солнца и завтра приду к вам…
Утром главный психолог Шмидркал посетил ОПИС - отдел превентивной информационной службы. В одном из залов там стоял огромный, до потолка, старинный «дед-всевед». Шмидркал уселся за пульт, взял перфокарту, заполнил ее. вложил в отверстие и включил машину. Электронный мозг на мгновение проснулся. По его клеткам молнией пронесся импульс на уровне мышления, и машина выдала ОПИСание…
— Дорогой господин Андреас, - обратился на следующий день к своему пациенту Шмидркал, - должен вам сказать, что ваш предок Франц Ксавер Андреас был вором. Так раньше называли людей, у которых за душой не было ничего и которые присваивали чужое. Однако ваш предок брал не деньги, а вещи, это был не карманник, а домушник. И вот, господин Андреас, дурные наклонности вашего уважаемого предка через несколько поколений передались вам. Вы, конечно, можете возразить как же так, ведь вы, нынешний Эдуард Андреас, приносите людям вещи, в то время как ваш предок Франц Андреас их отбирал…
— Да нет, я понимаю, что вы хотите сказать… Но Шмидр кал вошел во вкус, и его невозможно было остановить: Давать намного выгоднее, чем брать. Если бы вы поступали так, как ваш прапрапрадед, то вы походили бы на сумасшедшего, который нагромождает вещи в одну огромную кучу. Мы ведь задыхаемся среди вещей, ищем способ, как выбраться из этого болота…
— И вы считаете, что я нашел такой способ, - перебил его Андреас, - я, у которого есть лавка, забитая всяким хламом так, что глаза разбегаются…
— А откуда у вас эта лавка?
— Я получил ее в наследство - даже не знаю от кого…
— Ну, тогда все ясно. Это, вероятно, те вещи, которые накопил ваш знаменитый предок…
— Видите ли, я вроде бы управляющий своей лавкой. Это моя работа, мой труд. Я предлагаю людям что-нибудь выбрать, взять на память, но никто ничего не берет. Время от времени кто-нибудь остановится у витрины, возьмет что-нибудь в руки, но потом отложит и идет дальше. Я начал сходить с ума, не мог больше ждать, когда кто-нибудь смилуется надо мной, и решил сам избавляться от своих вещей, разносить их людям. Теперь я горд, когда мне удается хорошо пристроить достойную вещь. Вы говорили, что раньше одни люди воровали у других. Я поступаю наоборот - ворую у себя и отдаю людям…
— Однако вы и тут наносите вред обществу, - не дал ему договорить Шмидркал. - Вы избавляетесь от заботы о вещах и перекладываете ее на плечи других. Вы тоже действуете во зло…
— Вы хотите сказать, что я тоже злоумышленник?
— Злоумышленник, только наоборот!
— И притом злоумышленник пойманный! - горестно воскликнул Андреас. - И что теперь будет? Как мне дальше жить? Что я буду делать по ночам? Ведь кому бы и что бы я ни принес, каждый будет знать, что это сделал я, что все это - краденое…
— Вам все вернут, - усмехнулся психолог.
— А что делали с вором, когда его ловили?
— Не знаю, но, наверное, высмеивали его.
— Теперь меня выставят на потеху людям… - убивался Андреас.
— Подождите, - смягчился психолог, - а если я буду молчать?
— И вы на это пойдете?
— А почему бы и нет? Дарите и дальше свои вещички, ведь в конце концов вы никому этим не угрожаете, никому не вредите…
— Я клянусь, что буду дарить лишь самое прекрасное из того, что у меня есть!
— Дело не в самих вещах, а в окружающей их тайне. В дразнящем, безответном «зачем», в тех странных обстоятельствах, которые связаны с подаренными вами предметами. Насколько мне известно, те, к кому вы по ночам приходили, собирались вместе, чтобы разрешить эту загадку… И я подумал: надо беречь любую тайну, пусть даже самую незначительную, не раскрывать ее, ведь чем дальше, тем их становится меньше. Пусть люди спрашивают, пусть ищут! Лучше маленькая тайна, чем никакой! Но берегитесь, если вас поймают…
— Никогда! - воскликнул Андреас.
