гражданской войны. В 21-м снова начал писать. В последнее время усиленно работал над одной вещью, которую закончил в черновике к концу 38-го. Я ни в чем не виновен, шпионом не был, никогда никаких действий против Советского Союза не совершал. В своих показаниях возвел на себя поклеп. Прошу об одном — дать мне возможность закончить мою последнюю работу…
Суд удалился на совещание и тут же вернулся. Ульрих огласил заранее предрешенный приговор:
«Именем Союза Советских Социалистических Республик… Военная коллегия… рассмотрела дело… Установлено… вошел в состав антисоветской троцкистской группы… являлся агентом французской и австрийской разведок… будучи связанным с женой врага народа Ежова… был вовлечен в заговорщицкую террористическую организацию… Признавая Бабеля виновным… приговорила… подвергнуть высшей мере наказания — расстрелу… Приговор окончательный… в исполнение приводится немедленно…»
Теперь мы знаем и точную дату, и даже час гибели: 27 января 1940-го, 1 час 30 минут. В тот же день он был кремирован.
В расстрельном списке, подписанном Берией и завизированном Сталиным, Бабель значится под номером двенадцать, среди других трехсот сорока шести смертников. Известно теперь даже имя палача, который командовал расстрелом писателя — капитан ГБ, начальник комендантского отделения Блохин[49].
Реабилитация
— Сведений о месте захоронения нет, — сказали мне на Лубянке, когда я знакомился с делом Бабеля.
Захоронения своих жертв сталинские палачи тщательно скрывали. Прошли десятки лет, места массовых расстрелов, братские могилы заросли деревьями, были застроены домами и фабриками, залиты асфальтом и бетоном. Но и эта тайна стала со временем приоткрываться…
Начало 1940 года, когда погиб Бабель, было урожайным по части расстрелов. 27 января убит Бабель, 2 февраля — Мейерхольд и Кольцов, 6 февраля — Ежов. И как выяснилось все же, тела расстрелянных увозили по ночам из тюрем в крематорий, расположенный на территории бывшего Донского монастыря, в центре Москвы. Есть свидетельства, что прах сваливали в общую яму, там же, рядом с крематорием, на кладбище. В этой братской могиле перемешались останки и жертв, и палачей, там, судя по всему, упокоился прах и Бабеля, и Ежова. Когда могила заполнилась, ее сровняли с землей. И много лет сверху стояла плита:
ОБЩАЯ МОГИЛА № 1
ЗАХОРОНЕНИЕ НЕВОСТРЕБОВАННЫХ ПРАХОВ
с 1930 г. — 1942 г. включ.
Стоит она и до сих пор, хотя на оборотной стороне появилась еще одна надпись: «Здесь захоронены останки невинно замученных, расстрелянных жертв политических репрессий. Вечная им память!»
Была осень, когда я пришел на это место, с деревьев сыпались листья. Несколько старушек стояли у плиты, говорили вполголоса.
Отойдя шагов двадцать в сторону от могилы, я вздрогнул: на одной из плит мелькнула надпись — «Хаютина Евгения Соломоновна. 1904–1938». Это была ее могила! И после смерти они все трое — Бабель, Ежов и эта женщина — оказались рядом.
Кабинет арестованного Бабеля в московской квартире, где жила его семья, стоял опечатанным. Через два года после ареста в него въехал новый хозяин — туда подселили следователя НКВД с женой. А оказавшаяся в таком соседстве вдова писателя все еще ждала, надеялась, посылала запросы. Ей отвечали: «Жив, здоров, содержится в лагерях». Так было в 1944-м, 45-м, 46-м. В 47-м — радостная весть, официально сообщили: «Будет освобожден в 1948 году…» Антонина Николаевна воспряла духом, даже отремонтировала квартиру к возвращению мужа. В 48-м он не пришел, но оставалась надежда: «Жив, здоров, содержится в лагерях». Передавали слухи, рассказывали, что кто-то видел Бабеля на Колыме, в Красноярском крае… И она ждала.
Прошло четырнадцать лет после убиения Бабеля. Умер Сталин. Наступила «оттепель», или, как шутили острословы, «Ранний Реабилитанс». Родственники репрессированных начали разыскивать своих пропавших близких. Подала заявление и Антонина Николаевна Пирожкова.
Прокурор, которому было поручено это дело, спросил ее о судьбе книг, написанных Бабелем.
— После ареста его книги не издавались, а то, что было в библиотеках, — изъято…
Чтобы реабилитировать невиновного, понадобилось подшить к делу отзывы трех человек — Екатерины Павловны Пешковой, Ильи Эренбурга и Валентина Катаева. «В „Конармии“ Бабель все-таки не поднял подвиг русского народа на ту высоту, которой он достоин…» — добавил ложку дегтя Катаев.
18 декабря 1954 года Военная коллегия Верховного Суда вынесла определение:
Прокуратура также установила, что принимавшие участие в расследовании дела Бабеля бывшие работники НКВД Родос и Шварцман арестованы как фальсификаторы следственных дел.
Военная коллегия Верхсуда СССР, проверив материалы дела и согласившись с заключением прокурора, определила: «приговор в отношении Бабеля И. Э. отменить по вновь открывшимся обстоятельствам и дело о нем прекратить».
Но и теперь еще за делом Бабеля тянется ложь. На обороте последнего листа заключения прокурора о реабилитации дана недвусмысленная справка: «Приговор в отношении Бабеля приведен в исполнение 27 января 1940 г.»
А полтора месяца спустя после заключения прокурора Военная коллегия сообщает в Главную военную прокуратуру, КГБ и МВД:
«Пирожковой объявить о реабилитации Бабеля и о том, что он, отбывая наказание в местах заключения, умер…» — и дальше в пустое закавыченное пространство чья-то недрогнувшая рука вписывает чернилами: «17 марта 1941 года».
Через месяц опять: «Сообщаем, что Бабель, отбывая наказание, умер 17 марта 1941 г.», — дата уже напечатана на машинке.
И так идет во все энциклопедии и справочники, до сегодняшнего дня протянулось это уже бессмысленное вранье!
Так что же стало с теми рукописями — двадцатью четырьмя папками — на несколько томов? В день ареста они были упакованы в семь свертков, опечатаны сургучной печатью, и некий Кутырев, младший лейтенант 5-го отделения 2-го отдела ГУГБ НКВД, по чьей-то команде изъял их из материалов дела. С этого момента след их теряется.
Поиски предпринимались не раз. Безуспешно. И сейчас в архиве ЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ была проведена тщательная проверка с целью обнаружить если не сами рукописи, то хотя бы какие-нибудь сведения о них. Ведь, как известно, и отрицательный результат — результат.
Установлено: в хранилищах архива рукописей Бабеля нет. Каких-либо сведений о пересылке их в
