Вначале Скоблин и Плевицкая обосновались в Париже. Певец Александр Вертинский, проживавший в то время во французской столице, сразу обратил внимание на эту супружескую пару. Он вспоминал:
«В русском ресторане „Большой Московский Эрмитаж“ в Париже пела и Надежда Плевицкая. Каждый вечер её привозил и увозил на маленькой машине тоже маленький генерал Скоблин. Ничем особенным он не отличался. Довольно скромный и даже застенчивый, он скорее выглядел забитым мужем у такой энергичной и волевой женщины, как Плевицкая».
Эмигрантская жизнь у супругов не очень ладилась. Они перебрались в парижский пригород Озуар- ле-Ферьер. Одновременно взяли в аренду большой участок земли с виноградником неподалеку от Ниццы. Однако в результате неурожая винограда быстро разорились. В Озуар-ле-Ферьер супруги жили в доме, купленном в рассрочку на десять лет, за который ежемесячно выплачивали по 800 франков. В то время это были большие деньги, и Надежде Плевицкой, чтобы заработать, приходилось часто выезжать на гастроли в европейские города, где проживали русские эмигранты. Однако денег все равно не хватало. Кроме того, «аристократическая» Россия, нашедшая приют во Франции, считала брак Скоблина с «мужичкой» Плевицкой мезальянсом. Бывшие титулованные особы, ставшие в Париже таксистами, официантами и содержателями публичных домов, любили слушать её песни, однако в свой круг не допускали.
Плевицкая и её муж попали в поле зрения советской разведки, которой хорошо было известно положение Скоблина в РОВС. Внешняя разведка органов государственной безопасности — Иностранный отдел ОГПУ — активно разрабатывала русскую вооруженную эмиграцию, в том числе созданный в 1924 году Русский общевоинский союз. Он числился среди главных объектов проникновения Иностранного отдела, который имел в нем свою агентуру. Москва считала РОВС источником постоянной опасности, так как агентурные данные свидетельствовали о том, что стратегической целью руководства РОВС являлось вооруженное выступление против советской власти. В Центре полагали, что в случае войны в Европе противники Советского Союза неминуемо призовут под свои знамена и полки бывшей Добровольческой армии.
По заданию советской внешней разведки 2 сентября 1930 года для встречи со Скоблиным в Париж прибыл его однополчанин Петр Ковальский, воевавший вместе с генералом в Добровольческой армии. Ковальский работал на Иностранный отдел ОГПУ и имел оперативный псевдоним «Сильвестров».
Срочная телеграмма от резидента советской разведки в Вене была адресована заместителю начальника Иностранного отдела ОГПУ. В телеграмме из Вены за № 1415 говорилось:
«Ёж/10 вернулся из Парижа. Жена генерала согласилась работать на нас. Генерал пошёл на всё и даже написал на имя ЦИК просьбу о персональной амнистии. По-моему, он будет хорошо работать. Подписка генерала написана симпатическими (тайнописными. —
Генерал, о котором сообщил резидент советской разведки в Вене, был Николай Владимирович Скоблин, бывший офицер царской армии. Покинул Россию в 1920 году вместе с разбитой армией Врангеля. Он был влиятельной фигурой в Российском общевоинском союзе — наиболее крупной и опасной белоэмигрантской организации в 20–30-х годах со штабом, дислоцированным во Франции в Париже.
Ёж/10 — этот кодовый номер использовался Центром и европейскими резидентурами для обозначения агента советской разведки — псевдоним «Сильвестров». Короткое послание из Вены означало, что первый шаг в операции оказался успешным.
Поздним вечером 2 сентября 1930 года молодой человек в отличном костюме прибыл в Париж венским поездом. Подхватив чемоданчик, он вышел на привокзальную площадь и остановил такси.
— Отель «Монсени».
