Конференция пролетела невероятно быстро: время научных сообщений сменяли короткие перерывы, потом снова доклады. Сима едва заставляла себя что-то конспектировать. Все ее внимание было приковано к соседу, расставаться с которым она не хотела. Сима ощущала себя как-то особенно в его присутствии. Ей было знакомо такое чувство. Оно посещало ее всего два раза в жизни: первый — когда она решила, что влюблена в Сашу Ивановского, второй — в Олега. Это было невероятно, но Сима позволила себе забыть о том, что в Мельбурне ее ждет Пырьев. Казалось, что не несколько часов езды на поезде разделяло их, а расстояние гораздо большее, непреодолимое. Здесь, в Сиднее, она была свободна, разрешила себе быть свободной. Почему? Что побудило ее продолжать знакомство?
В тот последний вечер она наблюдала, как Род пишет ей свой адрес, номер телефона, и пыталась придумать что-то, чтобы не отвечать тем же.
— Я надеюсь, что мы отбросим предрассудки? — протягивая ей небольшой листок отрывного блокнота, заметил Род. — Я о том, что совершенно нормально восприму ваш звонок. Не думайте, пожалуйста, о том, что инициатива исходит от вас, что женщинам это не к лицу и так далее. Хорошо? Я буду ждать. Я очень хотел бы первым позвонить вам, но, мне кажется, вам нужно время, чтобы понять, стоит ли нам вообще продолжать знакомство. Я прав?
— Скорее да, чем нет, — тихо ответила Сима. Она ненавидела поезд, который должен был через несколько минут умчать ее в Мельбурн, и враждебно поглядывала на вереницу вагонов.
— Как странно вы ответили. Вот и получится, что я не стану подгонять вас, но готов хоть сейчас пригласить вас в гости.
— Нет, не надо. Я должна сегодня уехать. Конференция закончилась, мое пребывание здесь определяется временем ее проведения, — грустно ответила Сима.
— В Мельбурне вас ждут? — Род не хотел задавать этот вопрос, но он сорвался с языка.
— Да, муж, — прямо глядя ему в глаза, ответила Сима.
— Вы ничем меня не удивили. Такая женщина не может быть свободной, — улыбнулся Род. — И всетаки я надеюсь, что вскоре вы позвоните. Я буду ждать. Вы очень понравились мне, Сима. Боюсь, что я даже влюблен.
Она ничего не ответила на это откровенное признание и теперь очень сожалела об этом. Все это время она вспоминала глаза Рода: они сияли огнем страсти, восхищения, притягивали. Симе было не по себе оттого, что это вообще происходит с ней. Но с другой стороны, именно эта сумасшедшинка придавала остроту ощущению. В последнее время она потеряла способность удивляться, радоваться, позволив состоянию безразличия и раздраженности сменять друг друга. Или это было предвестием неожиданного знакомства, которое не выходило у Симы из головы? Может быть, это совершенно естественное состояние разлада с самой собой, окружающим миром, когда ты не знаешь, чего хочешь и отчего так тошно просыпаться каждое утро? Все станет на свои места, как только произойдут перемены.
Сима заерзала, разбудив Олега. Он сонно потянулся и сразу попытался нащупать часы, лежавшие на тумбочке. Поднеся их близко к глазам, положил на место и только после этого повернулся к Симе.
— Доброе утро, — улыбнулся он, прищурившись.
— Привет, — буркнула Сима, закрывая глаза.
— Что не спится?
— Не знаю.
— Зато я знаю, — Олег взял с тумбочки очки, привычным движением надел их. — Не пора ли нам поговорить, любезная моя Серафима Львовна?
— О чем? — насторожилась она, но глаз не открывала. Она попыталась расслабить каждую мышцу лица, чтобы оно не выражало ничего, абсолютно ничего.
— Мы начали новый год не так, как обычно. Провожали не так, как обычно, и продолжаем находиться в каком-то странном состоянии недоговоренности. Конец января. Я ждал, что ты найдешь в себе смелость начать разговор, но ты предпочитаешь изводить себя и меня. Почти месяц я не узнаю тебя. Ты изменилась, очень изменилась, Сима. Мне трудно переносить твое настроение. И еще мне до чертиков надоело играть роль слепого, глухого и немого, — в голосе Пырьева появились нотки раздражения, что бывало очень редко. — Давай начнем с правды сегодняшний день. Ты согласна?
— Не понимаю, чего ты хочешь, — вяло ответила Сима. Она все-таки открыла глаза, поднялась и включила кондиционер: жара с самого утра вступала в свои права. Одернув футболку, в которой спала, Сима соизволила посмотреть Олегу в глаза. — Ты не нашел себе более благодарного занятия по утру?
— Сима, это на тебя не похоже, — Олег тоже поднялся, застелил постель под пристальным взглядом жены. — Я всегда уважал тебя за то, что ты и ложь были понятиями несовместимыми.
— В чем же я солгала тебе? — расчесывая отросшие до короткого каре черные волосы, поинтересовалась Сима. Она была даже рада этому разговору, но все-таки из необъяснимого упрямства не желала признавать, что ждала повода для него. Оказывается, Олег давно стремится к выяснению отношений. Отношений, которые превратились для обоих в изощренную пытку, испытание на выдержку.
— Я хочу понять, что с тобой происходит, что с нами происходит?
— Ничего не происходит.
