яркая сценическая внешность, драматический дар снискали ему заслуженное признание не только поклонников оперетты, но и ценителей оперы — Юрий Веденеев сейчас еще и солист Большого театра. А со Светланой Варгузовой у них очень давно сложился на редкость удачный дуэт, который до сих пор пользуется большой популярностью у публики. Они много выступают и в спектаклях, и в концертах. Выглядят они на сцене просто великолепно, особенно в классических опереттах: Юра во фраке, Света в роскошных туалетах героинь…
Почти в одно время с «Конкурсом красоты» мы выпустили спектакль «Белая ночь», как тогда говорили, «датский» — к определенной, важной для страны дате, в данном случае к 50-летию Октябрьской революции. Спектакль необычный для нашего театра. Необычный и по средствам художественной выразительности, и по тематике: многим тогда казалось, что тема революции, борьбы с царизмом не имеет к оперетте никакого отношения, что это больше подходит для музыкальной драмы, а не для музыкальной комедии.
Действительно, «Белая ночь», написанная Т. Хренниковым по либретто Е. Шатуновского, не была разновидностью музыкальной комедии. Это произведение сложное, многоплановое, и авторы назвали свою «Белую ночь» «музыкальной хроникой».
Сейчас, по прошествии стольких лет, когда многое видится уже по-другому, можно сказать, что хотя «Белая ночь» и ставилась к юбилею революции, то есть была как бы политическим заказом, но по своей атмосфере спектакль был не формальным, не данью тогдашней идеологии — он получился искренним. А сколько он выявил актерских возможностей! Какие необычные для многих из нас были роли, которых прежде мы не исполняли! И режиссерски Г. П. Ансимов решил «Белую ночь» очень интересно.
Роль императрицы Александры Федоровны очень хорошо играла Татьяна Санина, в роли Керенского выступил Алексей Феона… И уж вовсе непростая задача встала перед Вячеславом Богачевым — он играл в одном спектакле сразу и Николая II, и простолюдина, мещанина Пропотеева. Вряд ли надо объяснять, что значит для актера играть за один вечер сразу две роли, причем столь полярные — мерзкого мужичка, слизняка Пропотеева и императора, человека из другого мира, человека другого уровня, другой судьбы. Перевоплощаться в ходе спектакля трудно — это особый дар. Для Вячеслава Богачева тогда это была первая по-настоящему серьезная работа, да еще такая необычная. Ведь после того как Канделаки пригласил его, молодого актера Театра имени Ленинского комсомола, к нам, Слава в основном играл обычных парней в разных спектаклях. Потом в «Поцелуе Чаниты» он исполнил небольшую роль полицейского Кавалькадоса, которую до этого блистательно играл В. И. Алчевский. Слава сыграл ее так, что сразу был признан всей труппой как замечательный актер. И вот теперь ему поручили такое… Справился Богачев со своей задачей прекрасно… Кроме него, Николая II и Пропотеева исполнял в «Белой ночи» и Николай Каширский. Он тоже был хорош, но играл совсем по-другому Да, собственно, так и должно быть: каждый настоящий актер — это прежде всего индивидуальность.
Одной из самых больших удач в спектакле «Белая ночь» стала роль Распутина в исполнении Александра Горелика. Тогда все были единодушны во мнении, что это лучшая его роль. В драматическом плане она была сделана потрясающе. Я уже говорила, что Саша был очень хороший актер, причем драматическое начало ему было наиболее близко.
Драму людей определенного круга, честных, преданных России, но не принявших революцию, олицетворяла в спектакле аристократка Долли, Дарья Ланская, роль которой исполняла я. Роль пусть и небольшая, но я ее очень любила и всегда выходила играть с особым настроением: было в ней нечто такое, что привлекало меня к моей героине, интересовало, располагало. Работая над ролью Долли Ланской, я словно погружалась в другой мир, в особую атмосферу той эпохи, в другую жизнь. Иным было все: и образ мыслей, и манеры, и костюмы… Почувствовать свою Долли мне помогала и музыка Хренникова — особенно красив был у меня в «Белой ночи» романс «Глядела б на тебя». Ну и, конечно, помогала мне Риза Осиповна с ее всегдашним чувством «духа эпохи», «духа спектакля». Из самых обычных материалов, из каких-то старых платьев она делала невероятно стильные блузы с воротниками особого покроя, красивые кружевные накидки. И в этих кружевах я ощущала себя почти блоковской Незнакомкой, как назвали мою Долли в одной из рецензий. Не знаю, насколько мне это удалось, но именно в такой стилистике мне и хотелось сыграть свою героиню. И я порадовалась, что рецензент почувствовал это.
