Она не могла объяснить себе, зачем столько сил потрачено на бесполезную, изматывающую борьбу. Он все больше озлоблялся, она — теряла веру в свои силы, в обычное женское счастье.
— Ты не обязана быть его нянькой, — сколько раз мама повторяла эти слова. — Ты проводишь с ним лучшие годы, а о чем вспомнишь потом? Открой глаза, вокруг столько достойных тебя мужчин. Зачем ты приносишь себя в жертву?
Да, такие вопросы — удар ниже пояса. Все воспоминания сливаются в один безумный день, когда ты ждешь его пробуждения, вдыхая тяжелый запах перегара из его полуоткрытого рта. После холодного душа он становится нормальным человеком, просто очень усталым, и ты вновь попадаешь на удочку его обаятельной, открытой улыбки. Все становится на свои места, но периоды передышки короче и короче. Очередной запой, когда теряется все человеческое и имеет значение только наличие обжигающей жидкости, наконец переполнил чашу терпения. Лита сломалась. Сочувствующе сжимая руки матери Игоря, сказала:
— Прощайте, я не хочу видеть, как он превращается в животное. Я ухожу навсегда, понимаете? Меня для него больше не существует. — Старушка бросилась целовать ее руки, на колени стала. Умоляла не оставлять Игоря, но на этот раз Лита была непреклонна. — Если я останусь, то постепенно превращусь в такой же живой труп или сойду с ума от бессилия. Мне двадцать шесть лет, и я не могу больше спасать вашего сына. Я устала, я не верю ему. От того человека, которого любила Аэлита Богданова, ничего не осталось. Не осуждайте меня, я честно старалась, боролась, но и у металла есть предел прочности. Прощайте.
Работа помогала отвлечься от собственных проблем, наполняя дни бесконечной вереницей чужих. Лита дежурила сутками, не чувствуя усталости. Родители практически не видели ее дома. Сослуживцы поражались ее работоспособности. Она, словно робот, нажимала известную только ей клавишу и погружалась в конвейер уколов, капельниц, кардиограмм. Подошло время отпуска, и профком выделил ей путевку в пансионат отдыха в Крыму. Только ощутив приближение перерыва в работе, Лита почувствовала, насколько она устала.
Середина августа — прекрасное время для того, чтобы окунуться в окружающую атмосферу курорта и оставить тяжелые мысли в оцепеневшем от жары городе. Меньше всего она ожидала от поездки приключений и новых знакомств. Большинство приезжих планируют именно это, придающее остроту повседневности короткое увлечение.
Бросаясь в пучину курортного романа, они словно забывают обо всем, теряют ощущение реальности, затевают чувственную игру. Правила ее известны: главное, не воспринимать все слишком серьезно. Ведь возвращение домой чаще всего, как ластиком с бумаги, стирает из памяти воспоминания о клятвах, обещаниях вечной любви. Лита стремилась куединению, она формально поддерживала какие-то разговоры, чтобы не выглядеть заносчивой гордячкой в глазах окружающих. А потом сказала себе, что будет поступать так, как удобно ей, а не толпе. В конце концов, когда еще выпадет возможность приехать к морю.
Человек предполагает, а где-то там, в заоблачной бесконечности, ее знакомство с Мартовым было запланировано именно на эту поездку. Кажется, с нами происходит что-то значительное чаще всего в тот момент, когда, истощенные битвой за нормальное существование, мы отдаемся плавному течению времени. Лита уже приближалась к состоянию душевного равновесия, долгожданному чувству безопасности. Не нужно было думать о том, как закончится день, бояться позвякивания связки ключей, вставляемых в замок нетвердой рукой. Нет необходимости собирать свои нервы в кулак, чтобы пережить очередной кошмар зависимости от настроения Скользнева. Прошло не так много времени после ее ухода, и с каждым днем становилось все сильнее ощущение пустоты прожитых лет. Бессмысленная возня, привычка быть рядом, что ли? Удручающая реальность — в ее возрасте многие знакомые обзавелись семьей и детьми, а она, сестра милосердия, кажется, заработала невроз — и только. Слава богу, хватило ума прервать вереницу пустых и тревожных дней. Теперь она отдохнет и решит, как жить дальше. Должна же начаться и в ее жизни светлая полоса радости и удовлетворения!
