создания подготовительных этюдов, сколько о бумаге на текущие расходы, для повседневных записей, в которых Леонардо фиксировал постоянно возникавшие у него новые идеи, буквально роившиеся в его голове. Он надеялся, что когда-нибудь сможет довести их до стадии реализации. Предположение о нехватке бумаги у Леонардо основывается на том, что для изготовления записной книжки он однажды использовал страницы судебного регистра, датированного декабрем 1489 года, для чего каждую из этих страниц разрезал на несколько частей и на лицевой стороне получившихся в результате этого листочков записывал фарсы и фацеции, заимствованные из обожаемой им народной литературы. Всю свою жизнь он собирал короткие, популярные в народе истории, зачастую скабрезного содержания. Особенно он ценил такие, в которых подвергалось осмеянию духовенство. Эти короткие двусмысленные рассказы,
Он обожал игру слов, игру ума: на двух сторонах листа большого формата Леонардо да Винчи умудрился записать 154 ребуса! Изобретательность автора этих на скорую руку нарисованных пиктограмм вызывает восхищение. В них Леонардо предстает светским шутником, критиком общественных нравов, составителем тонких по смыслу загадок, до которых итальянцы были весьма охочи. Он забавляется, глядя, как придворные, пытаясь опередить друг друга, бьются над поисками ключа к его загадкам.
Желая поразвлечь общество, он сочиняет свои знаменитые загадки-пророчества. В его записных книжках они иногда сопровождаются ремаркой: «Произноси это, словно пребывая в исступлении, в состоянии безумия, умственного расстройства». На основании этого некоторые делают предположение, что пророчества Леонардо должны были декламироваться тоном, пародирующим экстаз или
Вот несколько примеров: «Много таких, кто режет свою мать, выворачивая ей кожу». Речь идет о метафоре, означающей пахарей… «Люди будут жестоко бить тех, кто обеспечивает их существование: они будут дробить зерно… Кто лучше поработает, того больше будут бить, отбирая у них детей, которых разобьют, сдирая с них кожу: это ореховые деревья, с которых шестами сбивают плоды…» Или короткие истории наподобие этой: собака дремала на бараньей шкуре. Одна из ее блох, учуяв запах овечьего жира, решила, что здесь ей будет лучше и сытнее и к тому же ей не станут угрожать клыки и когти собаки, от которой она питалась. Недолго думая, она покинула собаку и стала пробираться сквозь овечью шерсть, но сколько ни старалась, всё было тщетно, ибо шерстяной покров был столь густым и плотным, что сквозь него было не добраться до кожи. Окончательно выбившись из сил, измученная блоха хотела вернуться к собаке, но та уже ушла. Раскаивающаяся и горько плачущая блоха была обречена на голодную смерть…
Подобного рода басни и загадки свидетельствуют об интересе к природе, нетипичном для той эпохи, но только не для Леонардо. Порой он доводил до слез свою придворную аудиторию, демонстрируя одинаковое отношение к людям и животным. Делал ли он это сознательно? Может быть, он не просто хотел развлечь двор, но позволял себе морализаторство? Читая его басни и загадки, невольно приходишь к такой мысли. В них сквозит, и порой нарочито, своего рода «экологическая» нотка.
Правда, в записанном виде эти забавные истории теряют свою остроту, тем более что они далеко не равноценны по качеству. Некоторые из них очень вульгарны, скабрезны, тогда как другие несут в себе большой сатирический, главным образом антиклерикальный заряд, и лишь отдельные
В записных книжках Леонардо вперемешку представлено всё, что интересовало его: артиллерия, новые модели бомбард, заметки по механике и архитектуре, эскизы портиков и праздничных украшений, проекты ведения подводной войны, рисунки животных, шаржи, головы и тела монстров, профили красивых молодых людей, поразительно точные, детальные рисунки цветов… Зато в них не встретишь заметок личного плана: Леонардо да Винчи никогда не доверял словам и старался избегать литературщины. Его стиль исключительно сух, безыскусствен и лаконичен; он обращается с ним умело и бережно, подобно тому как ремесленник пользуется своим инструментом.
Главное место в его записных книжках занимает то, что сегодня называют его мечтами о машинах. Правда, по мнению историков, его чертежи и наброски являются не чем иным, как простыми заимствованиями: эти идеи тогда, что называется, витали в воздухе… Увлекались то одним, то другим, и каждый в своем уединении пытался найти подход к решению проблемы, занимавшей умы многих.
Ни одна из спроектированных Леонардо машин не была сконструирована. Нет даже сведений о том, что предпринимались попытки реализации его идей. Они так и остались химерическими проектами. Впрочем, ни одна из его разработок так и не была доведена до конца. В своем незавершенном виде они лишь служат свидетельством о размышлениях автора; в принципе, вероятно, можно было найти методы и средства для их завершения, однако сами записные книжки были открыты слишком поздно (первые из них — в конце XIX века, последняя — лишь в 2000 году), когда все проектировавшиеся им машины уже были сконструированы другими, так что нет никаких оснований говорить о приоритете Леонардо да Винчи.
С его изобретениями связаны и курьезные истории. В 1960 году на обратной стороне листа 133 «
Хотя Леонардо и стремился «продать» свои таланты военного инженера и архитектора герцогу Миланскому, его и здесь, как и во Флоренции, признавали главным образом за мастерство портретиста — частный портрет тогда входил в моду. Еще со времен Филиппо Липпи Церковь начала сдавать позиции в качестве единственного заказчика, диктующего свои условия. Живопись оставалась «книгой для неграмотных», источником, из которого простой народ черпал сведения по Священной истории, но знать уже давала художникам заказы, руководствуясь исключительно собственными вкусами, вне связи с религией. Даже представители буржуазии решались заказывать у модных художников сюжеты, не связанные с религией. Ранее же церковники детально регламентировали всё, вплоть до композиции заказанного произведения.[23]
Лодовико Моро, столь же тонкий, сколь и изощренный политик, безумно влюбился в некую прекрасную юную особу, Чечилию Галлерани. Понимая, что всё проходит, он решил обмануть время, навечно зафиксировать мгновение этой великой красоты и столь же великой любви. Леонардо мог оказать ему такую услугу. Как автор
Чечилия Галлерани действительно была великолепна. Поэтому Леонардо, игнорируя показную мишуру и прикрасы, все эти традиционные ухищрения придворных красавиц, отдает предпочтение естественной красоте. Он решает изображать модель без каких-либо украшений. Перед нами на картине предстает молодая девушка в непорочной красоте своих семнадцати лет, в позе, исполненной сдержанности и целомудрия. Ее внимание привлечено неким событием, происходящим за пределами картины, куда и обращено ее на три четверти повернутое лицо. На руках она держит белого горностая, внимательно смотрящего туда же, куда обращен и взгляд его хозяйки. Зверек находится в состоянии напряженного ожидания, готовый отреагировать на любое развитие событий.
Дама и горностай словно сливаются воедино, между ними воистину трогательное, символическое единодушие. С нежным, добродетельным, сияющим выражением лица Чечилии перекликается безупречная белизна животного, про которого говорят, что он предпочитает пленение и смерть грязи отвратительной норы. Горностай служит также символом умеренности. Вспоминая об этом произведении Леонардо, говорят
