- Сбегай за лопатой! - велел он Насте. - И не рассказывай в деревне, что видела.
Девчушка испуганно закивала и припустила по пыльной дороге. Крайнев спохватился было - а разгрузить? но потом решил, что сам справится. Он вытащил из железных проушин опоры бортика - верхний немец сразу скатился на траву, с другими убитыми затруднений тоже не возникло. Немцев Крайнев сволок в дальний угол поляны, обыскал, снял амуницию и вернулся к телеге. В немецких подсумках обнаружился полный боезапас, Крайнев дозарядил оба 'маузера' и положил их под рукой. Затем занялся своими. Подсумок обозника был пуст, как и его карманы - только красноармейская книжка. Крайнев не стал ее листать - не хотелось. Раненый, которого спасал обозник, оказался офицером, на петлицах его гимнастерки было по красному прямоугольнику. Капитан… В нагрудном кармане убитого Крайнев нашел удостоверение личности и отложил его к красноармейской книжке. Солома, укрывавшая дно телеги, сползла, когда он стаскивал тело, Крайнев увидел под ней кожаную офицерскую сумку-планшет и деревянный ящик. В сумке была карта, плоская бензиновая зажигалка, в отделениях для карандашей - три медных трубочки-взрывателя. Крайнев открыл ящик и присвистнул - аккуратные бруски взрывчатки, упакованные в бумагу, заполняли его снизу доверху. Под соломой в телеге нашелся и большой моток огнепроводного шнура.
- Куда ж ты ехал, капитан? - спросил Крайнев вслух, как будто убитый мог ему ответить. Он раскрыл удостоверение личности. 'Брагин Савелий Ефимович, интендант 3-го ранга, в/ч…' С черно-белой фотографии на него смотрело немного усталое молодое лицо. Крайневу оно показалось знакомым. Он не стал гадать почему и отложил удостоверение.
Возясь у телеги, он обнаружил подвешенную снизу большую саперную лопату с остро отточенным штыком и крепкой рукоятью - зря он послал Настю в деревню. Могилу Крайнев разметил посреди поляны, предварительно на глаз прикинув размер. Нажимать босой ногой на край стальной лопаты было больно - поляну укрывал толстый слой дерна. Крайнев немного поколебался и стащил с убитого офицера сапоги. Новые, яловые, они хранили тепло ног прежнего владельца. Крайнев поморщился, ощутив его босой ногой, но пересилил себя. Теперь работа пошла споро. Крайнев порубил на отмеченном прямоугольнике дерн на квадраты, снял его и сложил его в сторонке - для обкладки холмика. Под дерном оказался песок, он поддавался легко. Крайнев углубился по колено, когда увидел сквозь редкие деревья шагавшего от деревни человека. Бросив лопату, он выскочил из ямы и схватил винтовку.
Незнакомец подошел ближе, Крайнев разглядел средних лет мужчину, небритого, с уже заметной сединой в густых, некогда черных волосах. Незнакомец был одет в рубаху из грубого полотна, такие же штаны и старые сапоги. В руках у него была лопата. Подойдя к опушке, незнакомец остановился.
- Не стреляй! - сказал он в полголоса. - Я Семен, отец Насти. Сказала: лопата нужна…
Крайнев опустил винтовку и выбрался из-за телеги. Семен подошел, бросил взгляд на убитых.
- Где немцы?
Крайнев указал на дальний край поляны.
- Копаю им! - сказал Семен. - Ты здесь заканчивай…
Крайнев не стал спорить и вернулся к могиле. Работая, он время от времени бросал взгляд в сторону Семена. Тот рыл, не передыхая, - только штык мелькал в воздухе, и получалось у него споро - они закончили одновременно. Выбравшись из могилы, Крайнев стал шарить глазами по сторонам.
