революционным судом. «Впечатление от речи Матюшенко, — не слишком искренне писал в своих мемуарах Березовский, — было громадно. Многие лица так и горели одушевлением. Единодушие создалось полное». Какое там единодушие, когда команда уже разделилась на два лагеря.
Обстрел Одессы орудиями «Потёмкина» — одно из важнейших событий всей потёмкинской эпопеи. В источниках и историографии существуют разные версии о его причинах и поводах. Так, в воспоминаниях потёмкинцев Лычёва, Перелыгина и Склярова говорится, что бомбардировка была вызвана стремлением отомстить за расстрел в порту. Потёмкинец Старцев-Шишкарёв называет в качестве её причины известие о заседании военного совета в городском театре. К этому мнению присоединяется в своих воспоминаниях и Березовский. Что касается Фельдмана и прапорщика Алексеева, то они считают, что такое решение было принято после известия о готовности солдат присоединиться к матросам после бомбардировки. Согласно воспоминаниям поручика Коваленко, известие о совете явилось лишь непосредственным поводом к обстрелу, а главным было стремление команды перейти к активным действиям и препятствия военных властей в доставке провизия. По сообщению Матюшенко, причина заключалась в невыполнении одесскими властями требований потёмкинцев о доставке материалов и провизии. Потёмкинец Орлов считал причиной обстрела арест делегации броненосца, якобы вручившей командующему гарнизоном ультиматум с требованием освободить политических заключённых и снабдить «Потёмкин» всем необходимым. На самом деле ультиматум был послан уже после бомбардировки. Почти не отличается от этой версии рассказ бывшего матроса Зыбалова, который объясняет бомбардировку отказом властей принять ультиматум, но при этом ничего не говорит о посылке делегации.
Не меньшие расхождения имеются и в историографии. Историки Норицын, Найда и Мельников считали, что обстрел был вызван известием о скоплении войск в районе театра и дома командующего. А Столяренко и Томилов в качестве главной причины выдвинули стремление потёмкинцев перейти к активным действиям под влиянием известий о расстреле в порту и нападении полиции на матросов. Историк Маевский назвал причиной обстрела известие о военном совете. Камшицкий полагал, что бомбардировка могла быть вызвана либо арестом депутации, либо промедлением с доставкой провизии. Платонов, Гришин и Питерский считали, что обстрел был вызван нападением полиции на матросов, возвращавшихся с похорон. А историк Герасимов, соглашаясь с этой точкой зрения, добавлял ещё противодействие военных властей снабжению «Потёмкина». Известный уже нам историк Гаврилов считал, что основная ошибка большинства его коллег историков состоит в том, что они неправильно выстроили происходившие события во времени. Он считает, что потёмкинцы узнали об этом нападении только в 21 час, т. е. уже после обстрела.
Вполне возможно, что бомбардировка стала следствием сразу нескольких причин: результатом стремления сторонников Матюшенко перейти к активным действиям и отомстить за расстрел в порту, а непосредственным поводом открытия огня стало известие о военном совете и готовности солдат присоединиться к матросам, если снаряды броненосца уничтожат командование гарнизона.
Итак, в 18 часов 35 минут «Потёмкин» снялся с якоря и отошёл в море на полторы мили. Затем броненосец развернулся к Одессе правым бортом и произвёл три выстрела из 37-миллиметровой пушки. По другим данным, стреляли из 47-мм орудия (историки С. Найда, Ю. Кардашёв и К. Фельдман говорят даже о стрельбе из 6-дюймовых орудий!) и сделано было три холостых и два боевых выстрела, причём последний разрывным снарядом. Стреляли вроде по театру, а попали в жилой дом в другой части города. По счастливой случайности обошлось без жертв. Что касается орудий главного калибра, то их к стрельбе подготовить так и не смогли. Уже в советское время, оправдывая потёмкинцев, стали писать, что произведённые выстрелы были предупредительными. Это очередная ложь, так как что это за предупредительные выстрелы боевыми снарядами по жилым кварталам. Из орудий главного калибра не стреляли вообще. Ряд историков считает, что это произошло в силу «гуманности» Матюшенко и его окружения. Мне думается, что артиллеристы, обслуживавшие орудия главного калибра, без офицеров и кондукторов просто были не в состоянии вести огонь, так как стрельба из неотработанных тяжёлых 305-мм орудий была опасна, прежде всего для самих стреляющих. Именно поэтому и палили по Одессе только из самых малокалиберных пушек, обслуживать которые было достаточно легко. Однако и из них, как оказалось, точной стрельбы не получилось. После окончания стрельбы броненосец стал на якорь на прежнем месте.
