— Сеньорита Баррозо, вас срочно к директору, — сказал он.
— Да что же это такое! — рассердилась балетмейстер. — Баррозо, что вы опять натворили? Неужели нельзя подождать пару часов, пока мы не закончим?
— Вообще-то её хочет видеть следователь из полиции, — сообщил секретарь. — Он сейчас у директора, так что поторопитесь.
Делать нечего, я отправилась в кабинет сеньора Эстевели, теряясь в догадках, что могло понадобиться от меня полиции. Ведь вчерашняя история с якобы кражей благополучно разрешилась! Или нет? А может быть, Коменчини придумал что-то ещё, с него станется.
Директорская приёмная была открыта, и по ней прохаживался сеньор Эстевели собственной персоной. Не рядовой, стало быть, следователь прибыл в театр, раз выставил директора из его собственного кабинета.
— Проходите скорей, — сказал мне директор, кивнув на дверь. Я открыла её и вошла.
— А, сеньорита Баррозо! — приветливо улыбнулся мне невысокий седоватый господин в штатском, восседавший за большим письменным столом. — Ведь это вы? Меня зовут Фабио Мартини. Проходите, садитесь.
Я села на стул напротив, выпрямившись и благовоспитанно сложив руки на коленях.
— Итак, сеньорита, я позвал вас сюда, чтобы побеседовать с вами в неофициальной обстановке. Вы не против? Тогда начнём. Скажите, вы знаете сеньора Луиджи Коменчини?
— Знаю.
— Как давно?
— Ну… Месяца полтора-два.
— Вы близко с ним знакомы? Меня не интересуют подробности вашей личной жизни, но я должен знать, были ли вы вхожи в круг его друзей.
— Нет, сеньор Мартини. Я не была его близким другом, и никого из его друзей я не знаю.
— Не были близким другом? Но мне сказали, что все это время он за вами ухаживал.
— Да, это так, но я никогда не принимала его ухаживаний.
Мартини наклонил голову набок и пристально посмотрел на меня.
— Скажите, сеньор Коменчини когда-нибудь говорил вам о своих врагах, недоброжелателях?
— Нет, никогда.
— А вы сами что-нибудь о них знаете?
— Нет.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Вчера вечером. Простите, сеньор Мартини, могу я узнать, что случилось?
— А вы не знаете? Сеньор Коменчини был сегодня утром найдет в парке мёртвым.
— Найден… мёртвым?!
Следователь кивнул.
— Убийство совершено с особой жестокостью. Труп с трудом удалось опознать.
Я ошарашено молчала.
— Расскажите о вашей последней встрече.
— О встрече? — тупо переспросила я.
— Да. И, если можно, поподробнее.
Я помолчала, собираясь с мыслями. Потом начала рассказывать. Сеньор Мартини постоянно что-то переспрашивал и уточнял, особенно его заинтересовала история «кражи». Он попросил меня перечислить имена всех свидетелей этой сцены, при том, что у меня создалось впечатление, что он и без меня отлично всё знает. Его взгляд, цепкий и пристальный, не отрывался от моего лица, заставляя меня чувствовать себя неуютно.
— И больше вы его не видели?
— Нет.
— Скажите, сеньорита Баррозо, вы ведь ходите домой мимо парка или через него?
— Да, обычно через парк.
— Скажите, вчера вы не заметили в нём чего-то необычного, подозрительного?
— Н-нет… — уже начав говорить, я вдруг представила себе, что этот въедливый господин вполне может придти к сеньоре Софиантини и спросить, не заметила ли она за мной какой-нибудь странности. А в том, что хозяйка пансиона заметила разорванное платье, сомневаться не приходилось.
— Что-то не так? — спросил Мартини, мгновенно уловив мою неуверенность.
— Я не уверена, имеет ли это отношение к убийству…
— Расскажите, сеньорита. Имеет это отношение, или не имеет, я решу сам.
— Вчера в парке на меня напали.
— Так, так, очень интересно. Кто это был?
— Было темно, я его не разглядела. Могу только сказать, что это был мужчина.
— Высокий, низкий? Толстый, тонкий?
— Выше меня. Не толстый… Но и не тощий. Обычного телосложения.
— Он хотел вас ограбить? Или…
— Нет, не ограбить. Мне показалось, что он хотел… Ну, вы понимаете… — я почувствовала, что отчаянно краснею. — Мне удалось вырваться и убежать.
— Похоже, мы имеем дело с маньяком-убийцей, сеньорита, — сказал следователь. — И если вы вчера встретились именно с ним, то вам несказанно повезло. Где это было?
— У выхода на Триумфальную. Там тёмная дорожка, без фонарей.
— Да, именно там и нашли труп, — кивнул Мартини. — Вам следует быть осторожней, сеньорита, и не ходить вечерами в одиночку, особенно через парк. А теперь возьмите лист бумаги, выйдите в секретарскую и запишите всё, что сейчас рассказали мне, ничего не упуская. А секретарю скажите, чтобы он позвал сеньориту Рокка.
Я честно передала, чтобы позвали Паолу, взяла бумагу и принялась писать. Паола пробыла у следователя меньше, чем я, во всяком случае, я ещё не успела закончить своё сочинение, когда она вышла, уселась рядом со мной и тоже принялась писать, в то время как секретарь отправился за следующей свидетельницей.
Следователь дотошно опросил всех, видевших вчера сеньора Коменчини, и ушёл, на прощание передав мне и ещё нескольким людям приглашение зайти завтра днём в полицию. Меня и Паолу тут же атаковали вопросами, но я по большей части отмалчивалась, предоставив Паоле в красках расписывать допрос по поводу смерти моего незадачливого поклонника. Я же была слишком подавлена. Жалко сеньора Коменчини мне не было, но сама мысль о жестоком убийстве вызывала дрожь. Кто это сделал? Я вспоминала вчерашнее нападение, тень, мелькнувшую за спиной насильника, и голос, крикнувший «беги». Неужели Коменчини убил мой нежданный заступник? И чего он хотел, вмешавшись, — убить его или спасти меня? Человек, просто вступившийся за подвергшуюся нападению женщину, не станет убивать нападающего, тем более так, чтобы труп с трудом поддавался опознанию. Может, это и впрямь был сумасшедший маньяк, набросившийся на первого, кого увидел, а голос мне просто померещился? Или сеньора Коменчини всё же убил кто-то другой?
Весь театр был взбудоражен, на меня только что не показывали пальцами, по многу раз обмусоливая и историю с брелоком, и само убийство. Когда ко мне в очередной раз подкатили якобы сочувствующие любопытные, я взорвалась и закричала, что меня и так уже тошнит от допросов в полиции, что если они хотят узнать подробности, то пусть туда и обращаются, а ещё и здесь я отчитываться не обязана. В ответ мне весьма выразительно покрутили пальцем у виска и посоветовали подлечить нервы, но всё-таки отстали. Тем более что я сказала правду — в полицию меня вызывали неоднократно.
Следующий допрос вёл другой полицейский, оказавшийся весьма бесцеремонным. Его, в отличие от сеньора Мартини, весьма даже интересовали подробности моей личной жизни, и он раз за разом выспрашивал, где я бывала с сеньором Коменчини, с кем из его друзей проводила время, какие подарки от него получала, и всё прочее в том же духе. Моим утверждениям, что нигде я не бывала, подарков не принимала, а друзей и в глаза не видела, он, похоже, не верил. Меня же так и подмывало спросить, нужны ли ему эти сведения для дела, или он просто удовлетворяет за счёт службы извращённое любопытство, но я
