массированного зенитного огня начинается как только пересекаешь побережье. Огонь зенитной артиллерии убийственный… Дым от разрывов снарядов образует целые облака». Он также называл огонь советских пехотных частей и легких зенитных орудий очень действенным.
Капитан Герберт Пабст постоянно указывает на тот факт, что огонь тяжелой зенитной артиллерии, а также наземных войск был серьезным препятствием и нередко приводил к повреждению или потере самолета.
Полковник фон Райзен сообщает, что на начальном этапе войны в районе Баренцева моря под Мурманском советская зенитная артиллерия потерпела полную неудачу, но, быстро оправившись, уже через несколько недель представляла серьезную угрозу атакующим немецким самолетам. Эффективность обороны была во всех отношениях сравнима с обороной Британских островов в местах с такой же концентрацией зенитной артиллерии.
В тылу для защиты важных железнодорожных и автомобильных дорог широко применялись легкие зенитные орудия и пулеметы. Они оказались особенно опасны для самолетов, атакующих поезда на низкой высоте. Нападающие редко избегали повреждений, в большой степени по причине упорства советских пулеметных расчетов.
Таким образом, немецкие армейские командиры, которые воевали в центральном и северном районах фронта считают, что Люфтваффе обладали абсолютным превосходством в воздухе вплоть до конца 1941 г. Даже в тяжелых отходных боях под Калинином и Москвой войска, столь уязвимые в это время для ударов с воздуха, практически не испытали воздействия советской авиации.
Хуффман считает, что подобное состояние дел объясняется, главным образом, следующими факторами:
— прекрасным взаимодействием Люфтваффе с немецкими сухопутными войсками, в частности в быстром захвате и разрушении советских авиабаз,
— широкомасштабным уничтожением советских самолетов немецкими истребителями и зенитной артиллерией,
— тем, что русские не умели концентрировать свои силы;
— тем, что они не смогли прорвать немецкую оборону на большую глубину.
— топорными методами, при помощи которых русские пытались восстановить свои силы после потери большинства своих аэродромов.
И он не далек от истины, объясняя более высокую эффективность советской авиации в южных районах не только созданием ударных группировок, но, вероятно, в еще большей степени — совершенно другим характером местности. На обширных открытых равнинах юга наступающие немецкие танковые и пехотные части имели гораздо меньше естественных укрытий, чем в лесистых местностях центрального и северного районов. Это облегчало дело атакующим советским самолетам.
Поддержка с воздуха советского флота, выражавшаяся в частности в ударах по немецким кораблям, была столь незначительной на протяжении всей войны, а особенно в 1941 г., что для немецких флотских командиров оказалось очень трудно сформулировать свое мнение о советской авиации ВМФ на основе боевого опыта.
Исследование капитана (впоследствии адмирала) Вильгельма показывает, что советское командование, по-видимому, считало воздушную разведку, боевые операции над морем и патрулирование побережья делом второстепенным. Это в равной мере, за редким исключением, относится и к полярным районам, Балтике и Черному морю. Во время наступления летом и осенью 1941 г. немецкие операции на море ни разу не встретили организованного противодействия больших соединений советских самолетов.
Использование авиации ВМФ для нужд береговой обороны на Черном море было более заметным. Однако бремя поддержки наземных операций было столь велико, а морские операции столь незначительны, что русские, видимо, считали расточительным и ненужным проводить масштабные действия против германского флота или немецких морских транспортных коммуникаций. Возможно, такое отношение объяснялось в некоторой мере менталитетом русских, ориентированным в первую очередь на наземные операции.
Но какими бы ни были причины, можно заключить, что недостаток, а, скорее, и отсутствие опыта боев с советской авиацией ВМФ привело немецких флотских командиров ко мнению, что в 1941 г. советские ВВС не представляли угрозы для немецкого флота. Эту точку зрения разделяет и адмирал Л. Бюркнер.
В оценке командования, а также планирования и проведения операций советских ВВС в 1941 г. взгляды практически всех немецких командиров сходятся по двум пунктам:
1) советская авиация использовалась исключительно для поддержки наземных операций и не выполняла никаких стратегических;
2) действия всех частей советской авиации — истребительной, бомбардировочной и штурмовой — в этот период носили в основном оборонительный характер.
Кроме того, многие немецкие офицеры говорят о просчетах планирования, глупом упрямстве, недостаточной гибкости и приспособляемости советского командования в ведении воздушной войны.
Майор Ралль, командир эскадрильи истребителей на южном участке фронта, считает, что основной упор в действиях советской авиации в 1941 г. приходился на непосредственную поддержку войск и что операции авиационных частей в любой момент времени имели непосредственную привязку к тактическим перемещениям наземных частей.
Так, даже случайные операции истребителей нацеливались на поддержку сухопутных сил, однако они редко наносили штурмовые удары.
Техническая отсталость и тяжелые потери заставляли русских истребителей ограничиваться, главным образом, воздушным прикрытием наземных сражений. Кроме того, они придерживались только оборонительной тактики и никогда не искали боя с немецкими самолетами. Постоянные налеты с рассвета до заката были характерной особенностью применения русской авиации. С другой стороны, они никогда не предпринимали попытки сконцентрировать действительно большие силы в одном месте или в одно время.
Осторожность, с которой вели себя в воздухе советские пилоты, подтверждается среди прочих майором Эгоном Штолль-Берберихом, командиром эскадрильи пикирующих бомбардировщиков в южном секторе фронта. Цитируя сбитого советского пилота, Штолль-Берберих сообщает, что существовал приказ всем советским штурмовым и бомбардировочным подразделениям избегать любых встреч с группами немецких бомбардировщиков и штурмовиков и прекращать свои действия при появлении немецких самолетов, а возобновлять их после того, как немцы улетят. Причиной появления такого странного приказа стал тот факт, что немецкие бомбардировщики и штурмовики всегда имели сильное истребительное прикрытие, поэтому русские даже таким способом стремились избежать тяжелых потерь от действий истребителей. По мнению Штолль-Бербериха, недостаточная агрессивность советских летчиков в определенной степени объясняется именно этим приказом.
Майор фон Коссарт, поддерживая эту точку зрения, говорит, что советское командование сдерживало действия и агрессивность советских истребителей. Он уверен, что причиной этому стали не только тяжелые потери в начале войны, но и то, что советское командование понимало, — советские воздушные подразделения не могут противостоять в обороне немецким истребителям, советские летчики плохо подготовлены к ведению индивидуального боя, даже имея численное преимущество, советские ВВС не соответствуют современным требованиям.
Полковник фон Бойст, однако, приходит к несколько другим выводам. На его взгляд, советская военная доктрина ставила выполнение задания превыше всего остального. Шансы на успех или предполагаемые потери по сравнению с этим не имели значения. Главное требование, чтобы советский летчик поднялся в воздух и вступил в контакт с противником, невзирая на условия, обстановку и последствия. То, что советское командование хотело и пыталось достичь осязаемых результатов любыми средствами, не вызывало никакого сомнения. Фон Бойст также отмечает, что советские воздушные операции были не столько результатом продуманного планирования, сколько реакцией на складывающиеся обстоятельства. Неадекватная реакция на события, условия и обстановку в прифронтовой полосе часто приводила к стереотипному повторению боевых операций, шаблонным тактическим приемам, действиям в