Выстрелы «Потёмкина» вызвали панику в городе. В советское время писали почему-то о панике среди одесской буржуазии, как будто снаряды разбирают, кто буржуа, а кто пролетарий. На самом деле, разумеется, перепугались и те, и другие, после чего началось массовое бегство из города. Газета «Вестник Юга» писала, что господа и дамы «не брезгали даже товарными поездами». Исполняющий обязанности городского головы Андреевский настоятельно просил министерство внутренних дел «принять экстренные и действенные меры», поскольку «в городе сильное волнение, власти лишены средств успокоить население, благодаря угрожающему положению броненосца». Но что могла сделать против «Потёмкина» полиция? Своего такого же броненосца у неё не было.
Куда угодили оба снаряда, хорошо известно. Разумеется, что ни в какой театр они не попали, а горе- артиллеристы поразили жилые дома. Первый снаряд поразил дом на улице Нежинской. По иронии судьбы дом принадлежал одесскому купцу Фельдману, дяде бравого потёмкинского вожака. Снаряд разворотил крышу. Второй снаряд угодил в дом Столетова на Бугаевке и снёс часть верхнего этажа. Считается, что по счастливой случайности обошлось без жертв, хотя в некоторых источниках говорится об одном-двух убитых. Впрочем, в той неразберихе, что происходила тогда в Одессе, жертв могло быть и больше. Кто их тогда считал? То, что поражённые жилые дома находились на большом удалении друг от друга, говорит о том, что с броненосца палили наобум.
А что значит «сделали два холостых выстрела»? Это могли быть практические болванки, которые, хоть и не взрывались, но всё же при попадании могли нанести повреждения домам и людям, как обычное ядро. Но это могли быть и просто пороховые заряды, которые кроме грохота и форса пламени из ствола не представляли более никакой опасности.
А какими именно боевыми снарядами велась стрельба с «Потёмкина»? В 1905 году на вооружении российского императорского флота состояли бронебойные, фугасные и сегментные снаряды. Что касается сегментных, то их скорее всего надо исключить, так как сегментный снаряд — это обычная картечь, и пытаться с её помощью разрушить такое здание, как городской театр, — нереально. По дошедшим до нас фотографиям повреждённых одесских домов наиболее реальна стрельба бронебойными снарядами. Внешние пробоины, сделанные ими в домах, достаточно аккуратны и небольшие по площади. Разрыв бронебойных снарядов происходит, как известно, уже после пробития брони в отсеке корабля или в нашем случае после пробития стены в помещениях дома. Там-то и происходит самое страшное…
Всю вину за неточную стрельбу авторы книг о «Потёмкине» в своём большинстве дружно сваливают на сигнального унтер-офицера Веденмеера. В одних случаях его обвиняют в умышленном изменении дистанции стрельбы, в других в том, что он обманул команду, доложив, что увидел в порту некий белый флаг и из-за этого был якобы прекращён огонь. По другой версии, подлый Веденмеер и вовсе скрыл от команды некий таинственный сигнал солдат одесского гарнизона о продолжении бомбардировки. Одним словом, был этот Веденмеер полнейшим злодеем. На самом же деле, никаких доказательств всему этому нет. Думается, на самом деле никакой Веденмеер ни при чём. Почему же тогда не попали? Плохим танцорам всё время что-то мешает…
В своих воспоминаниях потёмкинец И. Лычёв явно сожалеет, что броненосец не продолжил обстрела города: «Выпустив два снаряда, „Потёмкин“ замолк: часть команды запротестовала против дальнейшего обстрела, заявляя, что снаряды могут разгромить рабочие кварталы. Огромная мощь артиллерии „Потёмкина“ так и осталась неиспользованной». Жалко было Лычёву, что не залили Одессу кровушкой! Вот кабы залили, уж они бы с другом Матюшенко порадовались!
Впрочем, как Лычёв, думали на «Потёмкине» очень немногие. По рассказу Фельдмана, узнав, что от их выстрелов никто не погиб, матросы обнимались, целовались и плясали, как дети.
Одесское военное командование тем временем уже стянуло в город верные власти войска. Ещё днём в город прибыл Ларго-Кагульский пехотный полк. Вечером подошла артиллерийская бригада из Тирасполя. Им приказали занять позиции на Ланжероне и стрелять шрапнелью по палубе броненосца, если «Потёмкин» снова откроет огонь по городу. Конечно, шрапнель была «Потёмкину» что слону дробина. Броненосец мог уничтожить батареи несколькими залпами вспомогательной артиллерии, если бы только
