Во время работы над этой книгой пришло печальное сообщение о внезапной кончине Германа Степановича Титова. И в памяти всплыла история, в какой-то степени связанная с «Севастопольским вальсом», которая несколько лет осложняла мне жизнь. Правда, сама оперетта тут ни при чем. Просто история эта началась именно после одного из спектаклей «Севастопольского вальса», на который пришел Герман Титов. Совершив свой полет в космос в августе 1961 года, он, как и первый космонавт Юрий Гагарин, стал невероятно популярен. Сейчас ту их популярность и сравнить не с чем. Это была даже не популярность, не просто всенародная любовь — это была вселенская слава. Все, что было связано с космонавтами, вызывало всеобщий интерес — и потому, что эти мужественные молодые парни казались нам какими-то особыми существами, и потому, что космос тогда был окутан завесой секретности. Где бы космонавты ни появлялись, что бы ни делали, они сразу привлекали к себе внимание. Но у славы всегда есть обратная сторона — народное мифотворчество: чего не знают о предмете поклонения, то придумают.
Так вот, посетил Космонавт-2 наш Театр оперетты.
После окончания спектакля всем его участникам, естественно, захотелось сфотографироваться с таким знаменитым зрителем. Я тоже вышла в фойе, и муж Анечки Котовой, фотокорреспондент, сделал снимок, на котором мы с Германом Титовым оказались рядом. А поскольку снимки космонавтов пользовались тогда огромным успехом, то и эта фотография, не знаю уж как, но в большом количестве экземпляров разошлась по всей Москве. И началось… Раз на снимке Герман Титов вместе с артисткой Татьяной Шмыгой — это неспроста… Зря таких людей вместе фотографировать не будут… Что-то тут есть… Ведь говорят же в народе, что дыма без огня не бывает…
Перед отъездом из театра Герман Степанович вежливо предложил подвезти меня домой на своей машине, но я отказалась, поскольку жила недалеко от театра. Титов уехал, и больше мы с ним никогда не встречались. Так что никакого не только огня, но даже искорки не могло и быть. Но дым народных легенд с самыми фантастическими подробностями нашего якобы бурного романа заклубился настолько густой, что я не могла войти ни в один магазин, чтобы сразу за моей спиной не начинались перешептывания: «Шмыга… Титов… Шмыга… Титов…» Я выбегала из одного магазина, шла в другой, и там начиналось почти то же самое… Я старалась, как могла, изменять свою внешность, не снимала очков, надвигала на лоб шляпку, но это не всегда помогало, так как в те годы я часто выступала по телевидению и мое лицо было достаточно узнаваемым. Да и кино добавило мне популярности, когда я снялась в «Гусарской балладе».
Легенда о наших каких-то особых отношениях приняла если не космический, то почти планетарный масштаб. Я поняла это, когда в очередной раз приехала вместе с Юрой Богдановым на гастроли в Болгарию — петь в спектаклях Софийского музыкального театра. Дело в том, что в Болгарии у меня было много друзей. В один из прежних моих приездов сюда меня познакомили с молодым болгарским поэтом Банчо Бановым, который принялся за мной ухаживать. И не просто ухаживал, а вдруг однажды предложил мне свои руку и сердце, хотя знал, что я замужем.
Естественно, я не могла воспринимать его слова серьезно, пока Банчо не позволил себе прямо-таки «экзотический» поступок. Юра Богданов «охранять» меня тогда не мог, потому что, как только мы приезжали в Болгарию, он сам сразу попадал «в полон» к своим многочисленным друзьям, таким же заводным, компанейским. Я видела его только на репетициях да на спектаклях.
А позволил себе Банчо следующее. Однажды он уговорил меня заехать к нему домой — посмотреть, как он живет. До этого я никогда не бывала у него, знала только, что он сын известного болгарского генерала. А тут, буквально за несколько часов до отлета все-таки решилась заглянуть к нему ненадолго — было уже неудобно постоянно отказываться. Пришла, и вдруг Банчо запирает входную дверь на ключ и заявляет, что не выпустит меня, пока я не соглашусь остаться в Болгарии. Мне скоро надо уезжать на аэродром, а я сижу взаперти. Ситуация просто идиотская. Пришлось отбросить светскую вежливость и заявить чрезмерно гостеприимному хозяину напрямую: «Банчо, это же не метод завоевывать женщину. У нас так не поступают и женщин не похищают. Да и у вас здесь не Восток, хотя вы и близко от него…» В общем, все кончилось благополучно — меня отпустили с миром, и я вернулась в Москву.
