— Боюсь. Но пойду.
— Как вообще эта безумная идея пришла тебе в голову?!
— Ты привык бороться с оружием в руках и забываешь, что это не единственный способ борьбы… Быть может, самый важный. Но не единственный…
— Ты не ответил на мой вопрос. Откуда взялась твоя идея?
— Ты ведь знаешь, я помогал гасить пожар Замка в тридцать девятом, так же как сотни жителей Старувки, как сотрудники Национального музея, пожарные команды, студенты, учащиеся. Не только варшавяне. Замок спасали железнодорожники из Силезии и из Познани, харцеры из Бродницы… Я хорошо запомнил в те часы двух человек, они не выпускали из рук фотоаппаратов, хотя «юнкерсы» на бреющем полете буквально поливали нас пулеметными очередями. Кто-то объяснил, что один из них американский фоторепортер Брайен! А другой — польский фотограф Генрик Смигач!.. Кто-то выругался, кто-то буркнул со злостью: «Лучше бы взяли ведро с водой! Или винтовку!» Но кто-то сказал очень серьезно: «Они тоже сражаются! Только по-другому…» Тогда я этого не понимал…
— Ты по-прежнему не отвечаешь на мой вопрос. Откуда у тебя эта идея? — настаивал Петр.
— Я недавно встретил нашего историка, знаешь, из старой школы… Сейчас он преподает на курсах, там, где Кристина… Это замечательный человек. В сущности, своим интересом к истории я обязан ему… Мы разговорились, он сказал, что надо собирать документы. И уже сегодня представить их всем странам, потому что мир не верит в преступления, которые совершают тут гитлеровцы. А завтра, когда ужасы войны минуют, и мы будем готовы забыть…
— О страшном лучше забыть!
— Нет! Речь идет не о страшных рассказах, не о легендах. Это будет предостережением!.. Через несколько дней после нашей встречи я узнал, что гестапо ворвалось в помещение, где он вел урок истории Польши с учениками-подростками. Нашли учебник, какие-то записи. Его взяли, и он больше не вернулся. А ребят исполосовали плетьми. Одного так избили, что он умер, не приходя в сознание. Скажи, поверит ли мир, что в середине двадцатого века, в сердце Европы, представители нации, давшей миру Гете и Шиллера, убивают старого учителя и ребенка?..
— Ты опять не отвечаешь на мой вопрос.
— Быть может, я потому так хорошо запомнил этот разговор с учителем, что разговор был последним, его уже не продолжить. Это как завещание… Я часто вспоминаю эти слова… Собирать документы… Я подумал еще, что одни описания не воссоздадут действительности. Надо подкрепить их картинами, фотографиями!.. Впрочем, это не моя собственная идея… Сам знаешь, многое делается, а потом конспиративным путем, через курьеров, материалы переправляют за границу…
— Хроника человеческих судеб необходима, я согласен! Рисковать собой ради спасения людей — это можно понять! Но заниматься мертвыми стенами… Когда кругом столько горя, прости, это слишком…
— То, что необходимо сделать, — будет сделано, — тихо произнес Станислав.
— Ну, ладно!.. Назови точный срок операции. Попытаюсь подстраховать, обеспечить поддержку…
— Не могу назвать срока. Все зависит от ситуации в Замке и от погоды. Может, ясный, солнечный день будет завтра, а может, через неделю.
— Скверно! — поморщился Петр. — Я не могу целыми днями ждать сигнала. У отряда есть свои дела. У меня тоже.
— Я все продумал, пойду без поддержки.
— Ты сумасшедший?! — в голосе Петра чувствовалась искренняя тревога.
— Нет! Ты сам подумай! Какая там может быть поддержка? Ведь возле Замка, во дворце «Под бляхой», расположен отряд полевой жандармерии «Потсдам». Тут же поблизости Новый Зъязд и мост Кербедзя. Здесь без конца проезжают машины вермахта, отряды СС, бронемашины, танки и артиллерия. Разве что ты целый полк приведешь на выручку и начнешь сражение в центре Варшавы?
— На что же ты рассчитываешь? — Петр грустно покачал головой.
— Просто я знаю Замок. В детстве частенько бывал там.
— Этого мало.
— Я накапливаю информацию, слежу за территорией.
— Тоже негусто.
— Большая часть отряда полевой жандармерии нередко выезжает на какие-то операции или учения. Тогда Замок ими не контролируется. Выберу такой день.
— А Бруно? Есть сведения, что недавно он снова кого-то убил, и как раз в Замке!..
— Да. Бруно. С ним лучше не встречаться. Буду надеяться, что мне повезет.
— Ну парень, хорошо бы тебе повезло!
— А ты, Петр, когда собираешься в лес? Знаешь, если у меня будет готов материал для передачи…
— Какое-то время я побуду в Варшаве. Должен поработать в фирме. Заодно попробую сдать рисунок и экзамен по строительству… Если захочешь меня увидеть, помни, что моя квартира «накрыта». Буду на Мокотове, знаешь, у кого?
— Знаю. Тогда до встречи?
— До встречи!
ГЛАВА III
Когда он запер за Петром дверь, на кухне мелькнула чья-то тень, послышались легкие шаги.
От неожиданности Станислав вздрогнул. Ведь он проверил: в доме никого не было, а другого входа в квартиру нет. Правда, на кухню он только заглянул.
— Кшися?
Молчание. Шаги стихли.
— Кристина? Я знаю, что это ты! Отвечай!
Молчание.
Ему стало не по себе. Что за дурацкие шутки? А может, Кристина здесь не одна? Случалось иногда, что ей в голову приходили сумасбродные идеи. Она любила подчеркнуть свою независимость, особенно после смерти матери, когда стала вести хозяйство, пополняя семейный бюджет своим заработком в портняжной мастерской. Станислав хотел, чтобы сестра только училась, но, хотя Кристина посещала бесплатные тайные занятия в гимназии, заработанных Станиславом денег не хватило бы даже на самое скромное содержание для обоих. Он не умел подрабатывать, поэтому злотые, которые добывала Кристина, их здорово выручали.
Он знал, что может рассчитывать на преданность Кристины, на ее острый ум, сообразительность, умение хранить чужие тайны, она не раз доказала это, но он знал и о том, как решительно отстаивает она свою независимость. Гибкая, маленькая — никто не давал ей ее пятнадцати, — она умела проскользнуть в малейшую щель. А потом как ни в чем не бывало возвращалась к своему плюшевому мишке, делилась с ним своими секретами. Ни одной из подружек, даже самой близкой, Гале, Кристина не рассказывала о своей дружбе с игрушкой. Только Станислав знал об этом, но и ему она объяснила, что любит бурого медвежонка потому, что это последний подарок родителей, полученный ею на рождество в канун войны.
Станислав любил сестру, но относился к ней чуточку пренебрежительно. Поэтому он не обратил внимания на то, что в один прекрасный день медвежонок был упакован в чемодан. Одновременно Кшися вшила в жакет широкие ватные плечи, надела сабо на высоченном каблуке, выпустила на лоб челку и даже слегка подкрасила губы. Станислава смешили эти претенциозные и, по его мнению, лишенные всякого смысла затеи. Кристина, однако, не обращала внимания на колкости брата и каждое утро, тяжко вздыхая, усаживалась перед зеркалом на свои «косметико-украшательские» полчаса, а затем в жакете с ватными плечиками отправлялась в путь, постукивая каблуками, словно на ходулях.
Несколько дней спустя Станислав встретил ее закадычную подружку Галю. Он удивился перемене, которая и с ней произошла. Волосы Гали, некогда заплетенные в две толстые косички, сейчас были
