помощью передать атмосферу, царившую тогда в Риме.
Леонардо повстречался в Риме и с Аталанто, служившим тогда интендантом папских мастерских. Видимо, с ним он занимался акустическими экспериментами. Оба они были хорошими музыкантами. Хотя прошло много времени с того знаменитого музыкального конкурса в Милане, они по-прежнему любили на пару помузицировать.
В конце 1514 года произошла неожиданная встреча Леонардо с одним из его братьев — Джулиано, вторым сыном
Самим образом своей жизни Леонардо удивляет, приводит в недоумение, раздражает окружающих. Многообразие его занятий интригует как самого папу, так и папский двор в Ватикане. Леонардо ведет беспорядочную, своенравную жизнь, живя одним днем. Сетуют на его безответственность, неспособность выполнять полученные заказы, завершать начатые работы. Его обвиняют в том, что он разлюбил искусство, забросил его ради науки… Он отказывается от всех заказов, чтобы всецело посвящать себя удовлетворению собственной любознательности, и этого ему не прощают. Результат не заставляет долго ждать себя: больше никаких заказов Леонардо и, после отъезда Джулиано, никаких денежных выплат. Забывают даже заплатить ему то, что должны. Протестовать бесполезно.
Увлечение Леонардо воздушными потоками, бурями достигает апогея. Он теперь рисует исключительно вихри, водовороты, наводнения. Это тревожит Мельци. Видимо, это даже еще больше, чем физическая слабость и болезнь Леонардо, обескураживает и Салаи. В Бельведере царит мрачное настроение. Леонардо после болезни, во время которой он заглянул в бездну, утратил определяющий элемент своей жизнерадостности, своей возобновлявшейся каждое утро энергии. В значительной мере утратил свою силу. Свою потрясающую жизнестойкость.
Впрочем, следует напомнить, что водные стихии всегда пленяли его. Его неудержимо влекло к воде, и он регулярно возвращался к ней.
Салаи, по всей видимости, полагал, что исполнил свой долг в отношении Леонардо, и, в свою очередь, ничего не ждал от него. Считая, что мастеру недолго осталось жить, он покидает его. Это решение приходит внезапно. После стольких лет совместной жизни, в которой случалось всякое. Салаи оставляет его в Риме при обстоятельствах, далеко не идеальных, резко обрывая длинную череду дней, проведенных вместе. На протяжении двадцати лет он верно следовал за мастером, и вот теперь этому приходит конец. Салаи возвращается в Милан, где намерен построить дом на месте виноградника Леонардо. Однако ему не суждено будет долго наслаждаться жизнью: он умрет зимой 1523 года.
Мы не знаем, какие чувства переполняли Леонардо, когда он узнал об этом дезертирстве. Страдал ли он, или, быть может, предполагал подобное завершение многолетней связи? Как бы то ни было, больше он ни разу не упомянет этого красивого «дьяволенка», занимавшего столь большое место в его жизни. Лишь спустя несколько лет, во Франции, в свой смертный час он включит его в завещание, передав ему скромную долю своего наследства.
С Леонардо остались последние верные ему люди — Баттиста да Вилланис, преданно служивший ему еще в Милане, и обожаемый Франческо Мельци, решительно связавший собственную судьбу с судьбой этого великого человека. Не случайно он был встревожен тяжелыми мыслями и странными рисунками Леонардо, этими водоворотами, грозовыми бурями и вихрями, постоянно воспроизводившимися им на бумаге. Это было своего рода предощущение бездны. Действительно, беда не приходит одна, и несчастье следовало за несчастьем. Леонардо запирается в своей лаборатории, занимаясь изготовлением таинственных инструментов и странных травяных экстрактов, много пишет в своей зеркальной манере, используя нечитаемые анаграммы, режет трупы… Все его занятия приводят в недоумение окружающих, задающихся вопросом: что за странные наклонности у этого человека? Не являются ли его ученые занятия лишь предлогом? Но предлогом для чего? Увлечение Леонардо анатомией тем более представляется странным, что в ту эпоху большинство даже профессиональных врачей считали анатомические исследования лишними. А ведь у Леонардо уже не было покровителя… Джулиано уехал, а никто другой не возьмет на себя труд защищать его. Мало что изменилось и после возвращения Джулиано из Франции летом 1515 года. Джулиано был слишком слаб и болен, чтобы отстаивать интересы своего протеже. Едва возвратившись, он тут же удалился в монастырь Фьезоле для лечения. В действительности же — умирать. Из Фьезоле он больше не воротится.