— Первая ложь и, отдаю тебе должное, прозвучала вполне убедительно, — Олег надел футболку, шорты и направился на кухню. Включив электрический чайник, он достал с полки две кофейные чашки, насыпал в них по ложке сахара с горкой. Сима остановилась в проеме двери, наблюдая за отточенными движениями мужа. Это в его обязанность входил утренний кофе с тостами, но она никогда не поднималась, чтобы посмотреть, как он с этим справляется. — Что замолчала?
— Сегодня выходной, я бы не хотела испортить себе настроение с утра, — сказала она, когда готовые тосты уже лежали на тарелках, а от чашек с кофе поднимался пар, — себе и тебе тоже.
— Мне что воскресенье, что среда, когда у тебя такое лицо, — резко ответил Пырьев.
— Хорошо, — Сима села за стол. — Что тебя интересует?
— Ты разлюбила меня? — спросил Олег и, улыбнувшись, посмотрел на жену.
— Я? Тебя?.. — она не ожидала такого прямого вопроса.
— Да, ты — меня.
— Пырьев, это глупо, — отхлебнув обжигающий кофе, заметила Сима.
— Глупо терпеть присутствие друг друга. Если ты со мной только потому, что считаешь себя обязанной из-за отъезда, то не стоит. — Олег, вопросительно глядя на Симу, вытащил из пачки сигарету, протянул ее ей. Она молча взяла сигарету, закусила ее в зубах, слишком крепко зажав фильтр. Олег поднес зажигалку к дрожащему кончику ее сигареты и прикурил сам. — Я взрослый человек и, заметь, мужчина. Поэтому никогда бы не дал уговорить себя на авантюру. Я был уверен в успехе.
— Ты оказался пророком, — усмехнулась Сима.
— Я перестал понимать твои интонации. Ладно. Давай ближе к делу. Я все пойму, только без вранья и долгих вступлений.
Сима поняла, что это должно произойти или сейчас, или никогда. Она подбирала слова, чтобы лучше объяснить свое состояние, перемены, произошедшие с ней.
Она сидела, помешивая ложечкой давно растворившийся сахар, не ощущая, как слезы бегут по щекам. Ей вдруг стало невыносимо жаль Пырьева, которого она затащила на край света, а теперь собиралась безжалостно бросить, а ведь собиралась.
— Я полюбила другого мужчину, — Сима произносила слова, а они не желали сходить с языка и застревали у нее в горле. Кажется, даже голос стал другим — это был не ее голос. Это вообще была не она.
— Когда ты это поняла? — Олег выпускал дым, наблюдая, как серое облачко медленно растворяется в пространстве кухни.
— Недавно. Я не знаю, как это получилось. Сама от себя не ожидала, — глубоко вдохнув дым, она задержала его в легких. Это была спасительная пауза, за время которой она должна подобрать нужные слова.
— Не нужно ничего объяснять, — Пырьев смотрел на Симу, и она не видела в его взгляде ни злости, ни ревности. В них была грусть, тоска. Она была зеленая, именно зеленая, хотя за стеклами очков были привычные глаза совсем иного цвета. Однако именно в этот момент Сима отчетливо поняла, что тоска может быть только зеленой. Не голубой, как бескрайнее небо, не красной, как сама любовь, не желтой, как неуловимый солнечный зайчик, а именно зеленой — цвет безразличия и глубокой депрессии, засевшей там, где никто кроме ее хозяина не может ее прочувствовать до конца и помочь тоже не может.
— Олег, нам нужно что-то решать, — Сима нашла в себе силы продолжать.
— Как скажешь, так и будет, — он оставался внешне абсолютно спокойным, хотя только он сам знал, чего ему это стоило. Еще несколько дней назад Пырьев сказал себе, что в любой ситуации они должны поступать, как цивилизованные люди. Он следовал данному обещанию, хотя применить его к возникшей ситуации было очень непросто.
— Он получил работу в Мельбурне. Снял квартиру. Я на днях перееду к нему. На развод пока подавать не будем. Я боюсь, что это может помешать.
— Кому?
— Тебе.
— Хорошо, делай как знаешь, а я поживу здесь немного, а потом сниму что-то площадью поменьше, — ответил Олег, еще не до конца осознавая, что это происходит с ними.
— Мне очень жаль, — тихо произнесла Сима, пытаясь вложить в эту короткую фразу искреннее сожаление.
— Мне тоже.
— Мы останемся друзьями, — сказала Сима, но, увидев улыбку, мелькнувшую на лице Пырьева, растерялась. — Что ты улыбаешься?
— Попытался представить себя в роли вашего друга.
— Я хочу сказать, что у нас могут быть нормальные отношения и нам не стоит вычеркивать друг друга из жизни. Я не хочу забывать годы, которые мы провели вместе.
— Если это поможет тебе в жизни, пожалуйста, — поднимаясь из-за стола, произнес Олег.
Сима проводила его долгим взглядом, не зная, что еще сказать. Она не ожидала, что все будет так просто. Только почему-то на сердце было больно. Она поняла, что Пырьев достоин лучшей участи. Она предала его любовь, их планы. Одно утешало — Олег не пропадет. За то время, что они провели за границей, она убедилась в этом не один раз. И его успехи на работе, в общении были тому подтверждением. Сима искала причины для оправдания своего поступка. Он уже казался ей совершенно безрассудным, с непредсказуемыми последствиями. Как она могла? Почему она позволила себе поверить словам Рода?
Она позвонила ему через три дня после возвращения с конференции. Трубку сняли сразу, как будто ожидали звонка. В первое мгновение, услышав голос