В 1972 году театру предстояли зарубежные гастроли — в Чехословакию, где мы должны были играть в Праге, Брно и Братиславе «Фиалку Монмартра» Кальмана, «Девичий переполох» Милютина и обозрение «Оперетта — любовь моя». Первые два спектакля шли у нас еще во времена Туманова и Канделаки. При Ансимове эти оперетты были поставлены снова, и очень удачно. В «новой» «Фиалке» я пела теперь Нинон, а в «Переполохе» у меня была роль Марфиньки. Этот спектакль получился у Ансимова веселым, с истинно русским народным колоритом, что и определило его выбор для гастрольной афиши. Естественно, что собирались мы в Чехословакию с особым настроением, — все-таки первая поездка театра за рубеж, да еще почти в полном составе. (Эта поездка оказалась и последней.) Принимали нас везде хорошо, спектакли шли с успехом, страна удивительно красивая… Казалось бы, живите себе да радуйтесь.
Но в театре все было не так просто. Даже несмотря на успехи, атмосфера в коллективе становилась все хуже и хуже. Работать в такой напряженной обстановке было трудно. Согласившись возглавить наш театр после Канделаки, Ансимов оговорил при этом с Фурцевой условия: он считает, что труппа укомплектована неправильно и надо менять ее состав. Министр культуры дала новому главному режиссеру карт-бланш.
И вот, придя к нам, Ансимов принялся увольнять актеров. В результате из театра не по своей воле ушло более двадцати человек. Ушли Ада Нечаева, Лиля Панкова, Нелли Крылова, Вера Чуфарова… Правда, их пообещали трудоустроить — кого на радио, кого в другие театры. Например, Любовь Фруктина, с которой я училась вместе в институте, очень хорошая, острохарактерная актриса, единственная такая на нашем курсе, ушла в Театр Сатиры… Вроде бы без работы не остался никто, но сколько за этим было сломанных актерских, да и человеческих судеб… На смену уволенным Ансимов принял в труппу молодежь, своих учеников. Не могу сказать, что эта замена была во всем удачной — среди молодых были разные: и очень интересные, перспективные актеры, и обычные.
Новый руководитель сразу разбил театр на два лагеря — это «мои», а это «не мои». С Г. П. Ансимовым мы вместе когда-то учились в ГИТИСе, правда, я была на курс младше его. Поначалу, когда он пришел в театр, у нас были нормальные отношения. Он обращался ко мне просто по имени: «Таня!», я ему, естественно, отвечала: «Георгий Павлович!» Но постепенно, приглядываясь к его поведению, к тому, как он относится к актерам, я поняла, что он не любит их. Придет в театр и, если не доведет кого-нибудь своими замечаниями, придирками до слез, не может начинать репетицию. Я не могла видеть такое в нашем, прежде столь дружном коллективе и однажды не сдержалась, высказалась. И как реакция — не давать Шмыге ролей. Не хотелось бы вспоминать в подробностях о том времени — дело прошлое. Жаль только, что тогда по нескольку лет у меня не было премьер, были простои. Именно в те годы, когда и опыт есть, и силы, и желание работать. Простои — это потерянное время, потерянные, несыгранные роли, о которых мечталось…
Характер нашего главного режиссера постепенно стал сказываться и на его творчестве: из спектаклей уходили теплота, человечность, они становились жесткими… Я считаю, что своим отношением к людям, своим стилем поведения, своими, прошу прощения за это слово, интригами этот, бесспорно, очень одаренный человек сам разрушил собственный талант. За почти двенадцать лет руководства нашим театром отношения между Ансимовым и группой настолько осложнились, что в какой-то момент терпение коллектива лопнуло и на собрании актеры высказали своему главному режиссеру все, что накопилось за эти годы, и настояли на том, чтобы он ушел… Ансимова перевели опять в Большой театр…
Парижские мотивы
Весной 1976 года мне предстояла поездка во Францию в составе туристической группы, в которую входили артисты разных московских театров. До этого я побывала там уже дважды. Впервые я увидела