Леонардо тоже чувствовал себя неважно. На сей раз его мучила не малярия, хотя в те годы жители Рима никогда не находились в полной безопасности от этой болезни. По некоторым сведениям, он страдал туберкулезом — той же болезнью, которая свела в могилу Джулиано Медичи. Другие говорили даже об апоплексии. При этом, как единодушно свидетельствуют современники, Леонардо по-прежнему уделял много внимания гигиене и здоровому питанию: не переедал, употреблял только растительную пищу, избегая каких бы то ни было гастрономических излишеств, и в первую очередь алкоголя.
Итак, летом 1515 года Леонардо не рисует ничего, кроме потопов и водоворотов. Он словно зациклился на них, наблюдая за движением воды. Он сравнивает ее с человеческими волосами, мускулатурой плеча и шеи, которая, в свою очередь, напоминает ему систему корабельных снастей и парусов. Он мыслит исключительно аналогиями и ассоциациями: кости человеческого тела уподобляет скалам, а кровеносную систему — рекам; волосы же с их завитками ассоциируются у него с листвой деревьев и цветками…
Леонардо без труда переходит от занятий наукой к искусству — и наоборот. Однако не находит в этом удовлетворения. Не болезнь ли внушает ему образы водоворотов и вихрей? Во всяком случае, с того момента, как парализовало его правую руку, которой он писал кистью и красками. Впрочем, в свидетельствах очевидцев нет единодушия: одни утверждают, что была парализована правая рука; другие — что вся правая половина тела. А может быть, паралич медленно прогрессировал в период с 1515 по 1519 год?
У Леонардо была еще одна, возможно тайная, причина для огорчения: в начале 1514 года умер Браманте, вероятно, единственный представитель художественного мира Рима, которого он мог считать своим союзником. Среди многочисленных деятелей искусства, собравшихся в Риме с начала понтификата Льва X, были три величайших гения той эпохи, и каждый из них готов был заступить на место покойного Браманте: Рафаэль, Микеланджело и Леонардо да Винчи. Похоже, что наибольшие шансы имелись у Леонардо, поскольку он с большим основанием мог претендовать на должность архитектора.
И Джулиано ходатайствовал за него перед своим братом. Однако Лев X явно не доверял Леонардо. Словно бы нарочно, он тянул с назначением преемника Браманте, чтобы в конце концов поручить это ответственное дело Рафаэлю, своему любимому живописцу.
То, что папа выбрал Рафаэля в преемники великому архитектору, убедительно свидетельствует о том, какие жестокие интриги разворачивались тогда вокруг папского престола. Сам папа следующим образом объяснил, почему отверг кандидатуру Леонардо и отдал предпочтение Рафаэлю: «Увлекшись изобретением новых машин для облегчения человеческого труда и изготовлением мазей для ускорения роста ногтей или придания мужской силы незадачливым любовникам, Леонардо, определенно, забудет, что целью его работы является возведение, как можно скорее, собора Святого Петра…»
Рафаэлю уже за тридцать. Он в самом расцвете сил. Поскольку предпочтение отдано Рафаэлю, Микеланджело, этот несчастный титан, ослепленный завистью и пожираемый роковыми страстями, теперь ненавидит Рафаэля так же, как прежде ненавидел Леонардо.
Получив назначение, Рафаэль тут же объявил концепцию Браманте нелогичной и принялся искажать
