второго магнитофона, а запись второго — одновременно на ленту первого.
— То есть двое людей как бы меняются биополями? — Голос Гарда снова выдавал его волнение.
— Не как бы, — поправил профессор, — а именно меняются! Ваш организм, если в него вложить моё биополе, перестроится так, что вы примете мой облик, а я — ваш.
— А сознание останется прежним, — сказал Гард утвердительно.
— Откуда вы знаете? — удивился профессор.
Гард не удостоил его ответом.
— Скажите, Грейчер, — сказал он, — идея Лансэре практически осуществима? Или это гениальная догадка?
— Клянусь, мне неизвестно, достиг ли он успеха. Думаю, на современном этапе развития науки и техники…
— Я могу догадаться, что вы хотите сказать, но тут уж можете мне поверить: Лансэре был близок к осуществлению задуманного. — Гард встал со стула, закурил, подошёл к окну. Не оборачиваясь, спросил: — И если это действительно так, то прикиньте, пожалуйста, профессор Грейчер, какую форму могла бы иметь установка, осуществляющая перезапись биополя?
— Я не знаю множества важных деталей…
— Это я уже слышал. Но пофантазируйте, пофантазируйте! Учёные любят фантазировать, не правда ли?
— Какую форму? — переспросил Грейчер.
— Ну да, займёт ли установка целое здание или поместится в комнате или в портсигаре?
— Полагаю, размеры комнаты будут наиболее реальными…
— Благодарю вас.
Грейчер промолчал. Перед уходом Гарда он ещё раз попробовал улыбнуться:
— Я же говорил вам, комиссар, что вы открываете дверь в лабиринт.
— Я попытаюсь найти и выход из него, — серьёзно сказал Гард.
Покидая кабинет профессора, он подумал ещё о том, что они проговорили не менее часа и всё это время их странным образом ни разу не побеспокоили ни телефонными звонками, ни приходом сотрудников. Впрочем, желание избежать свидетелей и необходимость сосредоточиться могли быть у Грейчера вполне естественными…
«Размером с комнату, — думал Гард, садясь в машину. — Ах, профессор, всё же неважный вы психолог! Я бы на вашем месте для большей убедительности поместил бы всю установку на острие иглы!»
— Луиза, опишите мне подробно часы, которые пропали вчера вечером. Кроме того, заметили ли вы, чтобы ваш муж собирал какой-нибудь аппарат?
У Гарда уже не было возможности учитывать состояние Луизы, измученной допросами. Решительность и властность, с которых он начал разговор, применялись им даже в тех случаях, когда он добивался ответов от умирающих, торопясь обогнать смерть.
Вероятно, тон комиссара был столь непререкаем, что Луиза мгновенно оценила важность обстановки. Она ответила сразу и чётко:
— Никаких аппаратов Лео дома не собирал, комиссар. Часы были серебряными, перешли по наследству от деда Лео. Большая луковица. Механизм испорчен… Что-нибудь случилось, комиссар?
В последней фразе уже звучал испуг.
— Нет, Луиза, всё идёт как надо. Когда вы видели часы в последний раз?
— Дней пять назад. Да, дней пять… Лео спал, Юл играл в его комнате часами. Я вошла, разбудила Лео, он увидел часы в руках сына и рассердился, и на меня тоже: почему я недоглядела. Потом…
— Потом?
— Он убрал часы в ящик стола… Нет, не убрал. Сделал движение, словно хочет туда их положить, а положил ли, я не помню… Это важно, комиссар?
— Больше вы часы не видели?
— Нет.
— А сын?
— Не знаю.
— Спросите, Луиза.
— Сейчас?
— Да. При мне.
— Юл! — позвала Луиза. — Юл, иди сюда!
За Юлом всё же пришлось сходить. Он оказался не по возрасту длинным и тощим мальчиком, очень похожим на Лео Лансэре, если судить по фотографиям. Когда Юл предстал перед комиссаром, Гарду на мгновение стало не по себе: он подумал о том, что должна была почувствовать Луиза, увидев перевоплощение отца в сына.
Юл исподлобья глядел на комиссара.
— Скажи, сынок, — мягко произнесла Луиза, чуть наклонившись к Юлу, — ты не видел папины часы? Помнишь, после того как папа отобрал их у тебя.
— Вчера, — сказал мальчуган.
— Что — вчера? — быстро спросил Гард.
Юл вцепился в юбку матери и испуганно посмотрел на Гарда.
— Не мешайте, пожалуйста, комиссар, — тихо сказала Луиза. — Ты видел часы вчера, Юл?
— Ага.
— Где?
— У папы. Он показал мне их и сказал…
— Что? — в один голос спросили Гард и Луиза.
— Мама, а что такое «слава»?
— Папа сказал это слово?
— Ага.
— А ещё что он сказал?
— А ещё он показал мне часы.
Гард с Луизой переглянулись.
— Мам, а папа скоро придёт?
Гард поморщился, увидев слёзы на лице Луизы. Он с трудом переносил мелодраматические сцены, даже если для них был повод.
Спустя пять минут, сидя в «ягуаре», он чуть ли не вслух произнёс: «К чёрту! Аппарат был вмонтирован в часы? Часы похищены? Алиби Грейчера непробиваемо. Пропади всё пропадом, надо выспаться!»
Выход из тупика пока не находился.
5. ЛОГИКА И ИНТУИЦИЯ
Пожалуй, в профессии сыщика Гарда более всего привлекала та блаженная пора, когда можно было подводить итоги. Сидение в засадах, ночные бдения в чужих домах, где только-только произошли убийства, допросы и погони, — разве всё это могло идти в сравнение с тишиной гардовской квартиры, когда, лёжа одетым на тахте, комиссар связывал и развязывал узелки противоречий и доказательств, совершая в уме многочисленные построения, сложностью могущие поспорить с абстракциями математиков. Гард никогда не славился действием, он плохо стрелял, неважно правил автомобилем, не обладал феноменальной физической силой и способностью валить противника с ног одним ударом. Но для своих подчинённых и для начальства он был человеком, обладающим таинственной способностью догонять не догоняя и попадать в цель без единого выстрела.
