В Томск прилетели 30 декабря в состоянии «трясучки», небритые и голодные. Когда Войтенко увидел их на трапе, глаза у него стали квадратными. Тут же схватил незадачливых «гастролеров», поволок в гостиницу, засунул в ванну — отпариваться и отлеживаться — и сказал, что завтра, 31-го, — первый концерт в каком-то огромном Дворце культуры, где должна собраться вся местная интеллигенция.
Стали решать, с чем выступать. Но в этот день так ничего и не придумали, поэтому назавтра Туманишвили читал со сцены какой-то отрывок прозы, подготовленный еще в институтские времена, а Высоцкий что-то из Маяковского, несколько его стихотворений, и Шолохова — про деда Щукаря. Потом вместе с Войтенко в местной конторе кинопроката за две бутылки водки слепили по рекламному ролику из фильмов, в которых они снимались. Так что выходили они на сцену после того, как показывали их работы в кино, и в зале им устраивали прием, как известным киноартистам. Но, все равно, было очень страшно, особенно в первых выступлениях: не было особой практики работы перед зрительным залом, не было опыта рассказа о своем «творческом пути».
К последующим выступлениям Войтенко приготовил афишу. Это была первая в жизни Высоцкого концертная афиша. Подобных афиш — с фотографией, перечислением фильмов, в которых участвовал, — больше не будет.
Решили обогатить репертуар — подготовить инсценировку рассказа К.Чапека «Глазами поэта», поскольку у Высоцкого оказалась с собой книжечка Чапека. Ночью сидели в номере, репетировали и веселились, придумывая всякие сценки. Туманишвили играл поэта-заику, который оказался свидетелем того, как машина сбила женщину, Владимир изображал следователя. Так и встретили Новый год. И уже с 1 января они выступали с этим отрывком. Кроме того, Высоцкий читал что-то из поэзии, а Туманишвили — прозу.
М.Туманишвили: «Однажды из-за какой-то задолженности к нам приехал директор калмыцкой филармонии, от которой мы выступали. Суровый такой мужчина, прошедший всю войну в штрафных батальонах. И вот за столом Володя спел ему свои
В этот же вечер Войтенко рассказал несколько сюжетов из своей непростой биографии. О том, как во время войны он, летчик-штурмовик, попал в плен, с группой бежал из фашистского лагеря в Австрии, после совершенно невероятных приключений вернулся в Советский Союз, отсидел десять лет в советском лагере, из которого бежать было некуда, вернулся...
Вот как пишет о нем писатель А.Найман: «Виталий Войтенко был одной из самых колоритных фигур, его буйную и артистическую натуру пыталось обуздать уголовное законодательство, усмирить газетные фельетоны — без малейшего успеха. Эстрадный импресарио, летчик-штурмовик, аккордеонист- профессионал, врач-гипнотизер (в последнем качестве развенчанный «Правдой», отметившей, впрочем, его «безукоризненные манеры») — главные сферы деятельности, в которых, как можно заключить из его слов, он достиг вершин».
Высоцкий всегда проявлял интерес к неординарным личностям и очень внимательно слушал рассказы Войтенко о его приключениях... Мысль о том, что такая биография — отличный сюжет для фильма, придет позже...
Таким образом отработали в Томске, Колпашево. Затем поехали на Алтай и в Казахстан, где их маршрут пролегал через Бийск, Барнаул, Горно-Алтайск, Рубцовск, Белокуриху, Джезказган, Чимкент, Темиртау, Мангышлак, Гурьев... В конце января с первой получки Высоцкий послал в Москву посылку — серые сапожки на меху для Людмилы, копченую рыбу и китайскую баклажанную икру:
1 февраля выступали в бийском кинотеатре «Сибирь». Затем друзьям пришлось заняться экипировкой Высоцкого. Из Москвы он приехал в своем знаменитом пиджачке, пальтишко у него было какое-то «семисезонное на рыбьем меху», то есть для казахстанской зимы он был практически раздет. К тому времени завелись кое-какие деньжата, и в джезказганском универмаге купил он себе хорошее пальто, шапку, туфли. Все это было сделано по настоянию друзей. Сам бы он, конечно, никогда на себя не потратился. Пальто ему, правда, было немного великовато — размера на два больше. Однако Владимира это нисколько не смущало. Напротив, он говорил, что, дескать, хоть просторно — зато теплее. В середине февраля Высоцкий из Караганды уехал в Москву.
Позднее у него будут другие концертные администраторы, но Виталий Войтенко был «первооткрывателем».
Начало 1964 года не предвещало чего-то определенного в жизни Высоцкого. Разбросанность, неорганизованность, непоследовательность были типичны для него в то время. Нужно было на что-то жить. Несколько раз он сдавал кровь... С начала апреля Высоцкий устраивается на договор в театр Пушкина. Проработал он там около месяца — до 7 мая. Играл подготовленные ранее роли: Сашу и Журина в «Дневнике женщины», Лешего в «Аленьком цветочке»... В общей сложности за 15 месяцев работы в Театре им.Пушкина Высоцкий выходил на сцену 251 раз. Но все это — бессловесные массовки или очень незначительные роли. Только в двух спектаклях — «Аленьком цветочке», сыгранном им больше всех других — 63 раза, и в «Дневнике женщины» — 11 раз, его роли были значительными хотя бы по объему.
Людмила ожидала второго ребенка. Нина Максимовна знала об этом. Своим же родителям Людмила боялась сказать, все ждала — «вот он найдет хоть какую-нибудь работу — и тогда скажу». Владимира это известие не обрадовало.
— Ты, — это Высоцкому, — замолчи и кончай паниковать! А ты, — он повернулся к Людмиле, — рожай!
Качарян был много старше Владимира и зачастую принимал за него серьезные решения, Владимиру оставалось только им следовать. Решение Кочаряна как правило было разумным, справедливым, и потому не подлежало обсуждению.
В начале мая 64-го года Высоцкий оказался в крайне тяжелом положении. Внутренняя неудовлетворенность, катастрофическое безденежье, бесконечные долги, только случайные заработки, которых не хватает даже на то, чтобы прокормить семью, собственная творческая нереализованность вели к постоянному эмоциональному напряжению, которое, естественно, приводило к срывам. Загулы, случавшиеся и ранее, приняли форму стремительно прогрессирующего алкоголизма — все это в конце концов завершилось тяжелейшим кризисом, первой попыткой самоубийства (Инна Кочарян: «Мы за него боялись, что он наложит на себя руки...») и — по настойчивому требованию отца — наркологическим лечением в 30-й больнице города Люблино. Сказалось, очевидно, и то, что Владимир попал в медвытрезвитель и Артур Макаров резко прокомментировал случившееся: «Если ты не остановишься, то потом будешь в ВТО полтинники на опохмелку сшибать».
Курс лечения он должен был продолжить самостоятельно во время съемок фильма, на которые его пригласил режиссер Ф.Филиппов. На какое-то время лечение помогло. Об этом можно судить по письмам, которые Владимир присылал Людмиле со съемок.
Латвия, Айзкраукле, май-июль 1964 г.
