будет.
После завершения работ, карту со всеми отметками доставишь в штаб. Кстати, вы случаем пистолетика вместе с картой в самолёте не находили.
— Находили. Два пистолета и пулемёт, и пять бомб больших – в рост человека.
— Николай, будь другом, подари мне один, а то у тебя пулемёт под рукой и сотня архаровцев, которым сам чёрт не страшен. А я один по тылам мотаюсь. Вдруг на диверсантов нарвусь. Не постреляю гадов, так хоть сам застрелюсь, чтобы наших с тобой оборонительных секретов под пытками не выдать.
— Держи.
— Спасибо! Спасибо, братан! Выручил. Удружил! Погоди. Что ты там про бомбы говорил?
— Пять бомб не разорвавшихся в самолёте лежат.
— Ну если они при паденни не взорвались, значит на боевой взвод не поставлены. Вот что, Николай, пока я буду ездить за твоей бумагой с синей печатью, ты попроси в деревне лошадку на денёк да привези те бомбы сюда. Сделай пару плотов, так чтобы по паре бомб выдерживали и не тонули. А я привезу несколько шашек толовых со взрывателями и шнуром огнепроводным. Мы твои бомбы на Шипулинском и на Лавровском бродах грохнем, чтобы там – на месте бродов бучила бездонные получились!
Заодно и рыбки, глушенной взрывами, насобираем, ушицу сварганим.
А пятую бомбу прибереги. Вдруг когда работать будет, обнаружите ещё какой брод, мне не известный.
Ну всё, Николай, за ударный труд – спасибо. Отчаливаю. Вот только съем пару картошечек печёных, горяченьких, прямо из костра и отчалю. Далеко от гарнизона вы ушли. Мой Черкес ещё в стадии выздоровления. Нельзя ему пока вторую космическую скорость включать. Пораньше бы мне вернуться. Доложить обо всём старшим товарищам, про взрывчатку договориться и документик для тебя выправить.
Когда Виктор доехал до штабной палатки, в темноте нарвал охапку сухой травы для Черкеса и вошел в палатку, то первое и единственное, что бросилось ему в глаза это был чернявенький, довольный Боря Шнейдерман, прихлёбывающий из консервной банки горячий чай.
— Ты чего здесь восседаешь?
— Я теперь вроде как главный бухгалтер, — ответил Боря, радостно улыбаясь и своевременно пряча за радостной улыбкой улыбку самодовольства.
— Поздравляю с очередным всплытием. Запомни, мы здесь почти на войне. Если что, удавлю без предупреждения.
Виктор вышел из палатки, бросил между ног прилёгшего коня влажную от конского пота телогрейку и, прижавшись спиной к большому тёплому животу Черкеса, заснул как ребёнок, свернувшись калачиком. Крепко заснул, да быстро проснулся. Видимо не до сна ему…
Былое и думы
Многонационален советский стройбат. Собраны там представители всех национальностей, составляющих новую историческую общность 'Советский народ'. И хотя воины войсковой части номер 63581 давно поняли, что глупо метелить друг друга смертным боем только из-за национального признака, превращая казарменное бытие в непрекращающийся ад на земле, что проще жить по законам дедовщины, когда каждому, по ходу службы, доведётся и лиха хлебнуть и побарствовать, тем не менее, порой конфликты на национальной почве были неизбежны.
Обычно в массовых драках стояли плечом к плечу русские, украинцы, белорусы, прибалты, казахстанские немцы и (куда ж от них денешься) евреи. Не очень-то и заморачивалось казарменное население кто еврей, кто не еврей. Если еврей с Украины – то он больше украинец, если из Москвы – почти русский. Ливесоны, Кауфманы и Барановские оценивались не по фамилии и последствиям обрезания, а по тому, какими были товарищами. Исходя из вышеизложенного, еврейский национальный вопрос в среде стройбата практически отсутствовал.
