окутанными розовым флером. Нет, именно такими запомнились мне эти отношения, эти люди. Считается, что в памяти обычно остается самое лучшее, а плохое забывается. Может быть, это и так. Но ведь нельзя же отрицать, что тогда отношения между людьми действительно были другими, не такими, как сейчас. Так что дело тут не в избирательности памяти.
В те годы актеры умели дружить между собой. Мы вместе ездили отдыхать, вместе устраивали вечера отдыха в театре, вместе отмечали праздники, общие и личные, чаще ходили друг к другу в гости. Конечно, у каждого были свои друзья и помимо театра, да и в театре кто-то тебе был более близок, кто-то менее. Но не было у нас тогда деления на «своих» и «чужих». Театр, общее дело объединяли всех, несмотря на то что каждый обладал своей индивидуальностью, своим характером. И не всегда простым.
И вот с приходом нового руководства эта атмосфера общего дома постепенно стала меняться. А потом и вовсе исчезла. Появились любимчики и нелюбимые, два лагеря — «мои» и «не мои»… В результате все рухнуло — того, прежнего Театра оперетты, одной актерской семьи, не стало.
Я никого не хочу осуждать, никого не хочу корить, ни на что не сетую. Просто я вспоминаю и сравниваю. И хочу, чтобы люди узнали подробнее о прежнем Театре оперетты, о тех, кто создавал ему популярность, делал его историю. О тех, с кем мне привелось начать свой путь в театре, прожить в нем жизнь.
Думается, что причина начавшейся уже давно отчужденности между коллегами не только в изменениях, происшедших в театре, — что-то стало исподволь меняться в нас самих, в стране в целом. И как это ни покажется странным, а кому-то, возможно, и кощунственным, но, по моему мнению, в определенной мере этому способствовал и массовый переезд в отдельные квартиры — многие стали замыкаться в своем узком, пусть и более комфортабельном, мирке. Постепенно уходила, а потом и вовсе исчезла (по крайней мере, в Москве) традиция открытых домов, когда можно было прийти в любую дружественную тебе семью запросто. Теперь, если уж собираются в гости, то по какому-нибудь поводу и договариваются заранее. В общем-то, это понятно — ведь не потащишься просто так на другой конец Москвы, например из Давыдкова куда-нибудь в Медведково… Так что в каждом явлении жизни есть свои плюсы и минусы…
Да, люди невольно стали разъединяться. А это сказывается и на коллективах, в которых мы работаем. Неспроста старшее поколение вспоминает о прежних, более теплых отношениях с ностальгией. Что же касается нашего театра, то мне вроде бы жаловаться не на что — и сейчас отношение в нем ко мне уважительное. Но все же чего-то не хватает… Вспоминаю, как раньше я шла сюда — всегда в приподнятом настроении, с интересом, в ожидании чего-то нового. А теперь… Если у меня нет нужды появляться в театре, я туда и не иду. Казалось бы, последние годы на сцене, сколько мне еще их осталось? Должна использовать каждую минуту, каждый час, каждый лишний день. Мне бы держаться и держаться за этот мой второй дом, где прошла вся моя творческая жизнь. Но что-то теперь там не то… Какой-то огонь погас, какой-то родник иссяк, что-то исчезло…
Нет, это не ворчание, которым грешат люди старшего поколения, — такие же настроения я наблюдаю и у молодых. Среди них много талантов, но никто их не пестует, никто их не растит так, как в свое время нас… Понимаю, что той, прежней жизни нет и не будет. Нигде нет — ни в театре, ни в стране. Но почему же не сохранять то лучшее, что было прежде? Почему мы так бездумно растеряли то, что делало нашу жизнь добрее?.. Жалко… Грустно…
Грустно потому, что и сейчас труппа Московского театра оперетты хорошая, с ней только работать и работать. От того состава, в котором когда-то начинала я, нас осталось, кроме меня, всего трое — Борис Поваляев, Георгий Жолудь и Валентина Желудева, с которой мы учились вместе. Это, так сказать, «старики». Но сколько у нас талантливых актеров среднего и молодого поколения, о которых я еще буду говорить. Назвать всех в книге я, естественно, не смогу — это нереально да и не входит в мою задачу, но упомянуть о них по ходу рассказа постараюсь.
