И вот шагал Аугуст мимо участка Друккерта и напевал себе под нос эту песенку тихонечко, однако к концу строфы голос его креп, и последнюю строчку припева старый Аугуст выдавал уже в полную мощь, так что соседу Друккерту оставалось лишь сокрушенно качать головой, слыша непонятные звуки, летящие мимо него в сторону виноградников:
Но иногда Аугуст шел к реке и ночью, на рассвете, почти крадучись, чтобы не спугнуть рождение нового дня. Это бывало так: он просыпался еще в темноте, и заметив первые признаки утра шел к окну, чтобы проверить, каким рождается этот новый день. Если небо было чистым, то он одевался, брал свой холщовый стульчик и отправлялся на высокий берег реки. Там он садился лицом на восток и в терпеливом нетерпении ждал, когда над землей, в стороне России поднимется солнце. Это было очень важно для него — не пропустить момент восхода солнца. И каждый раз он слегка волновался, как волнуются православные в пасху перед пещерой в Иерусалиме, в которой должен вспыхнуть священный огонь.
И каждый раз солнце всходило! И каждый раз, когда золотой огонь опалял кромку горизонта, и великий шар жизни торжественно поднимался над землей, Аугуст Бауэр испытывал тихий, священный восторг, от которого слезились его глаза, напоенные чистым утренним светом.