Лита с наслаждением подставляла тело солнечным лучам. Она уже не выглядела бледной поганкой, ровный бронзовый загар делал ее еще красивее. Лита избрала местом отдыха небольшой дикий пляж за пределами пансионата. Здесь она могла спокойно проводить время в одиночестве, без необходимости поддерживать пустые разговоры. Только море, солнце и ты. Оставалось неисполненным лишь одно желание, но Лита надеялась, что скоро отважится осуществить его. Хотелось снять купальник и, окунувшись в воду, ощутить ее каждой клеточкой разгоряченного тела. Увы, несколько черепичных крыш дач утопало в зелени деревьев на крутых склонах вдоль пляжа. Доносящаяся оттуда музыка, несомненно, указывала на присутствие хозяев и посторонних глаз. Лита уже десятый день уговаривала себя совершить нудистский заплыв поздно вечером, но всякий раз что-то мешало. То соседка по номеру уговаривала посмотреть какой-то суперзадушевный фильм, то сон сковывал смазанные ночным кремом веки. Однажды во сне она увидела себя русалкой, смело плавающей среди разросшихся коралловых рифов в окружении резвящихся стаек блестящих рыб. Даже огромные акулы вели себя миролюбиво, подставляя ей свои плавники, как бы приглашая прокатиться. Это показалось забавным. Отказываться не хотелось, и, выбрав одну зубастую красавицу, Лита прижалась к упругому телу акулы. Ее короткое каре превратилось в длиннющие золотые волосы, развевающиеся шлейфом за прекрасной голубоглазой хозяйкой. Путешествие напоминало ей быструю езду на автомобиле, только вокруг не земные пейзажи, а сказочные красоты подводного мира.
— Ну, соседка, признавайся, что за сны приходят к тебе? — улыбаясь, спросила утром Оксана. Еще не встав с постели, она дотянулась рукой до тумбочки, где лежали ее очки. Быстро надев их, приподнялась на локте. — Какой-то Ромео щекотал тебя кончиками усов, не иначе.
— Не угадала, — сонно потягиваясь, нараспев ответила Лита. — Точно всего не помню, но обошлось без мужчин, и было так замечательно.
— Что ты, дорогуша?! — с наигранным возмущением продолжала соседка. — Ориентация выбрана неверно. Без мужчин — и вдруг замечательно? Мы не на острове Лесбос, между прочим. Крым — бывшее всесоюзное место курортных романов. Не за этим ли бальзамом для тела ты прибыла сюда, красавица?
— Ради бога, я просто греюсь на солнышке и дышу йодом.
— Не верю. Ты как в том анекдоте: опять станки, станки.
— Оксана, уймись. Пойдем завтракать и на пляж. Я никак не могу вдоволь наплаваться.
— Ты опять будешь дикаркой и проигнорируешь нашу компанию?
— Точно, лягу на свой матрас и буду молчать, как рыба. Никаких слов, никаких мыслей. Я соскучилась по всему этому. Наверное, я говорила слишком много ненужного, раз теперь мой язык не хочет двигаться.
— Да, Лита-Аэлита, чудная ты, но с тобой удивительно легко. Однако нашему слабому полу нужен в сердце огонь. Такие страсти, чтоб дух захватывало!
— Ты предлагаешь воспламеняться при виде этих самодовольных самцов, играющих бронзовыми бицепсами? Казановы местного масштаба с корявым языком. Так и подмывает попросить у них справку из вендиспансера. Не хочу об этом говорить. Наверняка я не права, ты извини меня и не слушай. Я тебе не указ.
— К тому же я старше, заметь.
— Сдаюсь, Ксюша. Пойдем в столовую, уже приглашали по радио. Первый прием пищи играет очень важную роль, это я тебе как медик говорю, — стараясь сменить тему, заметила Лита.
— А я бы с удовольствием заменила этот важный момент поглощения калорий на их сжигание во время классного полового акта. Говорю культурным языком только из уважения к тебе.
— Могу себе представить, что бы ты сказала в другом случае.
— Поверь мне, не можешь.