Сейчас у нас работают очень хорошие, крепкие певицы — Валентина Белякова, Елена Ионова, Наташа Зейналова, Жанна Жердер, Елена Сошникова… Актрисы с такими прекрасными голосами, что их приглашают выступать и в оперных театрах. Например, Лена Ионова недавно пела в Венской опере, а в московской «Геликон-опере» исполнила партию Кармен. Жанна Жердер спела у них в «Травиате»… Так замечательно совпало, что наши певицы — еще и красивые женщины, и это не мое преувеличение. Жаль только, что таких актрис у нас занимают в репертуаре не в полную меру, а ведь и их голоса, и их красота нужны именно в таком театре, как наш.
Немало у нас и прекрасных актеров, например, Вячеслав Иванов, у которого счастливо сочетаются хороший голос и актерский дар. Среди главных наших героев и Сергей Алимпиев, обладатель красивого баритона. Очень хороши наши «простаки» Виктор Богаченко и Виталий Лобанов. Из молодых «простаков» несомненно талантлив Миша Беспалов. Надеюсь, что успешно сложится сценическая судьба и у Пети Борисенко — у него и голос красивый, и актер он очень способный. Но главное, чувствуется, что человек он театральный — хочет играть и играть…
И в художественном руководстве нашего театра люди сейчас талантливые. Главный дирижер Павел Сальников в свое время пришел к нам из Большого театра, где начинал концертмейстером в балете. Он великолепный пианист и вообще музыкант блестящий. И что важно, с театральным чутьем. Есть у нас еще один интересный дирижер, с которым я, к сожалению, еще не работала, — это Юрий Яковлев.
Несомненно, неординарен как творческая личность наш главный балетмейстер Борис Барановский. Танцы, поставленные им, всегда оригинальны, правда, на мой взгляд, иногда сложны, но все, что он делает, невероятно интересно. Современно мыслит наш главный художник Владимир Арефьев, сценограф не просто умный, с выдумкой, но мастер именно музыкального театра. Недаром он еще и главный художник Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко…
Да, талантов у нас много, но меня смущает, как растят в театре, как воспитывают молодых. Мне кажется, с точки зрения роста актера не совсем правильно, что они приходят и сразу получают ведущие партии. Сначала надо «походить ногами» по сцене, попробовать ее, почувствовать, как с тобой сосуществуют в спектаклях другие актеры, более опытные, чему-то научиться у них. Я помню, как мы в свое время ходили на все спектакли, смотрели на игру старших коллег и учились, учились. А сейчас такого я не наблюдаю.
У нас столько лет нет главного режиссера, человека, осуществляющего репертуарную политику театра, создающего его уровень. И это сказывается на многом. Да, режиссеров-постановщиков спектаклей хватает, но человека, определяющего лицо театра, нет. Почему такое происходит — не знаю. Видимо, тут несколько причин. Для театра оперетты нужен человек универсальный и не просто с режиссерским талантом, а личность. Он должен знать хорошо музыку, законы театра, обладать высокой культурой, эрудицией в других областях искусства. Он должен знать больше, чем ты, и этим вызывать интерес. И еще — он должен любить актеров.
Театр оперетты — театр особый. Это только говорят: «Ах, оперетта! Легкий жанр!» Совсем не так. Наш вид искусства сложен своей синтетичностью. И здесь как нигде нужен человек с хорошим вкусом. Ведь мы не ставим, как в драматических театрах, пьесы таких авторов, как Чехов. Либретто, написанные для наших спектаклей, порой оставляют желать лучшего с точки зрения литературных достоинств. И только человек со вкусом сможет убрать все шероховатости, все сомнительное и «вытянуть» либретто на нужный уровень. Но то ли сейчас нет таких людей, то ли они не хотят идти к нам.
Что касается дружбы с актерами, то я не замыкалась на своем коллективе — у меня были друзья и в других театрах. Много лет я поддерживала очень тесные отношения с Николаем Александровичем Анненковым из Малого театра и его женой Татьяной Митрофановной. Это были не просто интересные люди — это были личности. И судьбы у них были неординарные. Для Николая Александровича, актера старой закалки, человека прежней культуры, театр был храмом, а не местом работы, и прожил он в нем на удивление долгую жизнь, успев отметить в 1999 году, за несколько дней до кончины, свой вековой юбилей. К сожалению, Татьяна Митрофановна, Танечка не дожила до сотого дня рождения мужа всего два года.
Она тоже была человеком незаурядным — умная, образованная, эрудированная, очень одаренная. Училась Таня у К. С. Станиславского, была последней его ученицей и очень талантливой. Но так вышло, что играла она потом немного — из-за боязни сцены работать в театре так и не стала. Хотя, по свидетельству
