готовиться к наступательным операциям еще невиданного масштаба. Нам, политработникам, надо будет воспитывать солдат, закалять их души, повышать идейность, моральный и боевой дух армии. Каждое наше подразделение, каждая огневая точка должна стать Сталинградом в миниатюре. Весь этот период мы должны учить бойцов усваивать уже накопленный опыт… Учеба, учеба и учеба! Политическая, пехотная, противотанковая, снайперская, какая хотите. Учиться, пока есть время. Уметь отражать атаки, отсекать пехоту от танков, бить их всеми средствами, штурмовать оборонительные узлы. Штучки у нас для этого припасены получше, чем в прошлом году. Ими надо уметь пользоваться. А мы, политработники, должны постараться, чтобы боец не только владел в совершенстве оружием, но и знал, зачем это оружие ему дано. По поводу вопросов, которые я сейчас затронул, мы еще будем беседовать со всеми. На днях в политотделе армии предстоит совещание. Ну-с, а теперь… — Колпаков расправил бороду ладонью снизу, выставил ее вперед, как лопату, смягчил продолжительною официальную беседу доброжелательной улыбкой. — Теперь желаю удачи… Вы, я вижу, озадачены?
— Есть немного, товарищ генерал, — ответил Алексей.
— Ничего. Привыкнете.
— Товарищ генерал, разрешите узнать… Как с теми двумя перебежчиками? — спросил Алексей. — Ведь это тоже наши первомайские трофеи.
— Ах, да… Конечно. Кажется, наш народ. Одного мы передали в штаб армии. Уже помогает составлять листовки и обращения. Приглашает поименно своих однополчан последовать его примеру. Правда, насчет пребывания в компартии приходится пока верить на слово. Как бы ни было, мы не должны забывать, что перед нами две Германии.
Алексей сказал:
— Мне думается, наш народ никогда не забывал об этом. Разрешите идти, товарищ генерал?
— Идите.
Колпаков крепко сжал руку Алексея.
— Все-таки вы теперь ко мне ближе, а? — весело усмехнулся он.
— Ваша взяла, товарищ генерал, — шутливо ответил Алексей.
Он взял конверт с приказом и направлением, отдав честь, вышел из кабинета.
Часть седьмая
После предварительных летных испытаний Виктор и Родя Полубояров получили наконец назначение в свой авиаистребительный полк. Эта радость стоила им больших волнений и хлопот — ежедневного хождения в отдел кадров, писания многочисленных рапортов, настойчивых визитов к старому ворчливому полковнику, начальнику отдела кадров.
Виктор уже намеревался пробиться к самому генералу, по слухам очень добродушному, веселому и любившему летчиков-истребителей, как вдруг все решилось само собой. Как оказалось потом, все зависело от одного майора, занимавшего в цепи военных и штабных инстанций совсем скромный, малозаметный пост. Он оказался сговорчивым и в первую же разнарядку на Центральный фронт включил Виктора и Родю, вручил им предписания для явки в авиационное хозяйство полковника Чубарова, или, как называли его в полку, «бати».
И тот самый полковник, который прежде выгонял резервистом, клянчивших, чтобы их поскорее послали на фронт, грозивший гауптвахтой и арестом за подрыв дисциплины, без всяких колебаний подписал предписания, не глядя на стоявшие в них фамилии.
Двадцатого мая ранним утром Виктор и Родя вылетели на военном транспортном самолете из Москвы в Курск и через три часа вышли из самолета на аэродроме вдали от города. Штаб Центрального фронта располагался где-то в районе Курска, в селе, и его надо было искать.
— Куда мы теперь, товарищ Герой Советского Союза, будем пикировать? — спросил Родя, сбивая на затылок пилотку и подбрасывая на плечо тощий солдатский мешок, в котором, помимо двух пар белья и двухдневного воинского пайка, ничего не было.
— Вдовушек искать, как в Чкалове, — съязвил Виктор и смешливо покосился на друга.
Родя невозмутимо сплюнул сквозь зубы, кинул в рот из пачки «Беломора», полученной в московском резерве, папиросу, сказал небрежно:
— А хоть бы и так. Вы, товарищ старший лейтенант, вижу, постную жизнь решили вести, а я держусь другого угла прицеливания. Насчет вдовушек вы напрасно иронизируете. Клавочка Снегирева, наша общая чкаловская знакомая, оказалась очень значительным объектом… В этом мне позволено было убедиться…
— Не хвастай, Родион, — остановил приятеля Виктор. — Ты серьезно говори, куда мы направим стопы?.. В город, что ли?
Они стояли среди пыльного, совершенно открытого аэродрома, вокруг которого всюду густо торчали дула зениток. На гладкую, широкую площадку со сбитой, вытоптанной травой поминутно садились транспортные машины, а с дальней — длинной, как степной голый большак, с ревом и жужжанием взмывали длинноносые «яки» и похожие на резвых голубков «Лавочкины».
— Эх! — восторженно вырвалось у Виктора. — Вот он где, простор. Сразу чувствуется — прифронтовое небо… Вон, кажется, автобус отъезжает в город. Побежим, Родион.
— Нажмем! — крикнул Родя.
И друзья, придерживая походные мешки, трусцой побежали к лощинке, где у целого поселка землянок, свежевырытых капониров и щелей стоял, нетерпеливо подрагивая, автобус.
— Куда? — подбегая, спросил у шофера Виктор.
— В Курск, — ответил шофер. — Садись.
Виктор и Родя живо залезли в переполненный офицерами автобус. Машина рванулась и понеслась по вьющейся по извилинам балки недавно наезженной дороге, подпрыгивая на рубчатых промоинах. Было по всему заметно: возле аэродрома не позволяли задерживаться ни одной машине, ни одной лишней демаскирующей точке…
Автобус доставил летчиков на Ленинскую улицу, горбато спускающуюся вниз. Виктор и Родя вышли, огляделись. Развалины домов утопали в пышной зелени. Тяжелые гроздья сирени свешивались через заборы, воздух был полон ее сладкого аромата. На солнце кое-где отсвечивали старинные маковки уцелевших церквей. Улицы были малолюдны и тихи.
— В комендатуру, что ли? — сплевывая, спросил Родя.
— Больше некуда, — ответил Виктор. — Только там нам могут сказать, где находится штаб фронта, а может быть, и нашего хозяйства.
— А вообще я такого мнения, — шагая по чисто подметенной панели, оживленно рассуждал Родя. — В полк согласно предписанию мы должны явиться двадцать третьего. В нашем распоряжении еще целых два дня. Курск, я наблюдаю, город вполне приличный, не особенно исковырянный всякими там железками. Причем, если не ошибаюсь, здесь живет моя тетя…
Виктор с усмешкой взглянул на друга.
— Чего смеешься, Волгарь? Ей-бог, у, не вру. Вернее, до войны жила… Улица Красина, дом номер… — Родя наморщил лоб. — Какой же номер… Чертово дело — забыл… Ну, да в комендатуре обязательно раскопаю. Это дело плевое.
— Я тоже задержусь здесь на сутки, — сказал Виктор, и по-юношески нежные щеки его слегка порозовели. — Мне нужно разыскать один эвакогоспиталь, повидать земляков-ростовчан…
— Понимаю, — ухмыльнулся Родя.
— Ничего ты не понимаешь, сундук.
Виктор уже давно, как только он и Родя отъехали от аэродрома и стали подъезжать к Курску,