— Сдаюсь, Ксюша, пойдем же.
Одевшись, они отправились в столовую. Оксана раздавала улыбки направо и налево. Глядя на нее, Лита добродушно посмеивалась. Соседке было тридцать три года, выглядела она на все сорок с хвостиком. Загар делал ее еще старше. Выставляемое напоказ желание новых стрел Амура выражалось в постоянной суете, слишком ярком макияже. Лита не думала осуждать ее манеру отдыхать. Каждому свое. Напротив, разговоры с нею по вечерам расслабляли, забавляли. Оксана умела красочно описывать свои приключения с пикантными подробностями, которые явно можно было оставить при себе. А в промежутке между слушанием ее «Декамерона» — блаженное молчание в уединении.
Добравшись после столовой до пляжа, Лита подставила расслабленное тело солнцу. Закрыв глаза, она ощущала мерцание разноцветных бликов и приятное тепло, погружающее в дремоту. Как ни старалась, мысли непроизвольно возвращали ее к Игорю. Мало сказать «прощай», нужно перестроиться, привыкнуть к новому положению вещей. Больше всего терзало чувство жалости и вины. Надо было вести себя иначе, подбирать другие слова, убеждать. Кажется, она только этим и занималась. Свела судьба с пороком, назначила испытание, а она его не выдержала. Получается так. Лита, вздохнув, перевернулась на живот и закурила. Нет ничего хуже мятущейся совести. Никто ее ни в чем не обвинял, сама себя укорами замучила. Когда на ее глазах талантливый молодой ученый стал превращаться в мрачного ворчуна или беспечного болтуна — в зависимости от дозы выпитого, — Лита попыталась понять причину этого. Часто поводом становится душевная драма, смерть близких, кризис в работе. Несколько раз она обращалась с вопросами к пожилой матери Скользнева. Та не могла толком ничего ответить. У нее на все воля Божья. Не отрицая заслуг Создателя, Лита все же хотела разобраться. Как медик, она должна была представить картину развития болезни, чтобы успешно с нею бороться. Спрашивать Игоря было бесполезно: он никогда не причислял себя к числу больных. Отшучивался, обворожительно улыбаясь, и переводил разговор на другую тему. Как-то странно они жили. Близкие люди, а в душу друг другу никогда не лезли. Табу на обсуждение дальнейших планов, изменений в жизни. Пора слепой влюбленности давно прошла, и привычка быть вместе заменила остальные чувства. Мужчина и женщина, которым сладко в постели и пусто в душе. Да, все рано или поздно должно было закончиться.
Почему-то хотелось вспоминать того Скользнева, каким она узнала его в самом начале их знакомства. Заводила, весельчак с дерзким взглядом почти черных глаз. От него шла такая энергетика, что в пору было бояться превратиться в горстку пепла рядом с ним. Они заметили друг друга сразу, но сначала был период подтрунивания, изучения, наблюдения со стороны. Он постоянно подшучивал над ее тяжелой, соломенного цвета косой.
— Твоя лебединая шея не выдержит груза знаний и этой природной красоты, — хитро улыбаясь, сказал он. А потом с грустью смотрел, когда однажды она пришла на занятия с короткой стрижкой, еще более подчеркнувшей ее красоту. Она не хотела показать, что идет у него на поводу. Просто это был способ обратить на себя его внимание. В тот вечер он ждал ее после занятий на ступеньках институтской лестницы. В толпе будущих медиков он сразу выделил легкую походку и переливающуюся под солнечными лучами аккуратную головку. В этот момент он понял, что хочет быть рядом с нею всегда, а ее сияющие глаза кричали о том, что она влюблена.
— Привет, задерживаешься. Наши давно выбежали, — его голос заставил ее сердце учащенно биться.
— Я зашла в библиотеку, зачетная неделя на носу. Первая все-таки.
— Да, сумка у тебя, как с кирпичами, — забирая ее из рук Литы, констатировал Игорь. — Похвально.
— Компенсирую легкость в голове. Знаний еще нет, а косы уже нет.
— Ты будешь очень красивая, даже если лысой стать решишься.
— Ну, уж ты хватил. Ты решил помочь мне поднести сумку? С чего бы это?