- Шинель немецкая сгодится, - сказал подошедший Семен, поняв, что он ищет. - Сукно у них дрянное - только в могилу…
Семен снял вьюк с лошади, с шинелью в руках спрыгнул в яму, расстелил одну полу в головах, другую присобрал у стенки. Крайнев подтащил к яме сначала обозника. Семен принял его и, удержав под мышки, бережно уложил на дно. Когда интендант занял место рядом, Семен аккуратно укрыл лица убитых свободной полой шинели.
- Погоди! - окликнул Крайнев, видя, что Семен вознамерился выбраться. Он стал стаскивать сапог.
- Оставь! - прикрикнул Семен. - Ему, - он кивнул на интенданта, - уже не надо, а ты босой.
Крайнев спорить не стал, и они вдвоем быстро забросали могилу песком. Семен ловко сформировал могильный холмик, затем они обложили его дерном. Пошли к немцам. С обоих Семен предварительно стащил сапоги. Крайнев, спохватившись, расстегнул на убитых мундиры, вытащил наружу круглые жетоны с личными номерами и разломил каждый по просечке. Отломанные половинки забрал себе.
- Немцы так делают, - пояснил в ответ на немой вопрос Семена. - Если вдруг вздумают раскопать, подумают: хоронили свои.
Семен кивнул, с любопытством рассматривая отломанные половинки. На одной пуля вырвала с краю кусок металла.
- Метко стреляешь! - заключил Семен. - Две пули - два немца!
Крайнев понял, что Настя проговорилась.
- Тольке две пули и было, - буркнул, как будто это объясняло его меткость.
- Как звать тебя? - вдруг спросил Семен.
- Брагин, Савелий Ефимович, - ответил Крайнев, вспомнив имя убитого офицера. - Интендант 3-го ранга…
- В ту войну интенданты не воевали… - недоверчиво хмыкнул Семен, но спорить не стал. - Спасибо тебе за дочку!
Крайнев глянул на него удивленно.
- Не случись ты, прямо б на немцев выскочила! - пояснил Семен.
- Она ж не солдат…
- Зато девка! Не знаешь, что солдатня с ними делает?…
Крайнев кивнул. Вдвоем они быстро закопали немцев, бросив на лица трупов оставшуюся шинель. Укрывать их, как своих, Семен и не подумал. Покончив с работой, он воткнул лопату в холмик (дерном обкладывать его тоже не стали) и вытащил из кармана штанов кисет. Свернул махорочную цигарку и предложил кисет Крайневу. Тот покачал головой.
- Спички забыл! - растерянно вспомнил Семен.
Крайнев сходил к телеге, нашел среди изъятого немецкого барахла никелированную зажигалку и отдал Семену. Тот крутанул колесико и с наслаждением затянулся.
- Куда ты теперь? - спросил, выпуская дым.
Кранев пожал плечами. Он и в самом деле не знал ответа.
- Пойдем ко мне! - предложил Семен. - Пообедаем… Покойников помянуть надо…
Крайнев задумчиво посмотрел в сторону деревни.
- Не увидят! - понял его по-своему Семен. - Я с краю живу, к тому же люди по хатам сидят, даже к окнам подходить боятся. Днем немцы через деревню проехали. Вот эти, - он кивнул в сторону могилы. - На них тот командир с солдатом и выскочили…
Крайнев кивнул и забрался в телегу. Семен по-хозяйски взял вожжи, и они тронулись. Поскрипывали колеса, недовольно фыркали привязанные к телеге кони, Крайнев сидел, свесив ноги, и пытался осмыслить происшедшее. Это был не сон. Не было странности, характерной для сновидений, все вокруг было реально и зримо. Он поднес к глазам ладони и увидел под подушечками пальцев свежие мозоли от лопаты. Потрогал. Мозоли отзывались легкой болью - как и должны отзываться свежие мозоли. Все было реально: пыльная дорога, телега, солома, на которой он сидел, успокаивающая тяжесть винтовки в руке и спина Семена, маячившая впереди. Реально было все, оставалось только понять, как он здесь очутился?
