, устроенном в честь знаменитого художника тифлисцами, Ивану Константиновичу был поднесен оправленный в золото заздравный турий рог. Художник тут же велел принести ответный дар — «Вид Петербурга».
Жители Тифлиса отнеслись к художнику с теплотой и вниманием, извозчики перенесли свою стоянку поближе к дому, в котором устроил свою мастерскую Иван Константинович, каждый почитал за счастье подвезти Айвазовского, ссорясь между собой за право подать ему экипаж. Согласно легенде, в один из дней студенты и молодые люди Тифлиса скупили все цветы на рынках города и подарили их Айвазовскому.
В декабре Айвазовский получает письмо от католикоса Геворка IV [242] с благословением от его святейшества и тут же пишет ему в ответ о своем намерении посетить весной Армению:
«Святейший отец и благословенный владыка!
С любовью получив письмо и благословение Вашего святейшества, отвечаю:
Хотя давно я должен был приехать в незабвенную родную землю, дабы вновь возликовать при виде ее, снискать любовь и благословение Вашего святейшества, однако жестокие зимние метели держат меня в Тифлисе. Но по наступлении весны, в апреле, с благословения Вашего святейшества, я непременно исполню обет, данный мною с давних пор.
Остаюсь покорным слугою и сыном Вашего святейшества и Отца всего народа. Оганес Айвазовский».[243]
Айвазовский собирался посетить святую для него землю предков — Армению, но обстоятельства оказались сильнее его — поступил спешный вызов в Петербург. Обещание, данное католикоса Геворку IV о посещении Эчмиадзина осталось не исполненным.
Здесь мы снова коснемся темы имени Айвазовского, так как этих самых имен и фамилий у певца моря уже собралось предостаточно. Поэтому возникает законный вопрос, как следует правильно называть метра, чтобы не обидеть его и сделать все правильно с точки зрения политкорректности, тем более что и сам он в разных случаях подписывается по-разному:
«Эмма Акопян-Гаспарян: Уважаемый господин Айвазовский, ваши некоторые документы и письма подписаны (до 1841 г.) «Иван Гайвазовский». Письма, написанные вами по-армянски различным деятелям Армении, в том числе Католикосам Нерсесу и Геворку IV, подписаны Ованес или Оганес Айвазовский. Почему такое разночтение? Как правильно вас величать?
Иван Константинович Айвазовский: Старший брат мой Габриэл Айвазян, архиепископ, видный ученый и публицист, писал, что отца раньше звали Кайтан Айваз. Переехав из Молдавии в Россию, отец присвоил себе имя Константин-Геворк, а фамилию Айваз, или Гайваз (армянская буква h на русский переводится или «Г», или «А»), счел нужным переделать на Гайвазовский, так писалось до 1840 года, а потом стали писать — Айвазовский. Константин-Геворк Айвазовский и есть наш отец, умерший в 1841 г. Мать — Рипсиме Айвазовская. В письмах на родном языке я всегда писал свое имя Ованес или Оганес (в переводе с армянского на русский — Иван). А фамилию — Айвазовский или Айвазян. В официальных же документах и в среде русских подписываюсь Иваном Константиновичем Айвазовским».[244]
Из Петербурга Айвазовский возвращается ненадолго в Феодосию и затем осенью 1869 года едет на открытие Суэцкого канала в Египет. Надо полагать, что его спешный вызов в столицу был связан как раз с этим событием. Во всяком случае, в страну фараонов и сфинксов был направлен специальный русский пароход, на котором Айвазовский входил в число почетных пассажиров, так как российское правительство направило его в Египет с единственной целью запечатлеть на полотне торжественное открытие канала.
Ну, разумеется, художник не мог ограничить себя присутствием на церемонии, и, сделав несколько эскизов, Айвазовский отправляется в путешествие по этой новой для себя стране, в результате обогатившись впечатлениями и рисунками, некоторые из которых по возвращении на родину перелились в дивные картины.
Путешествие получилось недолгим, так что уже в декабре 1869 года Айвазовский устраивает новую выставку в Петербурге, на которой представляет картины с видами Кавказа и Крыма. Выставка проходила в залах Академии художеств, с платой за вход в выходные дни по рублю, а в будни по 25 копеек. Все собранные деньги пошли на памятник генералу Котляровскому.[245]
Зимой 1870 года Айвазовский «за неутомимые труды его на художественном поприще и во внимание к отличному таланту[246]» представлен к чину действительного статского советника. А уже летом 10 июня 1870 года Иван Константинович подает прошение на развод в Эчмиадзинский Синод: «Руководствуясь человеческим и христианским долгом, я многие годы терпеливо относился к недостаткам жены, что могут засвидетельствовать не только родные и друзья, но и все знакомые во многих городах России… Перенесенное ею в 1857 г., по свидетельству столичных врачей, неизлечимое нервное заболевание еще более несносным сделало ее характер. Исчезло спокойствие в моем доме… Почти двадцать лет она клеветала на меня, запятнала мою честь и честь моих родных перед нашими детьми и чужими людьми. И это она делает с той целью, чтобы убить меня не физически, а морально, чтобы, незаконно отобрав у меня имение, имущество, оставить без хлеба насущного… Моя жена Юлия,