Приезжаю я в Софию в очередной раз и вижу, что Банчо не хочет со мной даже разговаривать. Ничего не понимая, спрашиваю у своей хорошей знакомой Лиляны Кашлуковой, замечательной певицы: «Лиляна, что произошло? Почему Банчо со мной не разговаривает?» — «Не знаю. Кажется, он на тебя за что-то обижен». Стала думать — что же такого обидного я сказала или сделала ему? Тот случай с неудавшимся «штурмом» закончился мирно. А больше ничего такого обидного для Банчо я за собой не знаю…
Не выдержала и решила сама спросить его: «Банчо! В чем дело?» — «Ах, ты еще и спрашиваешь! Выходить замуж за Титова можно, а за меня нельзя!» — «Какой Титов?! Я видела его только раз!..» Объяснила, что я как была замужем за Канделаки, так и остаюсь… Не знаю, что там думал обо всей этой выдуманной истории импульсивный поэт, но я поразилась тому, как быстро в наше время работает «испорченный телефон»… Потом, в следующие мои приезды в Софию, Банчо со мной уже не встречался — видимо, так и не мог простить мне моего пусть мифического, но «коварства». Друзья мне сказали, что он вскоре женился… Я мысленно пожелала ему счастья, потому что был он человек очень интересный, симпатичный…
Что же касается истории о нашем мифическом романе с Титовым, то она, наверное, надоела не только мне, но и Герману Степановичу. И подтверждение этому — наша вторая встреча, еще более мимолетная. С Володей Шишкиным и моим концертмейстером Анной Левиной мы должны были выступать в каком-то концерте в знаменитом зале Политехнического музея. Приехали туда, поднимаемся по лестнице, и вдруг я вижу, что навстречу спускается невысокого роста человек с очень знакомым лицом. Да это же сам Титов! Видимо, от неловкости или оттого, что нам обоим осточертела эта сплетня, но мы даже не поздоровались — каждый пошел своей дорогой: я — на концерт, а Титов — к выходу.
Я сказала Шишкину: «Володя! Смотри, вон Титов пошел». — «Где? Как? Этот невысокий парень — Титов? И это за него тебя просватали?!» Внешне Титов действительно не бросался в глаза — ведь тогда при отборе в космонавты были ограничения по росту и весу, чтобы можно было разместиться в тесной кабине космического корабля. Зато потом Герман Степанович стал видным, очень представительным генералом…
Из космонавтов более-менее близко я была знакома с Павлом Романовичем Поповичем, потому что Космонавт был любителем оперетты и часто бывал в нашем театр Очень веселый, общительный, он приходил к нам за кулисы, вел себя просто, со всеми разговаривал, шутил — в общем, был в театре своим человеком.
Еще одно из воспоминаний, связанных с космической темой. Были мы с группой наших актеров на гастролях и оказались в каком-то из городов неподалеку от знаменитого Байконура. Отыграли свой концерт, вернулись в гостиницу и собрались все, а было нас человек шесть-семь, у меня в номере поужинать. Вдруг раздался стук в дверь. Я крикнула: «Войдите!»
Дверь открылась, и, прежде чем мы смогли рассмотреть, кто же там за ней, на середину комнаты полетела целая копна цветов, степных тюльпанов, буквально заваливших мой небольшой номер. А потом уже вошли двое военных. Один — высокий красавец генерал, похожий на молодого Рокоссовского, другой — полковник, пониже ростом, тоже привлекательный, с очень интеллигентным лицом. Слышу: «Татьяна Ивановна! Разрешите? Ну хоть пятнадцать минут можно посидеть с вами?» Оказалось, что мои гости приехали прямо с Байконура, где в степях и собрали эту груду цветов.
Конечно, я пригласила их присоединиться к нашей компании. Они пристроились к небольшому столику, до стали какую-то бутылку, налили из нее в рюмочки… Вообще-то я не пью, но тут после столь эффектного появление моих гостей отказываться было как-то неудобно. Чтобы не обижать их, я взяла свою рюмочку, сделала глоток и… Боже, что со мной началось! Чувствую, что сейчас тут же и умру среди этих цветов, так что и венков никаких не потребуется…
Военные ведь не предупредили меня, что́ именно они налили в рюмку. Наверное, подумали, что раз артистка, то привычная ко всему. А я… Знала бы — ни за что бы не стала даже пробовать. В общем, гости мои испугались не на шутку. Один из них бросился ко мне, стал трясти:
— Татьяна Ивановна! Что с вами?
Едва отдышавшись, я спросила его:
— Что это такое было?
