беспризорную девочку, которая, так сумела покорить своим пением слушателей.
Когда Юлька закончила, на сцене появились Сима и Рэм.
— Граждане! Дорогие товарищи! — начал Рэм.
— Дорогие зрители! — повторила Сима. — Кантонская коммуна погибла!
— Да здравствует Кантонская коммуна! — выкрикнул Рэм. — Слушайте меня, товарищи. Суровые и тяжёлые дни наступили для китайского пролетариата. Расстреляны тысячи отважных китайских революционеров-коммунистов. В стране наступила чёрная реакция. Она хочет с корнем уничтожить революционный дух. В одном только городе чан-кайшист Ся Ду-лян расстрелял двести пионеров. Слышите, товарищи? Украинские пионеры хотят поддержать своих братьев. Пусть живут они, здравствуют и борются с подлой кликой Чан Кай-ши.
Рэм и Сима сошли со сцены, держа в руках кепки.
— Граждане! Внесите небольшую лепту… Кто сколько может в пользу пионеров Китая.
— Эй, милок! Иди сюда! — позвал Рэма пожилой рабочий. Вынув из кармана тугой кошелёк, он достал оттуда пять рублей и бросил в шапку Рэма.
— На, бери. На счастье пионеров Китая.
Пятёрки, трёшки, рубли, звонкие монетки летели в шапки Рэма и Симы.
Все зрители вышли провожать пионеров.
— Шагом марш! — скомандовал Рэм. Вася тронул палочками барабан, и отряд зашагал. Всё было хорошо. Сверкало майское небо, кивали верхушками каштаны, и настроение у всех было расчудесное. Инке хотелось петь, прыгать, смеяться. Даже то, что Стёпка и Юлька шли рядом, весело переговариваясь, не испортило ей настроения. Нет, испортило, но только самую чуточку.
Симины советы
Пели горны, рокотали барабаны, и красный картонный гроб с надписью: «Здесь покоится его величество мировой капитал», плыл над городом. И наши пионеры, отряд девяносто пятой школы, вместе с коммунарами шагали по городу. Впереди колонны выступали два барабанщика — Вася и Стёпка. А за барабанщиками тридцать человек несли художественное оформление. Фигуры изображали фабрикантов, генералов, Муссолини и Макдональда. На фигурах были надеты чёрные пиджаки, а на фанерных их головах красовались блестящие, чёрные цилиндры. Цилиндры были сделаны из картона и обклеены сверху глянцевитой бумагой. А за художественным оформлением ещё двадцать человек, и среди них Инка, несли огромный земной шар из дерева. Наверху стояла в шароварах и в полосатой спортсменке Юлька, с красной пятиконечной звездой в руке. А Стёпки Инка не видела. Его заслоняли от девочки уродливые фигуры Макдональда и Муссолини[4]. Стёпка тоже не мог видеть Инку. А вот Юльку, которая красовалась на земном шаре, сияющая и гордая, он, разумеется, видел. И, как на беду, вышло так, что именно она. Инка, должна была подпирать своим плечом земной шар. От жары и напряжения Инка вспотела. Нос у неё покраснел, и самое главное, ей было досадно. В душе её закопошились злые карлики и стали нашёптывать на Юльку:
— Противная Юлька, нехорошая… Гордячка. А ну, бросай этот земной шар — пусть летит вместе с Юлькой.
К шести часам вечера демонстрация, посвящённая Международной детской неделе, закончилась. Пионеры пошли в школу, чтобы там оставить оформление. Димка бережно свернул знамя и отнёс его в пионерскую комнату. Стёпка и Вася сняли барабаны. Наконец Инка смогла высвободить своё плечо из-под земного шара. Но Юлька вдруг крикнула:
— Эй, носильщики, подождите!
И, как настоящая акробатка, она ловко сделала кульбит в воздухе и легко спрыгнула вниз. Мальчишки зааплодировали, и Инка отвернулась, чтобы скрыть своё злое и хмурое лицо.
С демонстрации возвращались домой всей «святой четвёркой». Сначала проводили Соню до улицы Чудновского, куда она переехала жить к своей тёте, потом ушла Липа, за ней — Вера. Когда Инка осталась одна, в душу её снова заползли злые карлики и зашипели:
— Теперь Юлька будет дружить со Стёпкой, вот увидишь…
«А ну вас!.. — мысленно отмахнулась Инка. — Пусть себе дружат, мне безразлично. Не буду больше о них думать… Инка, — скомандовала она себе. — Я тебе приказываю: перестань о них думать, слышишь?»
Но приказ не помог. И не потому, что Инка была безвольной девочкой. Нет. Но как же можно было не думать о Юльке, если она причиняла Инке столько огорчений. То скажет что-нибудь смешное и передразнит её так, что все хохочут. То покажет какие-нибудь необыкновенные акробатические штуки, всем нравится, а Инке завидно.
Приближались каникулы. Пионеры и детдомовцы собирались в большой пеший поход. После уроков они приходили к «Ленинской кузнице» и здесь под руководством инструкторов обучались военному делу. В один из дней на занятия прибежала Инка. На скамейке у проходной будки уже сидели ребята. А над ними, на спинке скамейки, в кепке, надетой задом наперёд, восседала Юлька. Она болтала ногами и строила уморительные рожи, а все хохотали. Увидев Инку, она сразу же крикнула ей:
— Чего ты такая растрёпанная?
Инка покраснела и прикусила губу.
— И на носке дырка… На левом… — не унималась Юлька. Но и этого ей было мало.
— Иди сюда, — позвала она Инку и, оглядываясь на мальчиков, сказала громким шёпотом. — Тебе ни в коем случае нельзя носить носки… У тебя ведь ноги, как щепки…
Инка хотела что-то ответить, но в это время Толя затрубил в горн. Роту разбили на отделения, пришли морзисты из дома пионеров, всем выдали флажки и начались занятия. Инка всё старательно записывала в свой блокнот, но точки и тире не очень хорошо укладывались в её голове. Инка вытягивала шею, вертела во все стороны головой и всё смотрела на сидевших впереди Стёпку и Юльку. Домой она пришла в унылом настроении.
— Кирпочка! Чего ты такая грустная? — ласково спросил Коля, открыв ей двери.
— Ничего я не грустная, — сердито ответила Инка.
— А у меня гости, идём ко мне, — сказал Коля. В тёти Мотиной комнате сидели Рэм и Сима.
— Здравствуй, Инка, — обрадовалась Сима и задала тот же вопрос, что и Коля. — Почему ты такая грустная?
У Инки вдруг защекотало в носу, а на глазах выступили слёзы. Она ничего не ответила и ушла к себе. Но сейчас же к ней пришла Сима.
— Что случилось. Инка? Почему ты на меня обиделась? — она обняла девочку за плечи.
— Я не на тебя обиделась, — всхлипнула Инка и неожиданно оказала; — Я себя ненавижу.
— Что-о? — Сима прижала к заплаканному лицу девочки горячую щеку. — Что с тобой?..
— Потому что я ничего не умею… Ни верёвочки сделать не умею, ни кульбита… И вообще я хуже всех…
— Как так хуже? — не поняла Сима.
— А вот так… — слёзы досады подкатили солёным клубком к горлу, и Инка громко всхлипнула. — Ноги… У меня ноги, как щепки!
— Ничего подобного! Самые обыкновенные ноги!
— А в строю я первая стою. Со всеми мальчишками. Потому что я самая длинная. Каланча настоящая. Мне бы в сто раз лучше было бы лилипуткой родиться…
— Ох и глупышка! — Сима захохотала так весело и заразительно, что Инка не выдержала и сквозь
