— Анна, я тоже такой человек, — тихо сказал он. — Я женился бы на тебе завтра, если бы мог.
Сердце рванулось в груди у Анны, но она понимала, что сейчас нельзя продолжать этот разговор.
Он сел в кресло перед камином и, усадив ее к себе на колени, стал нежно и страстно покрывать поцелуями ее руки, шею, лицо. И вот тогда Анна решилась спросить, что побудило его искать развода с Екатериной.
— Когда наша дочь была совсем маленькой, мы вели переговоры о ее помолвке с малолетним дофином. Моретт, французский посол, чинил всякие препятствия. И тут я стал понимать, что Франция не считает Мэри моей законной дочерью, потому что я женился на вдове моего брата. Сначала меня страшно возмущало это, но потом, когда все наши сыновья умирали при рождении, я стал думать, что, может быть, французы правы и что Бог наказывает меня за мой грех.
— А потом?
— Меня это сильно мучило, и в конце концов я решил посоветоваться с Уолси, с епископами, с такими учеными людьми, как сэр Томас Мор. Мор ничего мне не сказал, зато нашлись люди, утверждавшие, что я хочу отделаться от Екатерины, потому что она на восемь лет старше меня. Но теперь даже Уолси, хотя он очень предан королеве, соглашается, что я должен подумать о том, чтобы иметь наследника.
«Конечно, что для Уолси счастье женщины?» — подумала Анна.
— Последние несколько лет были для вас нелегкими, — сказала она, стараясь подогреть его жалость к самому себе. — Но теперь, когда архиепископ Кентерберийский отправился в Рим к его святейшеству, а милорд кардинал намеревается встретиться с королем Франциском, я уверена, вы скоро станете свободным.
— Свободным, чтобы жениться на французской принцессе! — скривился Генрих, успев позабыть, как страстно он добивался этого все последнее время.
— И ваша новая невеста принуждена будет жить под неодобрительным оком Испании, так же как и я? — поддразнивала она его.
Но Генрих был рад обсудить с ней то, о чем он избегал говорить даже с лордом-канцлером. Большинство людей почему-то находили этот вопрос слишком щепетильным.
— Я планирую сделать Ричмонд резиденцией королевы. Это родовое имение Тюдоров. Мы жили там с родителями еще до того, как она вышла замуж за брата Артура.
— Она не вернется в Испанию?
— Она ни за что не сделает этого. К тому же, — замялся Генрих, боясь признаться самому себе, что он бы и не хотел, чтобы Екатерина, столько лет бывшая ему опорой и верным другом, уехала, — я должен сделать все, чтобы избежать войны с Испанией, — закончил он довольно неубедительно.
— А ваша дочь, Ее Высочество принцесса Мэри?
— Мэри сможет навещать мать, — великодушно допустил Генрих.
Анна подумала, что, пожалуй, пора подвести Генриха к тому, что составляло ее сокровенное желание. Полулежа в его объятиях, она тихонько засмеялась.
— Чему ты смеешься, любимая? — спросил он, с наслаждением ощущая, как вздрагивает ее тело у него в руках.
— Ничего особенного, — смеялась Анна. — Просто вчера вечером за картами Ее Величество сказала одну странную вещь.
— Что же она сказала? — спросил Генрих, не выказывая, впрочем, большого интереса.
— Когда я выложила козырную карту и закончила игру, она заметила: «У мистрис Анны может быть только королева!»
Генрих выпустил ее из объятий. Мнение Екатерины значило для него много. Он ничего не мог с этим поделать.
— Ты хочешь сказать, что она считает это возможным?
— Не знаю, я не слышала, чтобы она выразилась именно так, — уклончиво ответила Анна.
Генрих вскочил, почти сбросив ее с колен.
— Но ведь все знают, что моя жена должна быть королевской крови, — пробормотал он в полном смятении.
Анна гордо выпрямилась и отошла в середину комнаты. По сравнению с бесформенной, коренастой и всегда унылой Екатериной, она выглядела поистине царственно. Ее прадед — купец — передал ей острый ум и живой характер. Предки со стороны матери — Говарды, Байгоды, Маубри, первейшие аристократы Англии — оставили ей в наследство породистую осанку, благородную грацию, узкие длинные пальцы, а главное, эту силу характера.
— Есть ли в мире более королевская кровь, чем кровь Плантагенетов? — спокойно спросила она, напоминая ему их общую родословную.
Никогда еще не выглядела она так великолепно. Она достойна быть королевой. Даже Екатерина считает это возможным. Две ветви дома Плантагенетов, соединившись, могут дать Англии будущего короля, на долгие времена закрепив престол за этим родом.
Генрих смотрел на Анну и все более понимал, что не расстанется с ней. Она должна быть для него не только любовницей. Она должна стать его женой и королевой.
Но Анна все еще не была уверена в нем. «Reculer pour mieux sauter» [27] было ее девизом.
— Ваша новая жена — французская принцесса — не потерпит моего присутствия здесь, — подзадоривала она его.
— Это не ее дело, — нахмурился Генрих.
— Она может оказаться не такой терпимой, как королева Екатерина. Она молода и, может быть, ревнива, — продолжала Анна, подойдя к нему близко, так, что запах ее духов волновал и соблазнял его. Ее смех дразнил и очаровывал его, а черные как ночь глаза проникали в душу. — Генри, мне лучше уехать обратно в Хевер, потому что она захочет, чтобы каждую ночь вы проводили с ней.
Он попытался поймать ее, но она ловко выскользнула из его рук.
— Ты смеешься надо мной, негодная девчонка! — закричал он, стараясь удержать ее.
Быстрая, как ветер, она без труда ускользнула от него.
Все силы ума и женского очарования собрала Анна для борьбы с неизвестной ей женщиной, французской невестой короля.
Вдохновленная неведомой силой, она в одну руку взяла подсвечник с зажженной свечой, другой подхватила шуршащую шелковую юбку и стала кружиться по комнате в сумасшедшем танце, волнующем, манящем, как пляски колдуний.
Генрих протягивал руки, чтобы поймать ее, но тщетно. Подобно фата-моргане, она каждый раз исчезала из его объятий.
— Твоя французская принцесса умеет танцевать, как я, Генри? Она может рассмешить тебя? Она будет петь тебе песни, как я? — бросала она, кружась вокруг него.
Он все-таки поймал ее, доведенный до безумия ее чарами. В его страстных объятиях она продолжала смеяться и дразнить его, уверенная в своих силах настолько, что легко решилась на рискованные слова.
— А что, если вся ее горячая любовь не возбудит тебя так, как одно мое прикосновение? — спросила она в то время, как он покрывал поцелуями ее шею и полуобнаженную грудь.
Нет, она не переоценила своей силы. Но если бы не горящая свеча у нее в руке, ей бы не удалось вырваться от него на этот раз.
— Ради Бога, Нэн, мы оба сгорим сейчас! — вскричал он.
Впервые в жизни ему приходилось бороться с женщиной, чтобы удовлетворить свои желания. И то, что он был король, на этот раз не имело значения.
— Томас Уайетт рисковал головой из-за меня, — не отступала она. — А ты, всесильный король, боишься жениться на любимой женщине, не спросив разрешения Уолси и ему подобных!
Эти жестокие слова задели его за живое, вырвав у него наконец то обещание, которого она добивалась.
— Клянусь, это не так! Дай мне только развестись, и я женюсь на тебе!
Вскрикнув от боли, он схватился за опаленный свечой подбородок. Воспользовавшись свободой, Анна,