Номер ему был заказан ранее. Новый постоялец провёл довольно беспокойную ночь. Его волновал больше всего главный вопрос: как его встретит старый знакомый после почти десятилетнего перерыва? И какой будет его реакция, если дело дойдёт до откровенного разговора? Потребует уйти? Вызовет полицию? Или попросту даст знать своим из контрразведки? А те, конечно, колебаться не станут…
Ровно в 11.00 следующего дня вышел на улицу и отправился в Русское концертное бюро, возглавляемое князем Церетели. Здесь его встретили очаровательной улыбкой и французским «бон жур», но тут же перешли на русский.
— Я ищу Надежду Васильевну Плевицкую и её мужа — Николая Владимировича Скоблина, — сказал молодой человек. — Мы вместе служили в Корниловском полку.
— Точного адреса мы не знаем, — ответила барышня. — Надежда Васильевна обычно заходит к нам. Недавно они переехали из-под Ниццы и поселились неподалеку от Парижа. Местечко называется Озуар- ле-Феррьер.
Молодой человек вежливо поблагодарил и отправился на вокзал. На станции Озуар-ле-Феррьер он был в пять вечера. От станции до посёлка — три километра. В пути он понял, что ошибся и пошёл не туда. Пришлось, к сожалению, вернуться.
Пустынная дорога шла через желтеющий лес. Первые же встречные говорили между собой по-русски. Они нисколько не удивились, услышав вопрос на русском языке: во Франции собрался чуть ли не миллион русских эмигрантов.
— Скажите, пожалуйста, как мне пройти к мэрии?
Попутчики любезно проводили молодого человека до мэрии, где ему записали на листке бумаги адрес русского генерала и даже показали самый кратчайший путь.
Хозяев не оказалось дома, но ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать подъехала автомашина с открытым верхом. Из неё вышел человек в лёгком сером костюме. Он подал руку даме и тут увидал гостя.
— Надюша, — воскликнул он радостно. — Это Петя, о котором я тебе столько раз рассказывал!
Молодой человек сделал шаг вперёд и по-военному склонил голову на грудь:
— Штабс-капитан Пётр Георгиевич Ковальский.
— Моя супруга — Надежда Плевицкая.
— Коля, Коля, — укоризненно остановил его Ковальский. — Кто из русских не знает певицу Надежду Плевицкую! Всего один раз довелось мне слышать ваше пение, но впечатление незабываемое.
Ковальский поцеловал ей руку и повернулся к Скоблину. Критически оглядел его и изрёк:
— Вижу, генерал в отличной форме. Хоть сейчас в седло и устраивай инспекционный смотр дивизии.
Скоблин усмехнулся:
— Дело за малым — дивизии нет и не предвидится.
Ковальский хорошо помнил, как в 1910–1917 годах гремело в России имя Надежды Плевицкой — одной из самых ярких звёзд русской эстрады, столь же знаменитой, как Варя Панина и Анастасия Вяльцева. Газеты и журналы, граммофонные пластинки, кинофильмы разносили по стране славу «курского соловья», «русского жаворонка».
Её имя называли в одном ряду с Ф. Шаляпиным, который, как и Л. Собинов, К. Станиславский, С. Эйзенштейн, С. Рахманинов, С. Коненков, высоко ценил талант Надежды Плевицкой.
Она пела о гибели «Варяга», «По диким степям Забайкалья», «Раскинулось море широко», «Ухарь купец» и многие другие. Эти песни исполнялись в самых разных аудиториях, повсюду встречая овации.
Как писала одна газета, «песни Плевицкой для национального самосознания и чувства дают человеку в тысячу раз больше, чем гунявые голоса всех гунявых националистов, вместе взятых». И даже сенсационная шумиха в печати о многотысячных гонорарах, бриллиантах и роскошных концертных туалетах певицы не могла повредить её огромной популярности.
— Вы очень вовремя, — сказала Надежда Васильевна. — У нас сегодня гости, увидите интересных людей.
