'Художник, как сапожник, в стельку пьян...'
Художник, как сапожник, в стельку пьян. Не бочку выпил он, всего пол-литра, И заиграла радугой палитра, И мир вокруг лучами осиян. Сей нагрузившийся – из россиян, Ругнулся так, что не спасет молитва. Пьян, да умен, в нем шатких мыслей битва, В нем истина сияет сквозь туман. «Что Репин, Рембрандт! Я в одну неделю Такое напишу, что Рафаэлю, Ей-право, нос утру я самому!» Постиг он тайну вечного искусства… Но хмель прошел, и вновь кругом всё тускло, Быть глупым-глупым хочется уму. 'Блестящий Франц в ларце из перламутра...'
Блестящий Франс в ларце из перламутра Хранил шестнадцать редкостных вещей, Одна другой отделанных ярчей, И в каждой фраз сплетались перлы мудро. Из них одна в мой час заката утро Напомнит мне моих минувших дней, Ее храню я в памяти моей, – Там речь не о вакханке златокудрой. О рыжей грешнице там речь идет, – Она в тавернах пляшет и поет. Потом она ушла в каменоломню За чудотворцем тем, пришедшим из… «Его ты помнишь, милый Понтий? Ис…» – «Исус? Из Назарета? Нет, не помню». 'Монах пергамент набожной рукой...'
Монах пергамент набожной рукой Марал, – поэзия существовала. Моря не унимались, вместо вала Рассыпавшегося вставал другой. На площади, заполненной толпой, На выцветшем ковре под гул кимвала Плясунья гибким телом ликовала, И тут же пел поэт полуслепой. Навряд ли сыт он был своей работой, Зато не ведал нашей он заботы Предать тисненью музыку души, – Как будто рукопись – не книга это, Как будто перья и карандаши Не могут записать слова поэта. 'Хочу воспеть я дурака такого...'