- Какое сегодня число? - спросил Крайнев.
- Второе августа 1941 года, - ответил Семен, не оборачиваясь. - Праздник, Ильин день…
2.
Настя углядела их издалека: ворота ближнего к лесу дома отворились, как только телега подъехала. Пока Семен с дочкой распрягали, расседлывали и заводили в сарай лошадей, Крайнев отнес в сени оружие и вещи. Только ящик с взрывчаткой сволок на огород от греха подальше. Затем подошел к жестяному рукомойнику, подвешенному на заборе. Вместо мыла в аккуратной коробочке рядом с рукомойником желтел мелкий песок.
- Кончилось мыло! - вздохнул Семен, подходя. - А купить негде - война. Ни постирать, ни помыться…
К удивлению Крайнева песок легко оттер грязь с его ладоней. Сполоснув руки, он умылся. Настя подала льняной рушник. Утираясь, Крайнев разглядывал девчушку. Нашел, что она старше, чем показалось вначале, лет семнадцати. 'Просто невысокая и худенькая, - понял Крайнев, - но симпатичная… Немцы б такую не минули…' Настя, смущенная его взглядом, закраснелась. На запунцовевшей коже щек проявились мелкие веснушки.
Семен позвал его в дом. Внутри изба была небольшой, но чистой. Дощатый пол, выскобленный до бела, лавки у стен, крепкий стол… У порога Семен скинул сапоги, Крайнев последовал его примеру. Ступать босиком по прохладным, гладким доскам пола было приятно. Они сели на широкую лавку, Настя, выхватив из печи, поставила на стол большую чугунную сковороду, где скворчала яичница с салом.
'Это ж сколько канцерогенов!' - подумал Крайнев, разглядывая толстые, зажаренные до коричневой корочки, ломти свинины.
- Богато живем! - хмыкнул Семен, по-своему поняв его интерес. - Власть бежала, люди колхозный свинарник растащили. Порезали поросят на радостях…
На столе появилась бутылка, заткнутая бумажной пробкой и два граненых стакана. Семен разлил прозрачную жидкость из бутылки.
- Помянем рабов божьих! - сказал, беря свой стакан. - По правилам полагается молитву прочесть… - Семен вопросительно глянул на гостя.
Крайнев понял это по-своему, встал и повернулся к иконе в углу. Перекрестился.
- Отче наш, иже еси на небесех…
Краем глаза он увидел изумленное лицо Семена. Помедлив, хозяин поднялся. Напротив отца застыла Настя.
- Благословен еси, Господи, научи мя оправданием твоим… - читал Крайнев православный канон, заученный со времени смерти бабушки. Ему никто не вторил. Закончив, Крайнев перекрестился и сел. Семен и Настя последовали его примеру. Мужчины, не чокаясь, подняли стаканы. Самогон слегка отдавал сивухой, но был мягок и приятен на вкус. Осушив стакан, Крайнев почувствовал зверский голод и, не думая о канцерогенах, набросился на еду. Тарелок не было, вилками таскали яичницу прямо из сковороды, подставляя под горячий жир толстые ломти черного, как земля, домашнего хлеба. Было вкусно, просто невероятно, как вкусно. Молодая парная свинина таяла во рту, яичница нисколько не напоминала пресные омлеты, которые Крайнев готовил в пароварке. Семен и Настя не отставали от гостя; видно было, что проголодались. Сковорода пустела быстро. Спохватившись, Семен разлил по стаканам остатки самогона. В этот раз они чокнулись ('За знакомство!' - сказал Семен) и быстро приговорили остатки яичницы. Настя налила в глиняные кружки прохладного, пахнувшего луговой свежестью молока. Крайнев осушил свою и решил, что никогда в жизни не ел так вкусно.
Пока Настя прибирала со стола, Семен свернул цигарку, сходил к печи за угольком и закурил. Крайнев не выносил табачного дыма, но махорка пахла так приятно, что он даже порадовался.