Но однажды в составе команды молодого пополнения из приволжского города 'Куйбышев' в часть прибыл истинный еврей Боря Шнейдерман. Об этом говорили его фамилия, говор, исключающий в словах букву 'Р', типичный нос с горбинкой, смуглость лица, невысокий рост, черные волосы, профессия музыканта и, главное, непреодолимая тяга к улучшению личной жизни.
Естественно, поначалу никто не обратил внимания на первые семь признаков принадлежности к 'богоизбранному' народу, потому, что в стройбате 'и не таких видали', а восьмой признак проявиться не успел.
То, что ещё во время прохождения карантина, Шнейдерман попал в состав духового оркестра части и что вместо того, чтобы по вечерам вместе со всеми скоблить солдатский туалет, драить полы в казарме или просто делать на радость дедам упражнение 'упал – отжался', сослуживцы восприняли с пониманием. Ибо, не каждого бог талантом наградил, а пройтись утром по плацу, перед работой, строевым шагом под красивые, бередящие душу, звуки белогвардейского марша 'Тоска по Родине' гораздо приятнее, чем толпой, похожей на стадо, плестись на стройку.
Поэтому и деды и командиры сквозь пальцы смотрели на то, что вместо того, чтобы познавать тяготы и лишения армейской жизни, салабон Шнейдерман с ужина и до окончания вечерней проверки просиживал в клубе осваивая, вместо своего привычного контрабаса, привезённого из дома, самый огромный инструмент духового оркестра – бас. Тем более, что по утрам он вместе со всеми был вынужден идти на стройплощадку шпаклевкой шпаклевать и краской мазать стены объекта.
Однако, вскоре после присяги, заботливые Борины родственники подключили все родственные и не родственные связи дружного еврейского народа и от имени руководителя оркестра Министерства Обороны Союза Советских Социалистических Республик прислали на адрес командира воинской части письмо с просьбой откомандировать военного строителя, рядового Бориса Моисеевича Шнейдермана для прохождения дальнейшей службы в город Москву.
О том, чем руководствовался в принятии решения комбат Авсеенко, неизвестно.
Возможно, он позвонил руководителю оркестра и услышал от того, что оркестр не нуждается в рядовом Шнейдермане, а письмо написано под нажимом не знакомого с Борисом, но очень известного певца Иосифа Кабзона.
Возможно, комбат принял окончательное решение, потому, что даже Олег Соколов – родной племянник маршала авиации в его части рядовым служит.
Возможно, военный прокурор, расследовавший одно из прегрешений подполковника Авсеенко и вынесший решение 'Отменить приказ о присвоении очередного звания ПОЛКОВНИК подполковнику Авсеенко', был евреем.
Неизвестно. Только комбат Шнейдермана в Москву не отправил, хотя поблажку сделал. Посадили Борю в штаб, в бухгалтерию на должность калькуляторщика и вменили ему в обязанности рассчитывать меню для солдатской столовой. Вник новый калькуляторщик в суть вопроса и пошли в столовую Борины, утвержденные начпродом меню, а на продовольственный склад – ордера на выдачу продуктов для солдатской столовой.
Поскольку Шнейдерман, до призыва в армию, играл в ресторанном оркестре, то понимал толк во вкусной и здоровой пище и не любил ни перловую кашу с конскими хвостами, ни кирзуху (пшеничную кашу) со свиным жиром, ни кошачий корм (вареную рыбу путассу). Недельные меню солдатской столовой запестрело любимой Бориной гречневой кашей с тушенкой, пловом по-узбекски, скумбрией жареной на масле и фруктовым киселём вместо жиденького чая. Не учел Борис того, что солдат не барин и кормить его положено так, чтобы он мог выполнить то, что ему приказывают, а на остальное, чтобы сил у солдата не хватало. В общем, по итогам месяца оказалось, что воинская часть израсходовала денежных средств на питание личного состава в два раза больше запланированной суммы.
Согласно народной мудрости, гласящей, что 'если в одном месте что-то прибавилось, то в другом обязательно должно убавиться', денежные средства для питания части на два следующих месяца были
