Владимир Высоцкий без мифов и легенд

«Ев­ровидение». Он давал интервью вечности...»

Тогда он очень точно сформулировал главный вопрос, который он хотел бы задать самому себе:

«Сколько мне осталось лет, месяцев, дней и часов творчества? — вот какой я хотел бы задать себе во­прос... Вернее, знать на него ответ».

Теперь мы знаем этот ответ — Высоцкому оставалось десять месяцев и десять дней...

Передача вышла в эфир 8 октября 1979 года по второй програм­ме Пятигорского телевидения. Летом 1980 года видеозапись интер­вью была стерта. На студии было обычным делом использовать за­писанную пленку под следующую передачу.

Для интервьюера В.Перевозчикова тема «Высоцкий» станет главной в жизни. Только вопросы он будет задавать уже не Высоц­кому, а его родным и людям, близко знавшим его в семье и в быту, в дружбе и общении, на сцене и съемочной площадке. В начале 90-х выйдет несколько книг с этими интервью под общим названием «Живая жизнь».

Еще весной 69-го года Высоцкий пишет стихотворение-исповедь, в котором были такие строчки:

Во мне два Я — два полюса планеты,

Два разных человека, два врага:

Когда один стремится на балеты —

Другой стремится прямо на бега.

Это было самое трудное время в его жизни. Раздвоение во всем: разрывал себя между двумя женщинами, которых, возможно, лю­бил одинаково сильно; между желанием стать хорошим актером и еще большим желанием писать песни; между запойным творчест­вом и действительными запоями... Между самим собой и своим alter ego —

«злобным жлобом»...

С тех пор мотивы раздвоения личности не исчезнут в его поэзии до самой смерти. И не только в поэзии, но и психике...

И в этом, 79-м, году огромная творческая нагрузка, следствия в отношении администраторов, семейные неурядицы приводят Вы­соцкого к сильным нервным и психическим расстройствам.

М.Шемякин: «Володя ведь многое не говорил. А у него начина­лось раздвоение личности.

'Мишка — это страшная вещь, когда я иногда вижу вдруг самого себя в комнате!'».

Еще в июне 68-го, когда Высоцкий выписывался из нарколо­гической клиники в Люблино, лечащий врач А.Василевская преду­преждала о его опасном нежелании излечиться от пагубной зависи­мости. Ее слова оказались пророческими: «Я настаиваю, что нужна только трезвость. Сейчас вы можете, но не хотите бросить пить. По­том может случиться так, что вы захотите бросить, но уже не смо­жете. Поэтому я не встану в очередь спасателей. Во-первых, у меня в руках нет ничего такого, чтобы спасти.

Во-вторых, если я вам скажу, что вам когда-нибудь можно бу­дет пить водку нормально, как здоровым людям, я буду вашим са­мым злейшим врагом. Я бы этого не хотела.

И третье, что я хочу вам сказать: даже если весь мир, который захочет вас лечить, будет у ваших ног, при любом лечении нужна только трезвость, потому что нарушена биохимия организма и тут уже ничего не поделаешь.

А четвертое вот что: я знаю, что любителей лечить вас будет достаточно много. Но если кто-то захочет вас лечить и захочет брать у вас деньги, а вы захотите платить, как вы иногда это делаете, я вас прошу вот о чем: ничего не принимайте из тех средств, про которые бы вы не знали, что это такое и зачем вы это принимаете».

Опытный врач начертала судьбу.

Теперь Высоцкий обращается за советом и помощью к врачу-реаниматологу Леониду Сульповару, с которым был знаком еще с 69-го года:

— Понимаешь, Леня, все, чем я занимаюсь, все мое творчество требует от меня полной отдачи и каких-то невероятных сил: фи­зических, эмоциональных. Требует невероятного эмоционального на­строя, который находится где-то на грани возможного — для меня. Я играл Галилея, играю до сих пор Гамлета — эти роли требуют от меня нечеловеческого напряжения. Я сутки болею после этих спек­таклей, они оказывают на меня огромное психически-эмоциональное воздействие. Не влияние. А именно воздействие! А роль Свидригайлова в «Преступлении и наказании» я вообще не могу сыграть так, как я хочу, без допинга. Это для меня сейчас невозможно.

Сейчас... со мной происходят какие-то странные вещи. Я раз­дваиваюсь: чувствую, что живу не один — нас двое. И куда бы ни по­шел, за мной постоянно ходит второе «я». Оно мне начинает ме­шать жить — всему мешает! У меня в жизни наступил момент, ко­гда я хотел бы остаться в первом «я» — без второго! Можешь ты мне в этом помочь? Есть ли у медицины какие-то средства или ме­тоды, которые могут помочь мне освободиться от второго «я»? Я люблю жизнь, я хочу работать... Сначала попробую из этого вы­браться сам, своими силами. Поможешь мне?

А вот и самообман борьбы со

«злобным жлобом»:

Меня опять ударило в озноб,

Грохочет сердце, словно в бочке камень:

Во мне живет мохнатый злобный жлоб

С мозолистыми цепкими руками.

Когда, мою заметив маяту,

Друзья бормочут: «Снова загуляет...»,

Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу!

Он кислород вместо меня хватает...

Я в глотку, в вены яд себе вгоняю —

Пусть жрет, пусть сдохнет — я перехитрил!

Л.Сульповар: «От меня Володя очень долго это скрывал... Я только в 79-м году догадался — сам понял, — что дело тут уже не в алкоголе, а совсем в другом. Для меня это было очень груст­ным открытием, с наркотиками бороться куда труднее... Но Высоц­кий боролся...»

Наркотики питали его сверхэнергетику. Уничтожая свое тело, он грел души... Свою и всех... Морфий показался поэту безвредной заменой алкоголя, «своеобразным химическим костылем» (выра­жение Станислава Щербакова, врача-реаниматолога из института Склифосовского).

О.Афанасьева: «Володя употреблял наркотики не потому, что он такой наркоман — наширялся и сидит хохочет, балдеет, — а про­сто чтобы нормально себя физически чувствовать. В течение двух лет я видела, как дозы увеличивались. Сначала это было после спек­такля, чтобы восстановиться. Я помню, что после «Гамлета» он не мог долго уснуть, ему было плохо. И он делал себе укол. 'А что это ты себе колешь?' — спрашивала я.

'Это витамины'.

Однажды эту ампулу я выудила из помойки и узнала, что это был промедол. По­том был и мартин, анапол — медицинские наркотики».

Порой Высоцкого одолевала беспросветная тоска, причины ко­торой он сам не мог объяснить. Д.Карапетян: «Я иногда спрашивал:

—   В чем дело?! Посмотри — ведь все у тебя есть! Все! И Мари­на, и слава, и друзья...

—  

Не знаю. Тоска какая-то внутри — неизбывная».

В один из сентябрьских дней Янклович привел на Малую Гру­зинскую свою подругу — Барбару Немчик. Она приехала в Москву из США на учебу в аспирантуре МГУ Дружеские отношения Янкловича и Немчик перерастут в деловые, и Высоцкий будет им по­могать.

В октябре — короткая поездка в Париж с возвращением че­рез Германию. Недалеко от Ганновера располагается один из бизнес-офисов Бабека Серуша, и Высоцкий гостит у него. У Бабека в это время была мощная спортивная машина золотисто-коричневого цвета — «Мерседес-450». Помешанный на автомобилях, Высоц­кий выпрашивает у Серуша его машину:

— 

Бабек, ты должен продать мне свою машину! Я хочу такую, как у тебя... Я вот