Он пригласил Шмидркала осмотреть старую лачугу, находящуюся под охраной Института архитектуры и памятников. Они вошли в сводчатую комнату, уставленную полками. На них лежали вещи, навевающие грусть своей явной ненужностью, избыточностью, никчемностью, бренностью существования. Шмидркал был убежден, что как психолог он может проникнуть не только в глубины человеческой души, но и понять сущность вещей. Он брал их в руки, рассматривал, приблизив к глазам, стряхивал с них пыль, слушал их, принюхивался к ним и снова клал на место.
Внезапно прозвучали куранты - пять мерных металлических ударов. И как только замер последний удар, послышался дрожащий голос:
— Да это же говорящие часы! - удивился Шмидркал. Он по дошел к застекленному ящику, в котором был скрыт механизм часов с циферблатом, сделанным в виде золотого лунного диска. Андреас передвинул стрелку на 10, чтобы продемонстрировать, на что они способны. На этот раз в голосе послышались нотки предостережения:
— Ты много говоришь! - перебил его Шмидркал и поставил стрелку на полночь:
— Что это такое - «бах-бах»?
— Это же удары барабана, похоронного оркестра, исполняющего траурный марш - бах, бах, бах…
— Ах, вот оно что…
— А вам не нужны часы? - неожиданно спросил Андреас Шмидркала. - Возьмите их на память…
Шмидркал всячески отбивался от подарка, но в конце концов сдался, не устояв против такого страстного желания дарить.
— Я вам дам запасной валик с радостной, веселой мелодией, и время для вас полетит птицей, на душе станет так легко…
— Хватит с меня и часов, - со вздохом проворчал психолог.
— Но часы без валика, - старался объяснить ему Андреас, - как человек без языка. В валике заключена вся их мудрость…
И когда главный психолог Шмидркал отправился домой, вслед за ним с часами шел Андреас. Он думал о том, насколько приятнее работать при свечах.
НАМ БЫЛО ЕГО ЖАЛЬ…
Я нередко захожу в лавку к пану Марцелану. У него там полно всевозможных вещей, свидетельствующих о том, что он как был, так и остался большим ребенком.
Мне здесь ничего не нужно, но, интересуясь каждой его безделушкой, я всякий раз убеждаюсь в том, как он их обожает и как, предлагая их покупателям, мрачнеет и, наоборот, радуется, если какая-нибудь из них в конце концов остается на своем месте. Иногда я не могу избавиться от мысли, что ему становится легче на душе, когда посетитель отказывается от покупки, и всегда не по себе от сознания, что данный предмет может исчезнуть навсегда. Предлагая свой товар, он говорит о каждой вещи восторженно, подыскивая новые сравнения и образы, словно в нем просыпается поэт. В качестве, платы он просит, пустяки, ерунду, еще менее значимую, чем то, что предлагает сам. У писателя он просит книгу, музыкант ему что-нибудь сыграет, художник мгновенно набросает этюд на вырванном из блокнота листке, поэт прочитает стихи. Иногда Марцелан от избытка чувств не прочь приврать, выдумать какую-нибудь историю, но делает это не без таланта, и потому слушать его интересно.
Я как-то спросил его:
— Не завалялся ли у вас случайно серебряный ланжан? Мне он очень нужен, и я буду вам весьма признателен…
Я просто выдумал это слово, но пан Марцелан тут же ответил:
— Мне жаль, но один ланжан я как раз вчера выменял на перстень с транзистором. Придется вам зайти еще раз…
Он любит говорить, что некоторые его товары привезены со звезды Акшонар, - кто не верит, пусть сам туда слетает. Два обстоятельства не то чтобы подтверждают его слова, но по крайней мере способствуют тому, чтобы они воспринимались с большим доверием и дружеским участием. Во-первых, пану Марцелану далеко за сто, но, несмотря на преклонный возраст, он сохранил ясность мысли и принимает участие в трудовом процессе. Во-вторых, когда-то в
